Я - твое поражение (СИ)

- Берег себе, - пояснил, - тебе сейчас нужнее.

- Всыпь в вино. Послужи последний раз.

Багой выполнил мою просьбу, опрокинув содержимое флакона в густой алый напиток, протянул.

- Гефестион, мне жаль.

- Жалей себя, ведь ты остаёшься.

Слабость не позволила мне выпить все сразу, сильно затошнило, и потому, я был вынужден, отпив наполовину, отставить дорогой сосуд на столик в изголовье.

- Иди, не надо на это смотреть.

Багой остался сидеть, взяв мою руку, переплёл пальцы, согревая собственным теплом. Кажется, я заснул, а проснувшись, едва ли не заорал от боли. Внутри все крутило, от страдания бросало то в жар, то в холод. Ко всем прочим бедам, моя нижняя челюсть оказалась неподвижной, лишая возможности говорить. Обливаясь холодным потом, я знаками попытался привлечь к себе внимание Главкия, суетящегося неподалёку, показывая ему рукой на столик, умолял влить остатки отравы хотя бы сквозь стиснутые зубы. Безрезультатно. Напротив, двое рабов, обтерев тело душистыми полотенцами, приподняли меня на подушках, приложили ко лбу ледяной компресс, сделали два кровопускания, растёрли ноги. К ночи полегчало, боль стала привычной, и челюсть уже так не беспокоила. Измученный, я лежал подобно выброшенному на берег бревну. Трижды на мне меняли одежды, умывали и меняли покрывала. Приходили ещё какие-то люди, поворачивали, осматривая, громко шептались. Прикладывали горячие, распаренные листья к груди, от которых сильно пахло мятой. Мазали виски сандалом и курили в кадильницах ароматным дымом.

Напрасно. Я, медленнее чем хотел бы, но приближался к смерти.

- Это же не серьёзно?!

Раздался твой голос, и, не желая видеть говорящего, я сделал вид будто сплю.

- Ослабленный организм хилиарха, вкупе с прошлыми ранениями и к тому же где-то подхвативший тиф, даёт не много шансов на выздоровление.

- Тиф? Невозможно. Где он мог им заразиться? Отвечай, Главкий!

- Вероятно, светлейший пил грязную воду или общался с больными людьми.

- Я же приказал беречь его, о вероломный! Помни, если что-то случится с Гефестионом, тебе не жить!

Вскоре я почувствовал твоё дыхание, видимо, наклонившись над телом, ты обнял меня за плечи, прикасаясь губами ко лбу.

- Он весь горит! Сделайте снеговую ванну. Ледяные обёртывания! Не стойте, делайте хоть что-нибудь!

- Бесполезно, мой повелитель, очень скоро температура упадёт, и хилиарха начнёт бить в ознобе от холода. Это перемежающаяся лихорадка, она не зависит от внешнего воздействия.

- Так дайте ему лекарства! Боги, ну почему именно сейчас?! За что?! Гефестион, очнись, услышь – я сожалею, правда! Я повёл себя дурно, но ты же всегда прощал меня! Прости и на этот раз, ты сильный, ты все можешь! Даже то, что не доступно мне! Хватит!!! Напугал!!! Я осознал. Ну смотри, царь всех народов у твоих ног. Открой глаза. Скажи слово, вытащи меня из пропасти отчаяния.

- Государь, – приблизился Александр, твой телохранитель, умный молодой парень, уважаемый мной, хотя бы за то, что не лез к тебе на ложе. – Хилиарху нужен покой, врачи делают все, что в их силах. Вам же лучше провести вечер в молитве. На храме уже зажги священные огни.

- Да-да, ты прав, я должен помолиться. Идём, оставим Гефестиона, он позлится еще немного и успокоится, и все-все будет по-прежнему. По-прежнему, - приговаривал ты как безумный, давая себя увести.

И два дня не появлялся. К радости Главкия и других лекарей, с каждым днём мне становилось лучше, хотя боли так и не прошли, но лихорадка прекратилась. Тиф, валивший стольких сильных людей, отступил. Я уже мог сидеть, поддерживаемый толстыми подушками. Из окна слышались бессмертные строки поющего хора.

“Кто же был первый и кто был последний, кого умертвил ты

После того, как уж к смерти, Патрокл, тебя боги призвали?

Прежде всего - Адреста, потом Автоноя, Ехекла,

Также Перима, Мегада, Епистора и Меланиппа,

После того - Еласа и Мулия вместе с Пилартом:

Этих убил он. Другие ж о бегстве подумали каждый.

