Эйфория

***

Она сидела на кровати, подобрав под себя ноги, в одном белье, с волосами, рассыпавшимися в беспорядке по плечам. Она не включила освещение, и в темноте сложно было угадать их цвет. Бенедикт предположил каштановый или темно-русый. Слабый аромат гвоздики и шоколада донесся до него, когда он приблизился к кровати, и он сдержал улыбку при мысли о том, как она отреагировала бы, скажи он, что она пахнет, как теплый изысканный десерт.

Медленно продвигаясь в полумраке, он подошел к постели и сел на краю. Это было похоже на то, как если бы она разбудила его среди ночи, проснувшись от не слишком страшного, но ужасно надоедливого кошмара. Подумав об этом, он невольно поднял руку и потянулся к ней.

Его ладонь остановилась в нескольких сантиметрах от ее лица.

– Скажи мне, чего ты хочешь.

Кристин резко опустила голову. Бенедикт смотрел на подрагивающие костяшки ее пальцев, зарывшихся в пышные волосы, и молчал. Он ждал.

– Я не знаю.

Одновременно с тем, как она поднимает голову, намереваясь выпрямиться, и снова обращает к нему взгляд, его руки ложатся на ее плечи, и Бенедикт мягко притягивает ее к себе.

– Тогда просто не думай ни о чем, – говорит он пылающим в лихорадке тонким скулам и нежно проводит ладонью по ее спине. – Все будет хорошо.

Понемногу, очень медленно, напряжение спадает, и тогда он отодвигается, чтобы дать ей больше свободы и одновременно уложить на постель, и, по-прежнему не отводя глаз и никуда не уходя, принимается одну за другой расстегивать пуговицы на своей рубашке. Кристин следит за тем, как обнажается его тело, рассматривая проступающие в темноте очертания бедер, рук и груди, молча и без смущения, и только участившееся дыхание, которого она не может скрыть, дает понять, что это зрелище не оставляет ее равнодушной. Оставшись обнаженным, Бенедикт склоняется над ней.

Лунный свет, проникающий из окна, касается ее тела, и кожа кажется почти прозрачной. Кристин поднимает руку и проводит ею по волнистым прядям, падающим на лоб Бенедикта. Невольно он спрашивает себя, правду ли она сказала, и может ли быть так, что она впервые оказалась в подобной ситуации с мужчиной. Он думает об этом, пока его руки путешествуют по ее телу, ласкают ее все еще скрытую лифчиком грудь, обводят нежные изгибы талии и проникают к источнику удовольствия между ног. Бенедикт не снимает с нее белья, он просто отодвигает в сторону нежный шелк трусиков и находит пальцами клитор.

Она кончает легко и быстро, и у нее в глазах такое изумление, что Бенедикт смеется, обхватывая ее обеими руками и снова притягивая к себе.

– Сколько их было? – тихо спрашивает он.

– Кого? – кажется, она еще не пришла в себя.

– Тех, кто говорил, что ты холодная, – закатив глаза, фыркает Бенедикт.

Кристин отворачивается и краснеет до корней волос.

– Двое, – чуть слышно отвечает она.

– Ты сказала им, что не получаешь удовольствия, – Бенедикт говорил утвердительным, а не вопросительным тоном.

– Да, – удивленно ответила она. – Откуда ты знаешь?

– У меня нет причин подозревать, что с ними ты вела себя более вежливо, чем со мной, – пожал плечами Бенедикт, и она снова залилась краской. – Это совершенно естественно, – мягко добавил он, заметив ее реакцию, – как и то, что я хочу сделать сейчас.

Кристин вскинула на него глаза и глубоко вздохнула, позволяя ему снять с себя сначала лифчик, а затем – трусики, но тут же крепко сомкнула ноги и, кажется, сама этому удивилась.

Бенедикт не обратил внимания на ее движение, как будто это было само собой разумеющимся или ему вовсе не было до этого дела.

Он встал и, будто вспомнив о чем-то, развернулся и вышел, все так же обнаженный, оставив ее лежать одну в полном недоумении. Когда он вернулся несколько минут спустя, он нашел Кристин сидящей на кровати, сбитой с толку и пылающей праведным гневом.

– Как ты… – увидев Бенедикта, начала она, но тут же замолчала, повинуясь спокойному жесту его руки. – Что это было? – переведя дыхание, спросила она.

