Земля надежды

Правление генерал-майоров было заменено новым парламентом, который снова не сумел прийти к согласию. Ламберт стал рупором радикальных старых солдат той армии, которая все еще сопротивлялась любой попытке восстановить власть аристократии и лордов. Все крепло подозрение, что Кромвель, стремясь обеспечить мир в стране, пошел по пути Стюартов — Иакова, а следом за ним и Карла. Он шел к созданию парламента, принадлежавшего исключительно лордам и джентри, к навязанной церкви, служащей нуждам одного-единственного правителя — его самого, которого с тем же успехом можно было бы назвать и королем.

Джон Ламберт внес парламенту петицию от армии, в которой оглашались старые требования свободных выборов, правосудия для всех и более справедливых шансов для трудового народа. Как будто левеллеры все еще сохраняли прежнее влияние на баланс сил во власти и могли себе позволить выдвигать подобные требования. Поскольку Кромвель был когда-то военным человеком, а Ламберт все еще оставался таковым, Ламберт ожидал от Кромвеля беспристрастного отношения.

Но Кромвель больше не был военным. Он отошел от ясных, богобоязненных определенностей, диктуемых четкой структурой воинской службы, к сложным махинациям политических деятелей. Когда Ламберт представил петицию, запрашивающую политические изменения, за которые сражалась и погибала армия, Кромвель отреагировал немедленно. Он реорганизовал армию, заплатил просроченное жалованье, одних повысил, других отправил в отставку и тем самым развалил всю оппозицию. Ламберт видел, как самых радикальных лидеров отправили служить в колонии, на Ямайку или в Ирландию, а некоторых попросту убрали с их постов.

Потом удар пал на него. Кромвель убрал Ламберта из его собственного полка, от людей, которые сражались под его командованием во всех королевских войнах и никогда прежде не оставались без своего командира. Ламберт беспрекословно подчинился приказу Кромвеля, поскольку не мог ослушаться своего командира. Но он не принес Кромвелю клятву верности и не восхищался Кромвелем, когда лидер республиканцев появился в пышном облачении и со скипетром в руке.

Мгновение Ламберт хмуро смотрел на Джона, не видя его.

— Да, по большей части я дома, — согласился он. — Так уж получается, что мне не оставили выбора. Как оказалось, в Вестминстере для меня места нет. В моем полку тоже места для меня не осталось. Теперь там вместо меня лорд Факонберг.

— В вашем полку? — недоверчиво переспросил Джон.

Ламберт сердито насупился и кивнул.

— А кто такой лорд Факонберг? Никогда о таком не слышал.

— Благородный лорд. Роялист, ставший сторонником Кромвеля. Думаю, мой полк — его приданое, — криво усмехнулся Ламберт. — Он собирается жениться на Мэри, дочери Кромвеля. Как я вижу, Кромвель создает собственную маленькую династию. Причем с человеком, который был роялистом и снова станет роялистом, особенно если королем будет его тесть.

— Вот уж никогда бы не подумал, что он сможет управлять страной без вас, — высказал свое мнение Джон. — И уж совсем никогда не думал, что он выступит против армии.

— Он нервничает, — объяснил Ламберт. — Ему не нужен парламент, полный новых идей, ему не нужна армия, которая может с ним не согласиться. Поэтому он и распустил парламент, и отнял у меня полк.

— А вы разве не могли возразить? — спросил Джон. — Наверное, у вас больше влияния, чем у него, особенно в армии.

Ламберт печально улыбнулся.

— И дальше что? — сказал он. — Повести своих солдат против него? Еще одна война по тому же поводу и с теми же людьми? Еще с полдюжины лет жестоких разочарований? Я никогда не был сторонником распрей и раздоров. Моей задачей всегда было объединить страну, и я никогда не пойду на то, чтобы снова разорвать ее на части из-за собственных амбиций. Я пообещал, что не буду поднимать бучу, если он оставит мой полк в покое. Я торговался — я готов был отдать свою работу и репутацию в обмен на то, чтобы не трогали моих людей. Кромвель согласился. Они теперь под командованием другого человека, но никого из моих людей не выбросили на улицу только за то, что они думали своей головой. Это была честная сделка, и я выполняю свою часть контракта.

