Эйфория

– Это было прекрасно, – искренне сказал Бенедикт. – А теперь позволь мне…

Он протянул руку и медленно расстегнул одну пуговицу на ее блузке.

Айра застонала.

– Должен признаться, что без моего наслаждения все-таки не обойдется, – прошептал он, – но ничего из того, что я хочу с тобой сделать, не имеет отношения к использованию, я обещаю.

Айра всхлипнула и повела плечами.

– И я не стану скрывать, насколько сильно хочу дотронуться до тебя, – продолжал Бенедикт, расстегивая остальные пуговицы.

На ней не было лифчика. Отбросив в стороны полы блузки, он легким движением пальцев провел по ее влажной коже и, наклонившись, нежно коснулся языком соска. Айра задрожала, и на мгновение ему показалось, что она хочет вырваться, но следующее прикосновение его губ заставило ее выгнуться и тут же обессиленно упасть обратно на кровать.

Бенедикт неторопливо ласкал ее маленькую полную грудь, обводя руками нежные окружности и слегка сжимая пальцами соски. Он осторожно потянул за один из них и, услышав сдавленный стон, улыбнулся, вновь склоняясь и касаясь губами ее шеи.

– Бенедикт…

В ее голосе звенело наслаждение, смешанное с отчаянием.

Он отстранился от нее и, мягко проведя рукой по ее вздрагивающим ключицам, спросил:

– Я сделал что-то не так?

Айра, закрыв глаза, помотала головой, позволяя ему переместиться чуть ниже и слегка замерев, когда его руки коснулись застежки юбки.

– Мне кажется, от этого давно пора избавиться, – беззаботно сказал Бенедикт и, обхватив ее за талию одной рукой, другой ловко снял с нее элегантную и совершенно измятую вещь, оставив Айру в одной блузке, которая едва держалась на ее плечах.

Ее тело было худощавым и тонким, светлым, без загара; узкие бедра, нервно сжатые и не оставляющие сомнений в том, что гостям здесь не рады, походили на мгновенный набросок с эскиза художника-импрессиониста.

Бенедикт медленно прошелся пальцами по ее коже, прочертив линии от выступающих тазовых косточек до колен, и, подхватив под коленные впадинки, осторожно разомкнул ее ноги.

Она, без сомнения, была влажной, но Бенедикт медлил, не прикасаясь к ней. Он просто сидел и смотрел, как делается тяжелым и рваным ее дыхание, как дрожь проходит по телу, а возбуждение вновь становится осязаемым.

Когда его палец легко погладил ее клитор, она застонала так жалобно, что у него возникло желание позволить ей кончить прямо сейчас, но он прервал контакт и направился выше, оставляя за собой пульсирующее нетерпение.

Вернувшись к ее потяжелевшей груди и поиграв с напряженными сосками, Бенедикт почувствовал, что дольше ждать было бы безумием. Резко оторвавшись от ее тела, он склонился между ее ног и ласково толкнулся языком в изнывающий от желания орган.

Ее крик испуганной птицей вырвался под потолок, отпуская наружу изумление, блаженство и удовлетворение.

Спустя некоторое время, во вновь образовавшейся тишине Бенедикт, пружинисто приподнявшись на руках, переместился выше и навис над ней, разглядывая ее лицо, зардевшееся и смущенное. Айра открыла глаза и посмотрела на него так, словно впервые увидела.

– Ты в порядке?

Она кивнула и, кажется, неожиданно даже для самой себя улыбнулась.

– В полном. Это не то, что ты планировал?

Бенедикт ухмыльнулся.

– Разумеется, нет. Но я рад, что ты справилась.

Айра чуть слышно фыркнула и смерила его насмешливым взглядом с головы до ног.

– Вот оно, мужское превосходство. Проявляется во всем.

– Вы раскусили меня, леди, – покаянно покачал головой Бенедикт. – И теперь мне остается только… Айра?

Ее лицо, только что веселое и удовлетворенное, внезапно побледнело, и выглядело так, словно она вот-вот расплачется или примется звать на помощь.

– Айра, что произошло? – Бенедикт отстранился от нее и обвел глазами ее тело с головы до ног. Все было так же, как и секунду назад, если не считать того, что… Перехватив испуганный и усталый взгляд ее глаз, он вдруг понял, куда она смотрела.