– Анестезия, – невозмутимо ответил Бенедикт.

– Анесте… Что?!

Он улыбнулся, ничего не ответив. Вместо этого он подошел к кровати и, усевшись рядом с Кристин и, как ни в чем ни бывало, проведя кончиками пальцев по ее спине, попросил:

– Расскажи, как это было с тобой в первый раз.

– Ужасно, – отозвалась она прежде, чем успела осознать, что именно сказала.

Бенедикт кивнул, никак не реагируя на ее раздосадованный вид.

– Кто из них?.. – он слегка нажал на ее спину ладонью, толкая вперед и заставляя улечься на живот.

– Барри, мой однокурсник, – сдалась Кристин, поняв, что все равно уже проговорилась. – Мы никогда особо не симпатизировали друг другу, но как-то на паре вечеринок он пригласил меня на танец… Я не планировала ничего серьезного. Да ничего серьезного и не было, – сердито поправила она себя и поморщилась, вспоминая. – Когда он позвал меня к себе, я думала, что… – она грустно улыбнулась. – Думала, мы просто выпьем и пообжимаемся на кровати. Но все зашло слишком далеко.

– Он был груб с тобой? – к ласкающей ее руке присоединилась вторая, и она бессознательно выдохнула от удовольствия.

– Нет, – Кристин задумалась. – Нет. Я даже не могу сказать, что это было физически неприятно. Но это было стыдно, и мне хотелось, чтобы это поскорее закончилось.

Бенедикт кивнул, наклонив голову, будто прислушиваясь к каким-то своим мыслям.

– Перед тем, как я ушел, – медленно начал он; его ладони, гладившие ее тело, остановились на мгновение и тут же вернулись к своему занятию, – ты думала об этом, не так ли?

Кристин молчала. Ей явно не хотелось поднимать эту тему, но отрицать очевидное было невозможно.

– Да, – наконец, с усилием сказала она. – Но это…

– Сейчас ты об этом думаешь? – перебил ее Бенедикт.

– Я… нет, – выражение ее лица сделалось настолько озадаченным, что он едва сдержался, чтобы не рассмеяться. – Но ты ведь все равно… – Кристин понизила голос и, выскользнув из его рук, обернулась к нему, – ты все равно возьмешь меня, – полувопросительно закончила она.

Ничего не ответив, Бенедикт развернул ее обратно и, протянув руку за лежащей рядом подушкой, приподнял Кристин и подложил ее ей под бедра.

– Возможно, – задумчиво сказал он, – если ты захочешь.

С этими словами он аккуратно развел ее ноги в стороны и, прежде чем Кристин успела что-либо понять, проник в нее одним пальцем.

– Тише, – шепчет он, чувствуя, как она инстинктивно сжимается вокруг него, – тише, не двигайся. Вот так.

Он выходит не раньше, чем она расслабляется и перестает сопротивляться, обещающе проведя ладонью по внутренней стороне ее бедра и ненадолго задержав руку на клиторе. Кристин поворачивается к нему, и в ее глазах – больше, чем согласие; она требует, и Бенедикт, улыбаясь, свешивается с кровати и отыскивает среди складок своей брошенной одежды запечатанный презерватив.

– Так хорошо? – в темноте ее кожа кажется почти перламутровой; Бенедикт кладет правую ладонь ей между лопаток и некоторое время не двигается. Он скорее угадывает, чем видит, ее безмолвный кивок, откликаясь на него самым непосредственным образом, и уже не останавливается до тех пор, пока она не замирает в новой вспышке безумного наслаждения.

Когда они лежат рядом несколько минут спустя, Бенедикт долго молчит, откинувшись на спину, выравнивая дыхание и улыбаясь в темноту. Внезапно какая-то мысль приходит ему в голову, заставляя обернуться к женщине, с которой он делит постель.

– Это первый случай за много лет, когда я работаю с клиенткой, о которой почти ничего не знаю, – негромко произносит он.

Кристин чуть слышно хмыкает и переворачивается набок.

– Это легко исправить. Что ты хочешь узнать?

– Сейчас – только одно, – в голосе Бенедикта звучит плохо скрываемое коварство.

Кристин поднимается и, прикрывшись одеялом, вопросительно смотрит на него.