"В самом пекле бессмысленных лет..." (СИ)

А вот у прохожих, особенно в городе, если и было любопытство, то такое, словно они разглядывали не людей, а диковинных животных, в отношении которых можно было вообще не стесняться. Ирен ругательски ругала себя за трусость, но больше не могла принудить себя ходить за покупками с матерью или мадемуазель Дюран. Им проще, твердила себе Ирен - они обе чужие в этой стране и прекрасно знают, что своими им не стать. А вот она все время ощущала страшную раздвоенность - ни своя, ни чужая. Ей нужно, необходимо хотя бы попытаться почувствовать себя своей. Либо, на худой конец, окончательно стать здесь чужой.

Лавочник в Янаги, у которого они с матерью и с мадемуазель Дюран пару раз делали покупки, к удовольствию Ирен, не признал в ней “ту, которая приходила с иностранками”, а отнесся как к обычной покупательнице. Он благожелательно посоветовал самые лучшие сладости изо всех, какие у него нашлись и только под конец спросил, откуда она родом. Просиявшая Ирен ответила что-то про Нагасаки и, быстро расплатившись, вышла из лавочки.

А вот дальше начались неприятности. Еще у лавочки Ирен заметила, что за нею пристально следят трое очень неприятных с виду оборванцев; у одного лицо пересекала грязная повязка, закрывающая один глаз, да и двое других выглядели ненамного лучше. Ирен низко надвинула на лицо соломенную шляпу и поспешила скрыться за углом, надеясь затеряться в толпе. Однако через два квартала, перейдя маленький мостик, она поняла, что троица не выпускала ее из виду. Ирен ускорила шаг - и преследователи тоже ускорились. Они были уже совсем рядом, до Ирен донеслись их возгласы, явно адресованные ей, когда словно из-под земли рядом возник высокий молодой мужчина в опрятном, даже щегольском, светло-сером катагину(2) поверх темно-серого - “кэмпо-иро”, вспомнила она название этого цвета, - косодэ, и в плотных хакама цвета пепла.

- Я вижу, вы немного заблудились? - с изысканной вежливостью наклонился он к Ирен.

- Спасибо… немножко, - пролепетала та.

- В таком случае, могу ли я помочь? - осведомился мужчина. Его глаза словно подсмеивались надо всем, что он слышал и что говорил - нельзя было разобрать, когда он шутит, а когда серьезен. И такая же легкая необидная насмешка сквозила в его голосе - что-то было в нем от кошачьего мурлыканья. Но весь его вид был так внушителен, что преследователи сразу растеряли свой пыл - бросив пару грубых восклицаний, они повернулись и медленно удалились, то и дело оглядываясь с явным сожалением.

- Мне нужно в усадьбу Сэги Комона, - с огромным облегчением сказала Ирен. Ее неожиданный спаситель чуть поднял брови и насмешливое выражение его лица стало еще заметнее.

- Вы - воспитанница иностранцев, которые там живут, - сказал он. Утвердительно, а не вопросительно. И счел нужным пояснить: - Мне о вас рассказывал Окита Соджи. Идемте.

Именем ее он не поинтересовался и своего не назвал. Ирен ничего не оставалось как кивнуть и последовать за незнакомцем, который зашагал по улице чуть пружинящей уверенной походкой.

- Я не смогу проводить вас сам, - говорил ее спутник, - однако найдется человек, который сделает это с удовольствием. А то неровен час, снова наткнетесь на каких-нибудь бродяг.

- Они просто поняли, что я… - Ирен чуть было не сказал “не японка”, - что я не местная? Поэтому пошли за мной?

- Нет, просто увидели, что вы одна и не из этого города. Не стоит молодой девушке разгуливать одной, - ответил мужчина так, словно понял, что собиралась сказать Ирен. И снова она не могла разобрать, серьезен ее спутник или потешается над ней.

Они поднялись на небольшой холмик, где улицы были уже, а дома беднее. Ее провожатый постучался в один из домов и, поздоровавшись в ответ на приветливый кивок невзрачного человечка, сказал, что ему очень нужно переговорить с Окитой. Человечек - Ирен узнала его, это он приходил вместе с Окитой извиняться перед господином Сэги, - бросив на нее, старавшуюся спрятаться за спину самурая, любопытный взгляд, пригласил зайти, а сам торопливо засеменил к дому. Ирен зайти не решилась, да и ее спутник не спешил воспользоваться приглашением.

