Сон обитателя Мышеловки (СИ)

Профессор стоит рядом, удивительно маленький по сравнению с этой громадиной.

- Наша лучшая разработка, гордость лаборантов и преподавателей. Махаон-7 - бабочка, приносящая смерть. Мы начали её ещё во время войны, но только повышение финансирование в мирное время позволило нам закончить этот смелый проект.

Зрительные сенсоры - большие красные шарики, с жирным, словно у смолы, блеском - установлены на грудь и безглазая и безротая голова казалась равнодушной, словно коробка передач.

- Недавняя война лишний раз показала всесилие, бессмертье и могущество науки. Оказалось, что уничтожить науку не в силах даже она сама: когда падали бомбы и целые города горели и уходили в прожорливый песок, наука зарывалась ещё глубже в землю, рассеивалась по мелким городкам и караванам - и продолжала существовать и совершенствоваться, изобретая всё новые способы уничтожения и самозащиты. Сотни самолётов, тысячи кораблей, фронты, рассекавшие все стихии, новые, немыслимые прежде средства уничтожения. И везде была наука! Всякий, кто брал в руки лучевую пушку, обнаруживал, что к ней нужны патроны, прицел, ещё что-нибудь - чтобы убивать, нужна наука.

Этот район выдержал семь бомбардировок, дважды здесь пролегал фронт, огромные города в долине превратились в осколки и пустую скорлупу - но двухтысячелетняя Академия как и прежде стоит на своём месте, здесь как и прежде учат, учатся, изобретают и исследуют. Да, у Академии Пьеж-а-Сурс есть своя особая сила. В стране есть ещё десять аналогичных Академий со своей уникальной историей и традициями, но нет ни одной, которая была бы сравнима с нашей.

Все вы на собственной шкуре убедились, как сложно сюда попасть и здесь удержаться - но таковы все бастионы науки! Окровавленный меч войны может угрожать городам или правительствам, семьям или поколениям - но для Академии Пьеж-а-Сурс пепел сожженных городов не больше, чем тёплый и уютный гумус, на котором расцветают прекрасные розы Чистой Науки. Даже если бы мы проиграли последнюю войну, Академия как и прежде получала бы финансирование - из другого бюджета, но отнюдь не менее щедрое. Тот неопределённый итог, который мы имеем после перемирия, вполне меня устраивает - он лишь означает возможность новой войны и новых заказов.

Нам, очутившимся за этими стенами, уже ни к чему больше думать о внешнем мире и можно в полной мере сосредоточиться на природе, а особенно на тех её частях, которые можно применить для уничтожения или сдерживания.

Красный огонь уничтожал города древности, полыхал в видениях пророках, бесконечно тлел в аду. Теперь к нашим услугам жёлтый, синий, голубой и живой - самый неукротимый. Люди гибнут и рождаются заново, чтобы вновь уничтожить друг друга и рука государства берётся за Академию, как рука ребёнка - за палку. Земля - то море огня, то море спокойствия, но посередине стоит Академия Пьеж-а-Сурс, вечная, как гора, на которой обитают бессмертные боги.

Через два года и вы покинете эти стены, окунётесь назад в несчастный мир и будете ходить там гордые, как и подобает полубогам среди простых смертных. Наука не просто божественно, наука - она земное воплощение богов, способное уничтожить каждого и при этом неуничтожимое никем.

Что-то щёлкает в машине, и она оживает - что-то журчит в железном животе, а на лбу вдруг вспыхивает алая щель, как если бы кто-то надел на неё алый обруч короны.

Вторая степень. Я слаб в химии, но хорошо помню стандарты механизмов. При всей своей новизне она работает в тех же режимах, что и стандартная боевая машина времён войны. Другое дело, что она куда эффективней.

Профессор нажимает кнопку на боковой и ограда поднимается. Теперь машина прямо напротив нас, её алые шарики, кажется, кого-то высматривают.

