Дикая охота. Колесо (СИ)

========== Пролог ==========

Зима выдалась удивительно холодной и снежной. В городах жуткий мороз был скован паутинами улиц и стенами домов, а вот в маленьких деревеньках безобразничал вовсю. Детей не выпускали из приземистых деревянных избушек – изголодавшиеся волки выбрались из лесов, и по ночам заунывный вой слышался совсем рядом. Казалось, никогда не закончатся лютые метели и холода. Вечерами, у тусклых огней очагов, рождались страшные сказки. Люди молили богов о милости – не хватало дров, не хватало еды, не хватало тепла. Многих забрала та зима в свои ледяные чертоги, многих потеряли смертные среди белых вьюг…

Горвин широко зевнул, всем своим видом изображая смертную скуку, однако на мальчишку никто не обратил внимание. Другие дети расселись вокруг старой Фарны, чутко слушая ее и ловя каждое слово деревенской сказительницы, затаив дыхание – какое им дело до него, когда скрипучий голос старухи переносил их в далекие времена, к славным легендам? Закатное солнце плавно опускалось за мягкие изгибы склонов холмов, и его теплые лучи накрыли белоснежные волосы Фарны тонким платком сияния – да такого сильного, что глаза слезились, если долго смотреть. Горвин не знал, сколько уже зим пережила старуха – знал лишь, что она баяла свои сказки еще его отцу и матери и уже тогда была старой и сморщенной, словно сухая кора. Подслеповатые глаза Фарны всегда затягивались пеленой воспоминаний, когда она вечерами выходила к детворе, слоняющейся у ее крыльца в ожидании очередной истории. И хоть все ее сказки дети знали наизусть, а все равно каждый вечер у ее дома собиралась толпа. Даже старшие иногда приходили.

Горвин не любил сказку о Белой Смерти. Она была жутко скучной – ни тебе призраков в забытых замках, ни чудовищ, которые наводили ужасы на окрестные селения, ни храбрых воинов, побеждающих врага одним ударом меча… Только зима, холод, вьюги. Он знал, что Фарна сама пережила Белую Смерть и помнила ту ужасную пору, когда почти весь Фаулир вымер, и уважал старуху, как и все местные жители. Но когда она снова начинала занудствовать об этом…

Мальчик украдкой взглянул на сестру, сидящую ближе всех к старой Фарне, и с досадой засопел: Эльна явно не собиралась уходить. Глаза ее горели, а на маленьком веснушчатом личике застыло изумленное выражение. Она жадно ловила каждое слово старухи, словно слушала сказку о Белой Смерти впервые, и иногда оборачивалась к черноглазой Айше и что-то горячо шептала ей на ухо. Горвин чуть не взвыл: ну почему он должен сидеть здесь вместе с сестрой?! Он давно уже вырос, ему надоели эти детские россказни! Но мать строго-настрого запретила ему оставлять сестру одну, когда девочка убегала с подругами к дому Фарны, и Горвину приходилось слушаться. Пару раз он все-таки умудрился слинять вместе с друзьями в лес, когда старуха баяла длинные сказки – но именно в те вечера отец почему-то решал пройтись по Фаулиру и забрать детей. А потом так всыпал Горвину, что тот еще несколько дней сидеть не мог. Приходилось молча повиноваться и мечтать о том дне, когда Эльне наконец наскучат старухины сказки. Правда, судя по всему, к тому дню Горвин уже будет таким же дряхлым и седым, как и сама Фарна.

Эльна обернулась, почувствовав взгляд брата, и показала ему язык. Горвин в ответ вскинул кулак и скорчил грозную гримасу, а потом махнул рукой в сторону дома, безмолвно уговаривая сестру уйти. Девочка отрицательно покачала головой и снова повернулась к Фарне, мигом меняясь в лице – все ее озорство исчезло, а глаза вновь сияли звездами. Горвин нахмурился еще сильнее: теперь точно до нее не дозовешься… Противная девчонка. Как можно быть такой невыносимой занудой, притом еще и портить ему все планы! Нужно будет подговорить Одрена и Мальда и придумать что-нибудь, чтобы проучить мелкую. Правда, надо сразу придумать, как ее задобрить после этого – иначе побежит отцу жаловаться, а тот им уши-то повыкручивает.