- Я подменю тебя в додзё, - заявил мужчина прибежавшему Оките - взъерошенному, со струйками пота, сбегавшими по лицу, в металлическом нагруднике вроде кирасы и с деревянным мечом в руках.

- Изуми-тян, что вы здесь делаете? - изумленно воскликнул Окита, едва кивнув мужчине. - Благодарю вас, Яманами-сан. Погодите, сейчас я…

Не докончив фразы, он убежал, на ходу пытаясь развязать шнурки, которые держали его нагрудник.

- Яманами Кэйскэ, - наконец-то представился ее провожатый.

- Ирен, - растерявшись от всего этого потока событий, она назвала свое европейское имя. Пару мгновений Яманами изучал ее лицо, все так же полунасмешливо-полусерьезно.

- Было бы хорошо, - задумчиво сказал он, - если бы вы передали тем иностранцам, что живут в усадьбе, что им стоит как можно скорее покинуть Японию. Ради их же собственной безопасности. Иначе кто знает, что с ними может случиться.

- Спасибо, Яманами-сан. Вы мне так помогли, - Ирен поклонилась, решив не уточнять, была ли последняя фраза шуткой, или господин Яманами говорил об опасности всерьез. Подбежавший Окита широко улыбнулся Яманами.

- Я закончил на сегодня с тренировкой, Яманами-сан. Спасибо вам большое.

- Не стоит. Всего хорошего… Ирен-сан.

***

Если бы у меня был старший брат, он наверное так же злился бы на меня, подумала Ирен, когда, шагая впереди нее по дороге, Окита в красках расписывал все опасности, которые могли подстерегать ее на дороге, в городе и на обратном пути. Узелок с покупками оттягивал руку, а на душе становилось все мрачнее.

- Вы разве не понимаете, что одной в городе… вам не место? - воскликнул Окита.

- Мне нигде нет места, - печально ответила Ирен. Окита остановился так внезапно, что она едва не налетела на него.

- Вас обижают? - впервые Ирен увидела на его лице такое жесткое выражение. Словно выглянула на миг какая-то оборотная, сумеречная сторона его натуры.

- Нет, нет, - поспешила сказать она. - Но только…

Весь рассказ о том, как сложно быть одновременно и иностранкой, и неиностранкой, и вообще непонятно кем, уложился всего в несколько фраз, Ирен даже была чуть разочарована собственной краткостью - все ее переживания этим словно обесценивались. Но Окита, похоже, совсем не считал ее слова пустяком.

- А вы хоть что-нибудь знаете о своих родителях? - спросил он.

Ирен помотала головой.

- Только о матери. Она умерла, когда мне было пару дней… Я знаю, что ее звали О-Судзу - и все.

- Моя мать тоже умерла, когда я родился, - тихо ответил Окита.

Помолчали. А потом Окита словно встряхнулся.

- Давай узелок. Ты с ним еле ноги волочешь.

- Он тяжелый, Окита-сан.

- Тем более давай. И зови меня Соджи.

С этого дня Ирен стало казаться, что у нее появился старший брат - Соджи старался не отпускать ее никуда одну, да и сама Ирен обнаружила, что каким-то образом этот юноша-самурай стал мостиком между ней и страной, в которой она так хотела стать “своей”.

Наверное, после побега в лавку ее отругали бы гораздо сильнее, если бы в в ее отсутствие в усадьбу не приехал гость - так что покупки Ирен оказались очень даже кстати. А гость, красивый широколицый человек с мягкими каштановыми бачками и светло-карими круглыми глазами, в момент завладел вниманием всех. Звали его Генри Хьюскен, и был он помощником и переводчиком американского посла Харриса.

Ирен внимала его рассказам, едва не раскрыв рот. У господина Хьюскена была настоящий дар рассказывать истории - он не пытался выпятить свою роль в описываемых событиях, но как-то чувствовалось, что именно он являлся их движущей силой. Отец слушал гостя со своим обычным вниманием, чуть наклонив набок лобастую голову и посматривая на Хьюскена из-под очков. Мама, к которой в основном и обращался господин Хьюскен, слушала его так же внимательно, но Ирен хорошо знала это мамино выражение - застывшая маска благожелательности. Когда пару раз в речи гостя проскакивало что-то вроде “что взять с дикарей” или “куда им, японцам, понять это”, лицо мамы чуть подергивалось, словно в висок ей ударяла мигреневая боль.