Моника 2 часть

- Ренато достоин жалости… У него есть дружелюбие, доброта, симпатия, желание вам помочь наперекор всем и всему… Если бы вы слышали, как он защищал вас, поддерживал, оправдывал, вспоминая вас в детстве, уверенный в своей решимости относиться к вам, как к брату…

- Как к брату!

Хуан закусил губу, взглянув на нее по-другому. Несмотря на злобу и ярость, он не мог отрицать правды слов, которые припомнила Моника. Он подумал о Ренато, который ребенком принес все свои сбережения и готов был следовать за ним. Как Ренато нашел его в грязной таверне, в подземелье тюрьмы… о его чистых глазах, верных руках, и подумал также о последних словах Бертолоци, о той правде, в которую верил наполовину; помнил изучающий взгляд Франсиско Д`Отремон, как тот сжимал его руку, тряс его, словно пытался проникнуть в его сердце и кровь, всмотреться в душу, узнать, насколько мог быть сыном этот презренный мальчишка, приговоренный к виселице безумным желанием мести Бертолоци, которого Хуан иногда звал отцом… Словно горькая пена, словно дым отвращения пронесся по его губам, и он отодвинул ее грубым взмахом руки, как испуганный зверь:

- О, хватит! Чего вы добиваетесь? Что ждете от меня?

- Уезжайте, Хуан. Отчаянно, на коленях вас умоляю… Почему нужно доводить дела до конца? Почему вы так упорно стремитесь пролить кровь? Я точно знаю: в вашей душе есть жалость. Вы должны сжалиться; я чувствовала, видела, что вы способны сострадать… Вы не зверь, а человек, Хуан, и как мужчина вы должны сделать это для бедной женщины, которая умоляет, просит, молит… Уезжайте, Хуан! Скажите да!

- Я пока не могу ответить.

- Не отвечайте, а уходите… Уходите, пока ночь. Уезжайте на рассвете, а когда взойдет солнце, вы будете уже далеко. Не говорите ничего, не говорите да, если вам больно говорить, но сделайте это, Хуан… Сделайте!

Она встала на колени, протянула руки; затем склонилась и закрыла лицо, она стояла не всхлипывая, а слезы просачивались сквозь пальцы. Хуан мгновение смотрел, и в голове возникла определенная мысль. Он был встревожен, взволнован, чувствуя, что волна странного сострадания начинает переполнять его, словно на минуту он потерял смысл борьбы, в которой слезы бывшей послушницы боролись против его гордости, ревности, злобы и любви…

Он сделал несколько шагов по влажной земле… Дождя уже не было, бледный и далекий рассвет постепенно зажигал небеса. Глазами он хотел словно охватить весь пейзаж, и разглядев негритенка, слонявшегося впустую, он позвал его:

- Колибри… Колибри…!

- Я здесь, хозяин. Все готово. Среди тех деревьев, за церковью, спрятаны лошади, которые уже мучаются… Пойдемте, хозяин?

- Да, Колибри, пойдем. Прямо сейчас пой… – он прервался, услышав странный приближающийся шум и далекий свист, растерянно стараясь понять: – А? Что это?

- Не знаю, хозяин. Кто-то свистит…

- Сеньор Хуан… сеньор Хуан… – с жаром позвала пришедшая Ана, но без крика. – Это я, сеньор Хуан… не кричите… Не кричите, потому что рядом охранники…

- Какие охранники?

- Охранники, которых послал сеньор Ренато, чтобы наблюдать, и не впускать и не выпускать кого-либо… думаю, вы не сбежите…

- Что ты сказала? Сбегу?

- Так сказал хозяин. Я слышала, что так он сказал сеньору нотариусу… Не хочет, чтобы вы сбежали, потому что утром вы должны жениться… Ай, Боже мой! Так должны поступать все братья: не отпускать сбегающих женихов. Не представляете бедную женщину, которую оставили взаперти…

- Сторожить… Сторожить меня… И кто послал тебя рассказать это?

- Я же сказала, никто. Но я увидела их и подумала: лучше знать… и что можно пройти через окно, это безопасней…

- Какое окно?

- Я не сказала? Ай, Господи, я не сказала вам! У меня голова разрывается на части из-за всех этих страхов и пинка, который мне поддал Баутиста, что б изъели его муравьи с ног до головы…

- Ты закончишь, наконец? – вне себя от нетерпения был Хуан.

- Уже заканчиваю, сеньор Хуан. Здесь меня поторапливают все… Сеньора Айме послала меня найти вас, и сказала… Дайте-ка вспомнить… Ах, да! Она сказала, что в отчаянии, морями плачет и больна от такого количества слез…

- Она сказала тебе все это сообщить мне?

