Play (СИ)

Анастасия Павловна избитого лица сына даже не заметила. Обняла его, разрыдалась, и долго не могла уняться.

На следующий день Ксения начала искать работу. Это, в конечном счете, ее и спасло.

Forvard. Play.

-Что там у вас происходит? – Спросила Лена в ответ на Асино «слушаю». – Ты совсем пропала, на смс не отвечаешь.

-Прости, - Ася одной рукой прижимала трубку к уху, а другой вытирала накопившуюся пыль с полок. – Тяжелая выдалась неделя.

-Расскажешь?

Ася засмеялась. Если рассказать все, что произошло между ними в эти дни, получилось бы неплохое психологическое пособие о том, как не надо строить отношения. Но как рассказать?

-Мы поговорили, если коротко, - сказала она. – В результате у Ксюши сломана лодыжка, у меня поцарапано лицо, и мы все равно ни к чему не пришли.

Лена хмыкнула в трубке.

-Это у вас такие сексуальные игры?

Ася немедленно покраснела.

-Нет. На сексуальную игру это совсем не было похоже. Скорее на покаяние.

-Интересно. И кто перед кем каялся?

Ася бросила тряпку прямо на лакированную поверхность полки, и прикрыла глаза. Лена задала глупый, очень глупый вопрос.

-Конечно, я. Ксюше передо мной каяться не в чем и не за что.

Лена говорила что-то в ответ, но Ася уже не слушала. Она вдруг всей кожей ощутила, насколько соскучилась. Соскучилась по подруге, по возможности спокойно и без спешки обсудить все, глядя друг другу в глаза, а не по этому проклятому телефону.

-Ленка, - сказала она вдруг, прервав Лену на полуслове. – Давай ты все-таки приедешь в Москву, а?

И добавила в ответ на возражения:

-Ксюша не узнает. Я поселю тебя у друзей, и… И мы хотя бы сможем нормально поговорить.

Лена размышляла недолго, и через неделю и правда приехала в Москву.

Forvard

Они не виделись почти восемь лет. С того самого дня, как Ася пришла к Лене – вся в слезах, в истерике, еле-еле объяснила, что произошло, и Лена сказала: «Езжай в Москву. К ней».

Ася тогда долго сопротивлялась. Ей все казалось, что есть другие способы, что она сможет справиться сама, но вот – не справилась.

И теперь, восемь лет спустя, встречала подругу на Курском вокзале.

Лена почти не изменилась. Выскочила из вагона – маленькая, стройная, летящая. Тряхнула копной светлых волос, расцвела Асе навстречу и кинулась на шею.

-Ну здравствуй, старая калоша.

Ася смеялась сквозь слезы, обнимая ее за шею. Она даже не ожидала, что ей настолько не хватало Лениного юмора, Лениного отношения к жизни, и к ней – к Асе.

Разомкнув объятия, Лена взяла Асино лицо в ладони и внимательно посмотрела.

-А ты постарела, Насть. Но тебе даже идет, знаешь? Стала такой привлекательной дамой.

-Да брось, - отмахнулась Ася. – Моя привлекательность осталась в прошлом.

-Думаю, кое-кто так не считает.

Лена улыбалась ей тепло и ласково, и от этой улыбки теплело сердце, таяла душа.

-У тебя есть Ксюшины фотки? – Спросила вдруг она. – Я не рискнула бы смотреть живьем, но очень интересно, какая она стала.

Мимо них толпой проходили люди, спешащие к выходу из вокзала, и Ася вдруг вспомнила, что они так и стоят на перроне. Подхватила Ленин чемодан и покатила его в сторону таблички «выход в город».

-Ксюшка не любит фотографироваться, - сказала по дороге, - у меня есть несколько снимков, конечно, но они дома. Я тебе завтра покажу, ладно?

-А на словах? Сильно она изменилась?

Ася задумалась. Сильно ли? Наверное, нет, не особенно. По сравнению с тем, какие изменения произошли с ней восемь лет назад, все прочие перемены были едва заметны глазу.

А вот тогда… Тогда она и правда очень изменилась.

Back. Play.

Каждый вечер Ася с ужасом ждала расплаты. Она понимала, что Ксюша не станет ждать вечно, и каждый раз, ложась в постель, дрожала от страха, что именно сегодня это произойдет.

Ксюша очень пугала ее. В день, когда она вернулась и сказала, что освобождение Кирилла – дело нескольких недель, Ася едва ее узнала. Ее лицо – и без того худое, заострилось еще больше. Глаза из зеленых стали как будто мраморными: белыми, с едва заметными зелеными прожилками. И ладонь… Она не дала Асе обработать раны, но было видно, насколько глубоко и сильно она изрезана.

Когда она сказала «Семь лет», Ася ощутила всю полноту арктического холода, накрывшего ее с головой. Наверное, потому, что до этого момента в ней теплилась надежда – подлая, гадкая надежда – что Ксюша ничего не попросит. Или попросит другое. Но надежда рухнула, и Ася поняла: теперь ей придется многое отдать.

Какая-то часть ее была даже рада этому. Это помогало немного примирить истекающую кровью совесть. Потому что она знала: то, что сейчас делает для нее Ксюша – это не просто жертва. Это не просто самое великое в мире доказательство любви. Это конец ее жизни. Такой, какой она была до этого.

Девочки, которая писала ей стихи, которая поджидала ее в коридоре школы, которая приносила цветы к ее подъезду и смотрела исподлобья – этой девочки больше не существовало. Был кто-то другой, и с этим «кем-то» Асе предстояло прожить семь лет.

Но как прожить? Ася не знала, как это происходит между женщинами. Кто-то должен стать мужчиной? Но кто? И как? Стоило ей подумать об этом, и из глаз сами по себе начинали капать слезы.

Девушка, которую она видела с Ксюшей на перекрестке, не выглядела несчастной. И Лена в период их романа не выглядела несчастной тоже. Значит, это не так страшно? Значит, это… Дальше она не могла подумать. Представляла – и начинала плакать, утопая в отвращении. В отвращении к себе, к Ксюше, к тому, через что ей предстояло пройти.

В одну из ночей, когда она поняла, что сегодня ничего не будет, и расплакалась в подушку от облегчения, Ксюша пришла к ней в постель.

-Вот оно, - поняла Ася, сжимаясь в тугой узел. – Началось.

Она подумала, что, наверное, было бы лучше лечь спать раздетой. Тогда удалось бы избежать хотя бы унизительного процесса раздевания, и можно было бы просто закрыть глаза, и не смотреть.