— Я не мог поверить своим ушам, когда начались разговоры о том, чтобы Кромвеля сделать королем, — сказал Джон. — Я думал, здесь собираются строить новую страну, а получается, что мы просто меняем одного короля на другого. Семью Стюартов на семью Кромвелей.

— Личность ничего не значит, — твердо сказал Ламберт. — Да и имя тоже. Важен только баланс сил. Воля людей, которую выражает парламент, реформа законодательства, чтобы каждый мог добиться правосудия, и, наконец, ограничение власти короля, или лорда-протектора, или Государственного совета. Не имеет значения, как называется третья власть, но важно, чтобы вся система работала в равновесии. Одна часть с другой. Стул на трех ножках.

— А что же делать, если лорд-протектор не захочет находиться в равновесии? — поинтересовался Джон. — Что, если он захочет нарушить баланс в свою пользу? Что, если молочница, сидящая на вашем трехногом стуле, упадет и молоко разольется?

Ламберт посмотрел на апельсиновые деревья в кадках, подготовленные для переноски. Но в тот момент он их не видел.

— Не знаю, — задумчиво проговорил он. — Нам остается только молиться, чтобы он не забыл всего того, о чем мы когда-то мечтали.

Настроение его внезапно изменилось, и он широко улыбнулся Джону.

— Но будь я проклят, если когда-нибудь соглашусь назвать его ваше величество! — жизнерадостно сказал он. — Клянусь, Традескант. Я просто не смогу этого выговорить. Я подавлюсь этими словами!

Френсис с Александром всю весну провели в Ковчеге. Кашель Александра не проходил, и Френсис хотела, чтобы муж находился подальше от шума и вони городских улиц.

Как-то ночью Джон, разбуженный кашлем в их комнате, проснулся и услышал, что Френсис тихонько спустилась по лестнице. Он выскользнул из своей постели, накинул халат прямо на ночную рубаху и пошел за ней в кухню.

Френсис помешивала что-то в блюдце над угольками, тлеющими в очаге.

— Делаю для Александра медовое питье, — сказал она. — Его очень беспокоит кашель.

— Добавлю туда капельку рома, — сказал Джон и пошел за бутылкой, стоявшей в буфете в столовой.

Когда он вернулся, то увидел, что Френсис без сил опустилась на кухонный стул, оставив блюдце на каминной полке. Он снял блюдце, добавил туда изрядную порцию рома и налил смесь в чашку.

— Попробуй, — посоветовал он.

Она начала было отказываться, но он настоял.

— Очень сладко, — сказала она.

— Глотни еще разочек, — сказал он. — Добавит тебе бодрости духа.

Она подчинилась, и действительно, он увидел, как ее щеки зарумянились.

— Мне очень жаль, — сказал он.

Она открыто встретила его взгляд.

— Ему шестьдесят семь, — ответила она напрямик. — У нас было двенадцать хороших лет. Мы никогда даже не надеялись прожить столько.

Джон положил свою руку на руку дочери.

— А ты никогда не хотел, чтобы я вышла за него, — вдруг чуть раздраженно выпалила она.

Джон сухо улыбнулся.

— Только потому, что не желал тебе такой ночи, как эта. И впереди тебя ждут такие же, тебе придется ухаживать за ним.

Она покачала головой.

— Ничего не имею против, — сказала она. — Я забочусь о нем сейчас, но он заботился обо мне всю мою жизнь, сколько я помню. И я совсем не возражаю ради разнообразия тоже побыть ответственной. Мне нравится возвращать свой долг любви. Он всегда баловал меня, ты же знаешь. Баловал так нежно. И теперь мне даже как-то нравится ухаживать за ним.

Джон налил ей еще глоточек рома с медом.

— Посиди немного у огня и выпей это, — распорядился он. — А я поднимусь наверх и отнесу ему питье.

Френсис кивнула и отпустила его. Джон взял одну из кухонных свечей, зажег ее от угольков из очага и тихо поднялся по ступеням в спальню Александра.

Александр сидел, опираясь на высокие подушки, дыхание у него было хриплым. Когда он увидел входящего, ему даже удалось улыбкой поприветствовать Джона.