Маска Зорро (СИ)

Изабелла не думала о том, что Катрин могла жить в другом поселении, что в разы увеличивало время ее путешествия, или о том, что Бернардо мог вернуться раньше ее самой и обнаружить отсутствие Арабики… Все, что ей нужно было – увидеть ту женщину. Остальное было за пределами ее волнений.

Она ни на миг не усомнилась в своих действиях и остановилась всего один раз, когда перед ней возникла знакомая развилка.

Изабелла ни разу не слышала и, тем более, не видела, где находился дом Катрин, поэтому, если бы Зорро уехал не на Торнадо, отличавшегося невероятными размерами подков, выделяющихся из всех остальных следов на дороге, ее замысел был бы обречен на провал. Однако, как и все остальное в ту ночь – и дорога, и шаг Торнадо и малое количество свежих следов на пути безошибочно позволили ей добраться до места назначения.

Изабелла сразу же заметила гуляющего между деревьев жеребца и, прислушиваясь, замедлила ход. Арабика тоже учуяла своего товарища и уже направилась в его сторону, однако была отведена в сторону и привязана к самому дальнему дереву. Будь на ее месте любая другая лошадь, она, несомненно, выказала бы признаки сопротивления и подняла шум, который мог бы быть услышан из располагавшейся посреди шикарного сада двухэтажной гасиенды, но Арабика являла собой эталон конного воспитания и терпимости, поэтому она послушно встала на своем месте и занялась ароматной травой у себя под ногами.

Изабелла вышла из тени деревьев и расположилась за полосой идеально ровно подстриженных розовых кустов, ограждавших с трех сторон площадку с качелями, щедро обвитыми цветущим плющом. Это позволяло ей видеть все происходящее как на ладони, однако расстояние все же было достаточно велико, чтобы можно было беспрепятственно слышать речь. Те обрывки фраз, которые иногда доносил до Изабеллы прохладный ночной ветер, не давали ей составить полную картину. Да она и не смогла бы. Потому что все, что случилось после того, как из дома вышла Катрин Родригес, уже было неважно.

Это была прекраснейшая из женщин, равная по прелести сеньоре Камелии Линарес, в свое время считавшейся самой красивой женщиной Эль Пуэбло. Они были совсем не похожи, но от них обеих невозможно было отвести взгляд. Катрин была женщиной с картины, гордая, строгая, с безупречной фигурой и чертами лица. У нее был мелодичный, поставленный голос, очаровательная улыбка и мягкие, струящиеся движения. Она вся была олицетворение достоинства и женской грации. Ее аристократический наклон головы, ее поистине королевская осанка, походка, выверенный взгляд – в ней все было идеально. Это была женщина Зорро…

Она была старше его. Намного. Возможно, что больше, чем на десять лет. Но она была потрясающе красива и притягательна и не было смысла пытаться это отрицать. Она знала себе цену и цену мужчине, который сейчас находился рядом. Она не пыталась выглядеть моложе или отвлечь внимание от возраста нелепыми нарядами, прическами и горой драгоценностей. Катрин вышла на встречу к Зорро в длинном темно-синем платье, обычного облегающего покроя со скромным пятиугольным вырезом. Ее черные волосы были убраны в аккуратную ракушку, а шею и руки украшала пара цепочек. Но она была великолепна… Как картина, как идеальная статуя…

Изабелла смутно слышала их разговор, пару раз уловив в нем среди прочего знакомые “сектора”, “Исток”, “Пещеры” и Бернардо. Было также что-то похожее на “Гранит”, “Закат” и “Пять углов”. Катрин назвала имя Лукарда и еще какого-то Хуана дель Мара в одном предложении с Шарлоттой. Зорро упомянул Монте, Фиону и некоего Андриса. В общем же и целом Изабелла не поняла совершенно ничего. В отличие от той, которую сейчас целовал ее покровитель…

Женщина Зорро была в курсе всех его дел.

Она легко обнимала его одной рукой за шею, другую же Зорро не отдалял от своих губ дольше, чем на несколько секунд.

Они поговорили об известных лишь им двоим вещах около десяти минут и затем, похоже, переключились на исключительно личные темы.