Ветра зимы пришли из заснеженных лесов Гарварны, расползаясь по всему краю, словно огромный спрут с белоснежными щупальцами. Селяне ждали любой помощи из городов, будь то провиант, дрова или лекари. Последние были нужны все чаще – болезни проникали в дома вместе с холодом. Матери сидели у колыбелей, качая плачущих младенцев, и заливались слезами – дети могли так и не увидеть солнечного света и весенних цветов. Люди сходили с ума – плач волков с каждым днем слышался все ближе и ближе; иногда, в тихие ночи, звери бродили по заснеженным улочкам, и в окнах мелькали зловещие тени. Зима казалась бесконечной…

О боги, какая же скукотища…

На деревню медленно опускались сладковатые летние сумерки, пахнущие разгоряченной под солнцем землей, древесной смолой и травами, укрывающими пологие склоны. Из изумрудных кудрей садов выныривали соломенные крыши невысоких домов, над которыми тянулся бледный, едва заметный дымок. С запада Фаулир огибала мелкая речушка, по берегам которой рос густой камыш – там гнездились сойры, толстые ленивые птицы, чьи перья отлично подходили для того, чтоб делать из них оперение на стреле. Когда-то Горвин вместе с Одреном попытались найти их гнезда, чтоб забрать оттуда птенца и вырастить его – тогда бы у них был свой собственный неиссякаемый источник драгоценных перьев. Но сойры оказались крайне воинственными и, несмотря на свою неповоротливость, крайне агрессивными птицами. Домой мальчишки возвращались изодранными, мокрыми (Одрен свалился в речку, когда его атаковал особенно озлобленный сойр, и потянул за собой Горвина) и сконфуженными: в довершение всего, мерзкие птицы обгадили их и только после этого скрылись в камышовых зарослях. А дома мать отхлестала Горвина мокрым полотенцем, что тоже не прибавило ему хорошего настроения. С тех пор к камышам они с Одреном даже не приближались – вопли птиц, завидевших их издалека, напоминали издевательский хохот. Одрен, правда, все время бормотал о том, что отомстит мерзким созданиям, но пока дальше слов так ничего и не заходило.

С севера и востока к деревне подбиралась темная стена леса. Леса Гарварны были так громадны и необъятны, что даже самые отчаянные ребята Фаулира не решались пересечь его. С каждым годом лес разрастался, а чащи его становились все дремучее и непроходимее. Горвин взглянул на кромку леса, чернеющую за силуэтами домов, и ощутил привычные мурашки, появляющиеся всякий раз, когда его взор впивался в гряду деревьев. Вот уж где настоящие страшные сказки!.. Кто знает, какие чудища обитают в диких уголках Гарварнского леса? У старухи Фарны была одна такая сказка, о страшных духах, живущих на болотах, в заросших оврагах и темных прудах. Мальд, правда, хохотал ему в лицо, когда Горвин предложил ему поискать следы зловещих существ в лесу – он не верил в старухины легенды. А самому идти в чащобу было все-таки боязно, хотя часть леса близ деревни они уже знали как свои пять пальцев. Но дальше забредать не решался никто. Горвин проводил взглядом птицу, метнувшуюся под сень ветвей и скрывшуюся из виду. Однажды он уговорит друзей забраться далеко в Гарварнский лес. Или сам пойдет. Не маленький уже.

Слишком долго страдали смертные, слишком много забот выпало на их долю. Если бы в них остались силы и вера, они бы смогли увидеть, как прекрасен был зимний лес. Кружевные узоры инея на паутинах ветвей переливались всеми оттенками радуги под лунным светом. Белоснежные сугробы скрывали землю под пушистым, мерцающим одеялом – а как хороша была зимняя ночь… И словами не передать. Но люди не видели. Они видели лишь холод и мрак беспросветной, холодной ночи.

Голос старухи был тихим, но ее слушали так внимательно, что рассказ слышали даже прислонившиеся к плетню старшие. Среди них стояла и Келена, вполголоса переговаривающаяся с Гриной. Высокая, изящная Келена была старше Горвина на один год, и в свои четырнадцать обещала стать одной из самых красивых женщин Фаулира. Ощутив его взгляд, девочка посмотрела на него в упор, чуть скривив капризные губы. В карих глазах плясали искорки смеха. Горвин почувствовал, как предательски начинают гореть уши, и поспешно отвернулся, чтоб она не заметила его смущения – еще задаваться начнет… Все девчонки такие: хвостами крутят, глазки строят, шушукаются между собой, стоит только пройти мимо – а чуть что, сразу нос воротят. И то им не так, и то не так, и принеси им Огнецвет, и звезды в горсти поднеси… Тьфу. Горвин не понимал женщин, да и не особо хотел: гораздо больше его интересовали другие вещи. Совсем недавно он сам вырезал себе лук из молодого гибкого клена. Ему не терпелось вместе с Одреном и Мальдом опробовать оружие. Он уже грезил о том, как пойдет в лес и подстрелит там матерого секача. Боги, скорее бы!..