Маска (СИ)

  - Так ты исполнишь то, что я прошу?

  - Разумеется.

  - Вот и отлично. А теперь люби меня...

  Я всегда делал то, что он просил, и старался делать это хорошо. Потому что то, что я испытывал в его объятиях, было достойно самой преданной любви и самой искренней благодарности.

  На следующий день мешок с дукатами лежал на пороге дома кузнеца Сагарелли, а я наблюдал из-за угла соседнего дома, не спеша уходить до тех пор, пока Джанни, возвращаясь из кузницы в дом, не обнаружил подарок. Вся семья, за исключением больной матери, собралась вокруг Джанни, растерянно стоящего с мешком в руках, и на их лицах изумление сменялось радостью. Я бросил в мешок записку, и теперь они будут знать, что со мной все в порядке, но домой я не вернусь. Я не стал писать, где я и чем занимаюсь; по настоянию монсеньора, с прошлой моей жизнью должно было быть покончено навсегда, и никто из родных не должен был меня искать.

  До самого вечера я бродил по улицам, неосознанно повторяя свой всегдашний маршрут с бочкой, только вот бочки у меня теперь не было. Дойдя до рынка, я купил у торговки жареных каштанов и направился в сторону Ватикана. Проходя мимо старой зеленщицы, синьоры Санчи, я чуть ускорил шаг и намеренно отвернулся, но все-таки не избежал ее внимания.

  - Какой красивый мальчуган, - восхищенно сказала она мне вслед. - Я бы сказала, что он похож на бедного пропавшего водовоза Андреа.

  - Ты, должно быть, совсем ослепла, - сказал ее сосед. - Говорят, тело Андреа выловили из Тибра в прошлом месяце. Это благородный юноша, из тех, что живут во дворцах, он вовсе не похож на Андреа. У него и походка совсем другая, да и манеры как у знатного господина. Не приставай к нему со своими выдумками...

  Я пошел дальше, надеясь, что меня все же никто не узнает. Таким образом, для всех жителей района я умер, и теперь мог вернуться к своему господину, чтобы окончательно стать другим человеком.

  Он продолжал обучать меня. Заявив, что мне необходимо уметь защитить себя в случае опасности, он подарил мне легкую шпагу и пару кинжалов, и молчаливый испанец по его приказанию учил меня обращению с ними. К сожалению, я проявил себя полностью неспособным к владению шпагой; с кинжалами получалось немного лучше, но Чезаре, оценив мое умение, только покачал головой и заявил, что в честном поединке шансов у меня нет, наверное, даже против женщины. Я не обиделся, потому что хорошо знал о своей неуклюжести, однако мой господин успокоил меня, сказав, что будет сам учить меня, и со временем я сумею за себя постоять.

  Он много рассказывал мне об оружии, а также о растениях. Поначалу я не мог понять его увлечения травами, но со временем сообразил, что его интересы касаются лишь тех растений, которые влияют на рассудок или здоровье людей.

  Два раза он посылал меня в район трущоб, где невозможно было появиться в моем обычном костюме без того, чтобы не привлечь внимания воров и нищих. Переодевшись в грязные лохмотья, я разбитной походкой шел по загаженным улочкам, заходил в покосившийся домик с огородом и показывал отвратительной горбатой ведьме кольцо с печаткой, изображающей быка, после чего она спрашивала, чего мне надо. Я без запинки перечислял по памяти все, что называл мне Чезаре, и она выкладывала передо мной мешочки с какой-то трухой, пучки засохших трав и закупоренные непрозрачные склянки с какими-то снадобьями. В обмен я отдавал ей кошель с дукатами, складывал покупки в холщовую котомку и молча уходил.

  Я пытался расспрашивать монсеньора о предназначении всех этих странных покупок, но он только загадочно улыбался и лишь однажды, кроша в плошку сухой стебелек, ответил, что использует эту траву, чтобы крепче спалось. Я засомневался в его словах и напрямик сказал, что это, должно быть, яд. Он засмеялся, залил траву кипятком и, дав настояться, отпил пару глотков. В тот вечер он никого не ждал и почти тут же потащил меня в постель, но мне так и не удалось получить удовольствие - успев только раздеться, он упал на подушки и почти тотчас уснул как младенец. Похоже, насчет травы он не соврал, однако я не мог поверить, что человек вроде Чезаре Борджиа так отчаянно нуждается в снотворном, чтобы прибегать к услугам безвестной старухи из трущоб.