Не нужно было слышать всего разговора, чтобы не понять по легкому наклону головы Катрин и произнесенному ею “сеньорита Мария Гонсалес” о том, что она иронично упрекает Зорро в какой-то посторонней связи, на что молодой человек парировал неким “Паоло Пуэртас” и ознаменовал этим окончание так и не развернувшейся семейной драмы.

Они были потрясающей парой, яркой, красивой, опытной, и Зорро не мог бы выбрать себе более подходящую спутницу. Они понимали друг друга с полуслова, явно были в одной команде без скрытых друг от друга личных интересов и, как ненароком обронил Рикардо, являли собой долгие и весьма прочные отношения…

Впрочем, что еще можно было ожидать от того, малейшая ошибка которого могла стоить жизни не только самому, но и безразмерному количеству связанных с ним людей.

Изабелла уже давно хотела уехать обратно, потому что увидела то, что в глубине подсознания и ожидала увидеть, однако ее движение не могло остаться незамеченным, и поэтому она была вынуждена сохранять свою позицию еще немалое время.

Она пыталась отвернуться, закрыть глаза, смотреть на то же звездное небо, на которое смотрели и расположившиеся перед ней любовники и которое именно сегодня было чрезвычайно красочным и разнообразным, но всеобъемлющий страх перед собственным обнаружением вынуждал ее ежеминутно возвращаться к объектам своего наблюдения и продолжать держать их в поле зрения.

Они играли, ловили взгляды, губы и руки друг друга, о чем-то шутили, смеялись, вобщем прекрасно проводили время и имели на это полное право, являясь друг для друга столь значимыми и красивыми партнерами.

Изабелла не была уверена, показалось ли ей, что она услышала от Катрин какое-то возражение, однако в следующий момент качели уже были пусты, а пара оказалась на душистой траве в опасной близости от границы розовых кустов. Девушка практически окаменела, заметив, как взгляд Зорро за долю секунды до того, как он надолго заставил замолчать Катрин жарким поцелуем, скользнул по благоухающим кустам именно в том направлении, где располагалась шпионская засада. Изабелла почувствовала, что у нее отнялись ноги. Мог ли он заметить ее? Ведь она сидела на своем месте совершенно без движения и, кажется, даже не дышала…

Впрочем, еще через пару мгновений и это стало неважно.

- Была ли хоть одна женщина, не поддавшаяся этим глазам? – донесся вместе с легким дуновением ветра тихий задумчивый голос Катрин.

Изабелла не услышала, что сказал молодой человек, зато еще через некоторое время его голос низко и бархатно произнес, что он ни с кем не собирался ее делить. Видимо, это было ответом на заявление Катрин о том, что кто-нибудь мог увидеть их из окон гасиенды.

Они еще о чем-то негромко поговорили, перемежая слова с чувственными ласками, и, когда Изабелле уже начало казаться, что она останется здесь до скончания веков, потому что любовники не могли оторваться друг от друга ни на миг, Зорро, наконец, подхватил Катрин на руки и удалился в сторону дома…

Изабелла закрыла за собой дверь его комнаты и уткнулась невидящим взором в одну из стен затемненного помещения.

Неужели он был таким со всеми? Таким же нежным, таким же чутким, таким же осторожным… Изабелла помнила, как он позволил Катрин опрокинуть себя на спину в ответ на какое-то собственное заявление, которое, по все видимости, должно было не понравиться его избраннице. Это смотрелось частью игры, однако она понимала, что он сделал это лишь для того, чтобы дать возможность Катрин лечь к нему на грудь и не дать ей коснуться рукой земли. Он скинул свой плащ и во время все тех же любовных соревнований незаметно переместил на него свою соперницу, чтобы какая-нибудь острая травинка не могла ее поранить. И он снял с ее волос заколку не ради красивого жеста, а, чтобы, коснувшись ее головы, случайно не сделать ей больно. Он обращался с ней так, словно она была сделана из стекла, и одно неверное движение могло причинить ей непоправимый вред.

Почти на ощупь из-за расплывающейся перед глазами картины девушка дошла до Арабики и запрыгнула в седло, неожиданно сильно сжав бока верной помощнице. Кобылица испуганно заржала и рванула вперед. Этот звук вполне можно было бы услышать из гасиенды через открытое окно, но Изабелле уже было все равно. Через несколько секунд она оказалась на главной дороге, а еще через сорок минут Арабика сама привезла ее домой…