Высоковратную Трою тогда же руками Патрокла

Взяли б ахейцев сыны, - так бешено пикой он бился.”

Я тихо засмеялся. Подзабытый образ нагло вторгался в потухающее сознание. Патрокл - так ты звал меня в юности. Так именовал в зрелости, даже помня эти строки в которых, если бы боги позволили, то Трою завоевал не Ахиллес, а Патрокл, отдавал мне первенство.

“С криком ужасным, и трижды по девять мужей убивал он.

Но лишь в четвертый он раз устремился, похожий на бога, -

Тут, Патрокл, для тебя наступило скончание жизни!

Вышел навстречу тебе Аполлон средь могучего боя, -

Страшный. Но в давке Патрокл не узнал подходившего бога:

Мраком великим укрытый, шагал он навстречу Патроклу.

Стал позади и ударил в широкие плечи и спину

Мощной рукой. Завертелося все пред глазами Патрокла.

Сбил с головы его гривистый шлем Аполлон дальновержец;

Под ноги быстрым коням покатился со звоном и стуком

Шлем дыроглазый героя. И грива его осквернилась

Черною кровью и пылью”.

Звучал ли на самом деле тот напев, или мне привиделась его мелодия?

- Смерть, смерть, смерть! – Стучало барабанными палочками в ушах,- Патрокл умер от руки Аполлона, а не его ли чествуют сегодня? Устраивая импровизации уличных певцов.

Почему они так громко поют? Зачем славят моего убийцу?

С трудом махнув рукой, попросил закрыть окна и занавесить их тяжёлыми тканями, настал долгожданный полумрак, а с ним прекратились ненужные мелодии. Тишина обняла меня, стал слышен тихий шёпот.

- Ему легче. Завтра попробуем покормить.

- Умоляю тебя Главкий, спаси моего филэ, а потом требуй все, что душа пожелает, исполню!

- Вам бы отдохнуть государь, вы здесь уже шестые сутки, едва держитесь на ногах.

- Как я могу уйти?! Вдруг он позовёт, меня рядом не будет?! Он же снова обидится. Он такой ранимый! Нет, Главкий, здесь, у дверей, мне самое место. Я услышу даже его немой крик. Но почему он не зовет?! Почему?!

Ты рыдал?!

- Он болен, придёт время и все уладится, дайте себе отдых, иначе умрёте раньше его выздоровления, пожалейте себя, ради Гефестиона!

- Ты прав, я должен быть свеж и радостен, когда он откроет глаза. Да, я пойду на празднество. Только прошу, следи за ним. И если только…

- Я позову, государь.

Отлично. Слыша твои шаги, удаляющиеся от дверей, я собрал все силы, которые копил целых шесть дней, приподнялся и, встав с кровати, доковылял до столика, отодвинутого каким-то нерадивым слугой в угол, нашёл спасительный фиал. Яд немного осел на дне, я размешал его. В последний раз взглянув в окно, на гранатовый сад, расстилавшийся у подножья, медленно выпил до дна. Пальцы не удержали золотой сосуд и он покатился с грохотом, рвущем тягостную тишину. Кто-то подхватил меня, донёс до постели. Забегали невидимые слуги, засуетились.

Я улыбнулся, закрытыми глазами рассматривая Танатоса с длинным ножом, склонившегося ко мне, отрезающим жертвенную прядь. Хотел сказать, как долго ждал его и как счастлив увидеть. Неподвижные губы дрогнули и я умер.

========== 32 Александр ==========

Александр умер!

Разлеталось эхом по просторным залам. Крик нёсся огненным вихрем, не встречая преград. Люди шарахались, закрывали ладонями лица, лишь бы уйти от обжигающего непоправимым горем безумного вопля. Ещё никогда эти покои не слышали подобного крика. Казалось, рухнули оборонительные стены, погребя под обломками весь город, но, даже если бы все жители Эктобаны одновременно заорали, их голоса не перекрыли звериного воя царя царей, узревшего неподвижное тело, наполовину прикрытое алым шёлком. С нечеловеческой силой сорвав с петель обе двери, Александр запрыгнул на печальное ложе, заключая в охапку то, что осталось от верного друга, любящего супруга, государственного мужа, истинного правителя империи. Закрытые глаза, чуть отвисшая нижняя челюсть, словно он ещё пытался что-то сказать. Длинные, прямые золотисто-медные волосы. Пальцы, свободные от украшений. Белая ночная рубашка, распахнутая на неподвижной груди.