  Спал он так крепко и долго, что я невольно подумал, что случилось бы, если бы он выпил немного больше своего настоя. На следующий день он проснулся как ни в чем не бывало и велел мне сопровождать его во дворец кардинала Колонна. Пока Чезаре с кардиналом беседовали о событиях в Тоскане, я стоял возле стола, держа наготове порошок из листьев и цветов василька. Наконец, мой господин поднялся, прощаясь, и улыбнулся.

  - Надеюсь, вы еще подумаете над моим предложением. Святейший папа не очень жалует игры за его спиной, и сейчас в его интересах не допустить французов в Рим... До свидания, ваше преосвященство. Андреа, идем.

  Это был знак. Я быстро бросил щепотку порошка в пламя свечи и вышел следом за Чезаре, успев заметить взвившийся темный дым. На мгновение я почувствовал необъяснимый страх, но уже в коридоре словно очнулся и вздохнул с облегчением.

  - Эта маленькая уловка должна сработать, - усмехнулся Чезаре на мой невысказанный вопрос. - Есть растения, безвредные по своей природе, но вызывающие у людей видения, ужас и головные боли. Кардинал Колонна не пострадает, я лишь надеюсь заставить его поразмыслить, прежде чем строить козни против моего отца и путаться с предателями вроде Сфорца и делла Ровере...

  - Но ведь вы могли отравить его, - заметил я.

  - Как ты жесток, мой мальчик. Да, наверное, мог бы, но все это не мое дело. Отец лишь просил припугнуть его, а я выполняю его волю. У папы своя политика, в которой и мне отведена определенная роль. Сейчас мы должны привлечь на свою сторону кардиналов, чтобы обеспечить себе власть. А потом... когда-нибудь мне тоже суждено стать папой. Ты хотел бы быть любовником папы, Андреа?

  Увидев мой ошеломленный взгляд, он расхохотался.

  - Ладно, это только слова. Меня приводит в ужас сама мысль о том, что мне придется состариться в сутане. Пойдем домой, я хочу отдохнуть, прежде чем отец призовет меня.

  В своих покоях он забрался в ванну, потом отпустил Никколо и позвал меня. Взяв мочалку, я стал растирать его плечи и спину, пока он не повернулся ко мне, ища губами мои губы. Я обнял его, сжимая влажные мускулистые руки, и стал отвечать на его поцелуи. Затем он поднялся, завернулся в полотенце и повел меня в спальню, где упал на кровать и потянул меня за собой. Я засмеялся, когда он стал срывать с меня камзол и рубашку, а потом лег на него сверху, наслаждаясь теплом его крепкого тела. Он принялся ласкать меня - вначале легко, с осторожным любопытством, затем смелее, наблюдая за моей реакцией, за тем, как во мне пробуждается желание.

  - Когда ты со мной, мне завидуют боги. - В его темных глазах притаилась улыбка. - Мои братья женились, неважно, что это политические игры отца, даже Хофре, который младше тебя... Лукреция замужем, и лишь я не имею права вступить в брак. Знаешь, теперь я даже рад этому.

  Его руки, губы и язык дарили мне наслаждение, и я рассеянно гладил его плечи, зарывался пальцами в густые каштановые волосы, чувствуя, как по моему телу прокатывается нетерпеливый жар. Он был так настойчив, так много знал о природе страсти, что я совершенно терял голову от его ласк. Охваченный сладостной судорогой, я забился в его руках, слабея в последнем экстазе, и он целовал мое тело, мое пылающее лицо, мои приоткрытые в мучительном стоне губы. Мне было так хорошо, что я невольно заплакал, обвив руками его шею, а затем он молча лег передо мной, слегка пригнул мою голову книзу и закрыл глаза, направляя меня одной рукой. Я сделал все, как он хотел, и когда он излился, принял его в себя до капли. Он счастливо притянул меня к себе, тяжело дыша, и поцеловал в губы.

  - Ты делаешь успехи, Андреа.

  - Мой дорогой господин, я предан вам всей душой.

  - Ты любишь меня?