Пока смерть не разлучит нас (ЛП)

Цинь Цзин смотрел, как он избавляется от запонок и часов, бросая их на ближайшее кресло. Затем он спустился к ремню, расстегнул пряжку и, медленно вытянув его, бросил туда же, где лежал пиджак.

Цинь Цзин думал, что рубашка будет следующей, но мужчина сначала расстегнул брюки. И только потом, вытянув из-под них края рубашки, стал расстегивать ее снизу вверх.

Штаны сползли до тазовой кости, раскрыв дюйм белого пояса и напряженный, рельефный пресс. Он почти мог видеть сосок за висевшим пепельно-серым галстуком и расстегнутой рубашкой.

Шэнь Ляншэн поднял голову, и зрительный контакт продолжился. В конце он снял рубашку и галстук одним беглым движением, демонстрируя элегантную линию, идущую от челюсти к ключице. Что было еще прекраснее, так это - пояс Адониса, высеченный совершенно-расположенными мышцами, которые манили к исследованию - не глазами, а пальцами.

«Поможешь, Цинь Цзин?» - сказал Шэнь Ляншэн, подойдя ближе, не обращая внимания на качественный ковер под его кожаными туфлями, и встал рядом с Цинь Цзином.

Сначала Цинь Цзин не понял, с чем он мог ему помочь, но осознал в следующий момент. Шэнь Ляншэн наступил на бедро Цинь Цзина, показывая, что мужчина должен развязать ему шнурки. Однако он не убрал ногу, даже после того, как они были развязаны. Вместо этого, пальцами ноги начал играть с плотью между ног Цинь Цзина.

«Уже твердый?»

В самом деле, Цинь Цзин был уже возбужден. На нем были западные брюки, которые ничуть не помогали скрыть этот факт, но он вовсе не был смущен. Он просто посмотрел на Шэнь Ляншэна, чья кожа была на оттенок светлее, чем у большинства: «Я был бы обеспокоен, если бы не был, увидев столь прекрасное произведение искусства».

«Раздвинь свои ноги», - Шэнь Ляншэн толкнул его ногу перед тем, как поменять свои. В этот раз он наступил прямо на очаг эрекции, водя вперед и назад подошвой туфли.

Цинь Цзин помог ему со шнурками и похлопал по лодыжке: «Плохой мальчик».

Слова предназначались непослушным собакам и кошкам, но его голос был немного сиплым от желания. Шэнь Ляншэн ничего не ответил, только убрал ногу. Он снял свои штаны вместе с туфлями и носками. Все, что осталось на его теле, были трусы европейского типа. Гордо встав перед школьным учителем, он спросил: «Нравится то, что видишь?»

Цинь Цзин не ответил, но не мог не пялиться. След европейской крови был незаметен на его лице, но явно отразился на размере его члена. Белые трусы тесно облегали его, пока неопределенной формы, огромную выпуклость. Прозрачной ткани было недостаточно, чтобы скрыть густые волосы под ней. Тусклые тени, каким-то образом, напомнили Цинь Цзину поэму:

«Занавески постели, тонкие, как крылья цикады, нависли над кроватью, цветущей бутонами золота и бледными узорами».

Его лицо вспыхнуло, а во рту пересохло. Он мог винить в этом только камин, слишком рьяно горевший и поднимавший температуру в комнате.

«Цинь Цзин, разденешься сам или хочешь, чтоб я это сделал?» - спросил Шэнь Ляншэн тихо.

Цинь Цзин все еще был сбит с толку, поэтому выпалил: «Я сделаю это». Быстро осознав, что он только что сказал, он прочистил горло, пытаясь скрыть это. Однако начал расстегивать воротник рубашки.

Погода была прохладной, и у Цинь Цзина был свитер поверх рубашки. Он расстегнул две верхние пуговицы перед тем, как стянуть более плотную одежду через голову. Его волосы поднялись от статического электричества, добавив виду глупости.

Цинь Цзин не заботился о своих волосах, но не был таким открытым, как Шэнь Ляншэн. Не снимая рубашку вслед за свитером, он перешел к носкам и туфлям, затем к ремню. Не зная, что снять первым, его рука слонялась между пряжкой и пуговицами рубашки.

Шэнь Ляншэн терпеливо пригладил его дико-парящие волосы, приблизился еще на шаг и, прижав голову мужчины к своему паху, начал тереться о его лицо.

Руки Цинь Цзина застыли на полпути, не в силах завершить действие. Он почувствовал, как кровь подступает к лицу. Он не мог сказать, что было горячее - его лицо или плоть напротив. Закрыв глаза, он услышал затрудненное дыхание Шэнь Ляншэна. Вскоре мышцы под тонкой тканью затвердели, задевая его ресницы, нос и губы.