Полностью сосредоточившись на ней, Бенедикт совершенно не предполагал, что ее может смутить – или встревожить? то, как реагирует его собственное тело. Сейчас же, увидев, с каким ужасом она смотрит на его возбужденный член, он вначале растерялся, а потом от всей души обозвал себя идиотом.

Ну, конечно. Без пенетрации.

– Айра. – Бенедикт очень медленно, стараясь не тревожить ее, сменил положение и, расположившись рядом с ней, сел на кровати. – Тебе нужна помощь?

– Нет, – ее голос, холодный и измученный, расходился по комнате, как волны в потревоженной реке. Как будто из нее вынули всю жизнерадостность и просто оставили наедине с этим. «Бенедикт, ты козел», – подумал он.

Он резко повернулся и, откинувшись назад, лег на спину.

– Почему ты мне не сказала? – после короткой паузы негромко спросил он.

– О чем? – никаких интонаций, сухой деловитый тон, никакой попытки обернуться и посмотреть на него.

Бенедикт перевел дыхание.

– О том, что ты не просто не хочешь пенетрации, а боишься ее.

– Я ничего не боюсь, – холодно ответила она.

Тишина, последовавшая за ее словами, была вязкой и злой. Бенедикт почувствовал, что еще немного, и ситуация выйдет из-под контроля.

– Ты не боишься сексуального взаимодействия, – решил он зайти с другой стороны. – Но ты очевидно испугалась моего возбуждения.

– Это случайность.

Бенедикт мысленно перечислял бранные слова и прозвища, которых он, несомненно, заслуживал.

– Айра, я прошу у тебя прощения за то, что не выяснил этого сразу, но теперь нам придется поговорить об этом. – Он приподнялся и провел рукой по волосам. – Я никогда и никого не беру силой, – добавил он. – Но если ты сейчас… если ты сейчас промолчишь, это будет все равно, как если бы здесь произошло изнасилование.

– В том, что произошло, нет твоей вины, – удивленно сказала она. – Зачем тебе знать то, что… тебя не касается?

– Затем, что я обещал тебе удовольствие и свободу, а не слезы и боль.

Айра молчала. Бенедикт не знал, стоит ли продолжать дальше, но и остановиться он тоже не мог. Внезапно пришедшая ему в голову мысль заставила его повернуть разговор в другое русло.

– Ты говорила, что любишь унижение. Но ты не любишь пенетрацию. Следовательно, ты не считаешь пенетрацию унижением.

– Мне казалось, мы договорились не затрагивать эту тему.

– Мы договорились, что я не буду в тебя входить, но мы не договаривались, что я не буду спрашивать.

Айра вздохнула.

– Ты прав, – сказала она, помедлив. – Пенетрация – это не унижение. Пенетрация – это… – она замолчала.

– Это за гранью добра и зла, – тихо сказал Бенедикт.

Она плакала. Он не видел ее лица, но был совершенно уверен в этом. Осторожно обернувшись, он увидел, что она лежит, закрыв лицо руками, тонкая, нервная и недвижимая.

Так легко повредить, надавить, причинить боль, подумалось Бенедикту. Так близко к невидимой границе, за которой…

– У тебя не было абъюза, – уверенно сказал он. – Ты просто этого не хотела. Ты никогда этого не хотела.

– Я хотела доставить ему удовольствие, – чуть слышно сказала она.

– Оставив себя мучиться у порога и терпеливо пережидать пир чужого сладострастия, – с отвращением сказал Бенедикт.

Она отняла руки от лица и посмотрела на него заплаканными глазами.

– Что я должна была делать?

Бенедикт протянул руку, словно собираясь коснуться ее, но остановился.

– А что бы тебе… – он смотрел, как на ее лице одно за другим сменяют друг друга противоречивые чувства.

– Это не было больно, – с усилием сказала она.

– Просто ты каждый раз чувствовала себя обманутой, – кивнул Бенедикт.

– Да, – она закрыла глаза.

Его рука все-таки дотянулась до нее и, скользнув по предплечью, осторожно спустилась к изгибу талии, на мгновение задержавшись на ней, после чего, будто бы передумав, взлетела вверх и вернулась к плечу.

– То, что происходило сейчас… с тобой уже было такое?