- Да, сеньор. Это и многое другое, которое я забыла… Но она и вправду испугана, вы правы, потому что надо видеть, как на нее смотрит сеньор Ренато. Я видела, когда он запирал дверь… Он смотрел так, словно потерял голову, а она сильно испугалась и хочет, чтобы вы пришли…

- Чтобы я пришел, куда?

- Вон туда… через маленькое окошко… Оттуда меня заставила она вылезти, видимо потеряв голову, потому что хозяин Ренато запер ее и сказал много страшного… По-моему, если вы не поженитесь, он убьет каждого, потому что точно также поступил бы сеньор Франсиско, мир его праху, он бы вправду это выполнил. А сеньора Айме ждет вас через окошко… и сказала… Что если не поговорит с вами этой ночью, то убьет себя…

- Убьет себя? – презрительно улыбнулся Хуан. – Как будто она способна пойти против себя ради кого-то или чего-то… Убьет себя…!

Скрестив руки, Хуан рассматривал смуглое с глупым выражением лицо. Затем, внезапно повернулся спиной и приказал Колибри:

- Пойдем!

- Да, хозяин, идем. Берем лошадей?

- Вы едете на лошадях? – спросила Ана удивленно. – Докуда?

- Прямо в преисподнюю! Можешь так и сказать хозяйке.

- Если вы выйдете из усадьбы, говорю же, то не пройдете через охрану. Их около сотни, и все вооружены. Хозяин Ренато приказал открыть оружейную комнату, и дал каждому охраннику оружие. Я уже видела двух, которые там бродили, их видели в доме…

- Все? В таком случае, это ловушка! – воскликнул Хуан. – Когда Моника де Мольнар умоляла меня уйти, уехать ночью из Кампо Реаль, она знала, что люди готовятся меня арестовать… возможно, убить… Конечно, после всего, какую ценность имеет жизнь, моя несчастная жизнь; она покупала таким образом спокойствие для Ренато? Он, только он важен. А я поверил ее слезам, слушал ее мольбы…!

- О ком вы говорите? – спросила Ана, не понимая ни слова.

- Какая тебе разница? Беги и скажи хозяйке, твоей проклятой хозяйке, что я приду туда. Иди…

- Бегу и лечу! – подтвердила Ана удаляясь, одновременно пробормотав: – Как же она обрадуется! На этот раз я заслужила кольцо, ожерелье, и все серебро, которое мне предложила хозяйка.

- Хуан… Это ты…? Это ты наконец…?

Словно не веря глазам, Айме протянула руки из окна, высокого и узкого. Перед ней, в маленьком, уложенном плиткой дворе, Хуан остановился, скрестив руки. Холодная злоба, еще более ужасная, чем все вспышки его ярости, глухая и леденящая, заполнила до краев его тело и выплескивалась через глаза, как никогда надменные, свирепые и пронзительные… итальянские глаза, в которых Айме де Мольнар прочла только одно слова: месть. И по-настоящему испугавшись, начала умолять:

- Хуан… не смотри на меня так… Понимаю, что ты чувствуешь из-за того, что произошло. Я тоже в отчаянии. Послушай, пойми меня… Я должна была сказать это, солгать, чтобы обмануть Ренато, потому что он убил бы меня в этот миг… задушил бы меня руками… Он получил письмо, проклятое письмо, которое украли у Аны…

- Ах… Ана…!

- Он пошел искать меня, как помешанный и убил бы, Хуан, убил бы меня в тот момент. Я видела это в его глазах, чувствовала его руки на шее и крикнула первое, что пришло в голову… крикнула, чтобы спастись, не понимая, что крикнула…

- Ты прекрасно знала, была абсолютно уверена в своих словах, ты приготовила весь этот фарс, трюки, приемы… И ты приказала сестре отвлечь меня, чтобы нас обнаружили вместе… Как просто это, как грандиозны, великолепны все твои случайности…!

- Хуан, жизнь моя, клянусь тебе…!

- Замолчи, хватит, не клянись больше! – вскинулся Хуан все себя от гнева. – Оставь свой фарс и договаривай, что должна. Ты послала позвать меня, чтобы сказать, что если я не приду, то расстанусь с жизнью. Почему расстанусь с жизнью?

- Я послала за тобой, потому что в отчаянии. Попросила сказать первое, что пришло в голову, чтобы ты пришел… Мне нужно было увидеть тебя, поговорить с тобой, быть уверенной, что ты уедешь, не возненавидев меня…