Сам того не сознавая, он наклонил голову и поцеловал его через нижнее белье. Затем стал покрывать легкими, как перья, поцелуями, двигаясь от основания дальше вверх.

Все это не вызывало сильного возбуждения, но видя опьяненное выражение мужчины, с красной родинкой за серебряной оправой очков, которые он выбрал для него, Шэнь Ляншэн вдруг что-то почувствовал. Он схватил мужчину за плечи и толкнул его на пол. Затем присоединился к нему, вцепившись в его адамово яблоко. Выдернув заправленную рубашку мужчины, он растянул ее на животе и на груди. Он начал грубо поигрывать с правым соском, думая, что эта крохотная вещь вызывала в нем желание осторожного исследования губами, языком и зубами, больше, чем пара роскошных грудей.

Цинь Цзину было абсолютно наплевать, что его рубашка была разорвана, и пуговицы разбросаны вокруг. Шэнь Ляншэн посасывал сосок, пока тот не стал влажным, затем сжал его.

«Приятно?» - пробормотал он, полизывая им же поставленные засосы.

Цинь Цзину было больно, но он только нахмурил брови.

Не получив ответа, Шэнь Ляншэн посмотрел вверх и изучал его лицо, экспериментируя с сосками.

Уголь в камине горел ярко и посылал волны тепла, ударяющие ему в лицо. Закрыв глаза, Цинь Цзин вернулся к обеденному столу в ночь опьянения, когда он похвалил красивые пальцы мужчины. На что тот сказал…

Теперь он знал об этом не понаслышке.

Вот, он лежит здесь добровольно, пока пара талантливых рук делает с ним все, что пожелает, пробуждая страсть, которой у него не должно было быть. Они обращались с ним, как с женщиной, потирая и сжимая соски, иногда царапая или слегка хлеща, потом нажимая и массируя. Они порождали необычайное чувство удовольствия.

«Тебе нравится?»

Цинь Цзин молчал.

«Нравится?»

На самом деле, у Шэнь Ляншэна раньше не было опыта с мужчинами, но его действия не были следствием этого. Скорее, он злонамеренно относился к Цинь Цзину как к женщине. Это давало ему извращенное чувство удовлетворения - наблюдать, как брови мужчины сходятся сильнее и сильнее, шея выгибается назад, а кадык скачет вверх и вниз.

Он наклонился, ущипнув дерзкие соски мужчины, и скомандовал: «Скажи мне, Цинь Цзин, что ты хочешь, чтоб я трахнул тебя».

После этих слов у Цинь Цзина возникло особое чувство, что Шэнь Ляншэн испытывал к нему не симпатию, а скорее - отвращение.

Он открыл глаза, задыхаясь, словно проснулся от кошмара, и стал искать глаза мужчины.

«Шэнь Ляншэн…» - тихо позвал он, не зная как продолжить.

Шэнь Ляншэн замялся, увидев смятение и что-то похожее на обиду в его глазах. Он ослабил хватку и похлопал Цинь Цзина по щеке: «Не смотри на меня так. Я буду помягче с тобой, хорошо?»

Цинь Цзин не знал, как он выглядел, но, когда Шэнь Ляншэн указал ему на это, почувствовал неловкость и решил отшутиться. «Ты - самоуверенный мелкий…, - сказал он, тоже похлопав мужчину по лицу. - Ты думаешь, тебе все сойдет с рук…» Он скользнул пальцами по изгибу лица и приподнял подбородок мужчины: «Только потому, что у тебя есть это симпатичное личико».

«Только личико?» - Шэнь Ляншэн схватил игривую руку школьного учителя и придавил его, не так уж нежно упираясь своей эрекцией. Их губы прижались друг к другу, когда он намекнул: «Я позволю тебе самому выяснить, чем еще я хорош».

Цинь Цзин ответил не словами, а губами, впуская мужчину. Две гибкие мышцы сплелись в чувственном танце с губами - их первом глубоком поцелуе.

Поцелуй, начавшийся с милого поддразнивания, зарядился страстью спустя пару минут. Цинь Цзин расставил ноги, позволяя их телам сблизиться, и начал тереться о пах мужчины. Их языки грубо сталкивались в борьбе за влагу.

«Подними свои ноги», - закончив поцелуй, хрипло приказал Шэнь Ляншэн. Он спустил нижнюю одежду Цинь Цзина до колен, перед тем, как перевернуть его лицом к ковру, и придавил его еще сильнее.