Профессор ухмыляется и нажимает ещё одну. Предупреждающий писк, жёлтое табло - «ТРЕТЬЯ СТЕПЕНЬ. ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНЫЙ РЕЖИМ!» - и бросок вперёд, тут же повторённый в десятком разнородных действий, словно отражённый в десятке кривых зеркал: крылья распахиваются, пёстрые блики бегут по наточенным лезвиям, кто-то вскрикнул, толпа шелохнулась - а потом все бросились врассыпную, но проход сюда только один и в тот момент, когда мы слышим окрик профессора, мы уже набились в него, как сельди.

Все мои мысли почему-то о панели, что отделяет нас от аудитории. Она не толще обычного бруска фанеры и ни за что не защитит нас от ужасов Аппаратной.

Впереди, в круге белого света, профессор стоит на прежнем месте, похожий скорее на экскурсовода. Машина чуть позади, словно почтительный слуга. На её разведённых лезвиях, напоминающих теперь шипы розы или иглы дикобраза, обвисли два тела в студенческой униформе.

- Ходите на лекции и не пропускайте семинары,- улыбается химик,- А если ленитесь - готовьтесь к худшему. Вас здесь много и замену мы найдём.

Умная машина отъезжает на прежнее место и застывает с расправленными лезвиями. Какой-то невидимый с нашей стороны механизм сталкивает трупы на пол, а тоненькие струйки - сначала прозрачные, а возле острия уже ярко-красные - споласкивают металл, возвращая прежний нетронутый блеск. Алый обруч на лбу медленно гаснет.

Неестественно-бледный свет ламп делает всё, что случилось похожим скорее на сцену из фильма.

Я отвожу взгляд и вижу Хабан-Тали. Он бледный, словно смерть, на лице поблёскивают капли пота. Тоже напропускал порядочно. Твоё счастье, что ты в Совете Кампуса!

- Мы существуем, пока существует убийство,- подытожил профессор,- А значит, можно смело сказать: Академия бессмертна. Но не всякий способен стать бессмертным! Многие, как вы только что могли убедиться, гибнут по дороге. Особенно мало шансов на бессмертие у тех, кто редко появляется на лекциях. Те же, кто старательно учится, смогут очень многое. Ещё Гераклит из Эфеса учил, что первооснова всего в природе - огонь, в обществе - война, а в человеке - борьба между ним и другими.

Добавлю, что совершенство огня и безукоризненность оружия - это тот самый железный каркас, без которого не обойтись даже в суматохе мирной жизни.

Все свободны, факультативное занятие окончено.

Я возвращаюсь в комнату по сводчатым коридорам и думаю о всяких мелочах. О красных шариках на груди у робота, которые, словно глаз мухи, видят всей поверхностью, о совсем других, синих шарах, падавших на сонные города, о золотых буквах «Académie Piège-à-souris» над входом в кампус, о питомниках боевых крокодилов и о чём-то ещё. А ещё о смерти: этом чёрном парашюте, накрывшим в минувшую войну восемьдесят четыре из ста офицеров химических войск.

И, разбросав себя на кровати, понял, что, возможно, мне придётся покинуть Академию.

Чтобы остаться хоть немного живым.

4. В трубе — Нетипичная комната — Цветок смерти

Главный коридор первого этажа - это огромная металлическая труба диаметром в полтора человеческих роста. Её изготовили во время последней войны и сначала предназначили одному из тех линкоров, которые так и остались чертежами и деталями - после того, как подписали мир, их всё равно никто уже не боялся. Трубу подарили Академии, намекая на обилие наших выпускников среди конструкторов и извиняясь за послевоенные перебои с финансированием. Профессора с Архитектурного нашли способ встроить её в нижние этажи здания. В этом не было ни малейшей эклектики, труба сидела внутри, словно позвоночник, совершенно невидимая снаружи и внушала почтение всякому, кто в него входил: после «классических» коридоров .с высокими окнами и арочными переходами, цветами в горшках и лампами в бронзовых плафонах ты нырял на какое-то время в военно-технический аскетизм, где на стенах - чёрные гнёзда для проводов, похожие на чьи-то крошечные умные глазки, а пожарный шланг свернулся в шкафу, который может выдержать пулемётную очередь. Отзвук каждого твоего шага проносится между стен, словно стайка рыб над морским дном.