Гэсэр

Задний угол дворцовый приподняла

И ускользнула из захваченного дворца

Во владенья Уса-Лосона, отца.

А дядя наш Саргал-Ноен,

Сединами мудрыми убелен,

У большого озера лежал в камышах,

Затаившись и не дыша.

Выбрали шараидаи

Рысака самого редкого,

Выбрали шараидаи

Стрелка самого меткого,

Стрелой железной дядю стрелок погубил,

Голову и руку ему отрубил,

Из головы они сделали кубок,

Вино пить сладкое,

А правой руки обрубок

Для кнута — рукоятка.

А всех этих действий изобретатель,

Коварный изменник и злой предатель,

Твой черный дядя Хара-Зутан,

От мести весел, от крови пьян.

Пока ты охотился на Алтае,

Разорили твою землю от края до края,

Табуны-стада твои истребили,

Твоих подданных перебили,

Из костей там холмы растут,

Ручьи от крови красны текут.

Была твоя земля зеленая, золотая,

А стала земля испепеленная и пустая.

После этого

Три сестры крылышками махать стали,

И в небе летнем,

В светло-синем небе растаяли.

Когда услышал Гэсэр про такое дело,

Лицо у него побелело.

Вспомнил он Урмай-Гоохон свою красавицу,

Вспомнил он, что в плен она скачет.

Вверх на небо посмотрит он — печалится,

Вниз на землю посмотрит он — плачет.

От левой слезы

Потекла Лена-река,

Раздольна и широка.

От правой слезы

Между лесистых скал

Образовался глубокий Байкал.

После этого Гэсэр, усмехаясь зло,

Садится на Бэльгэна, в серебряное седло.

За правую сторону повода потянув,

В нужную сторону коня повернув,

От десяти лесистых холмов Алтая,

От двадцати дремучих лесов Хухи,

Скачет в сторону родимого края,

Где теперь пустыня да лопухи.

Едет он, тихонько рысит,

Комья с чашку разбрасывает из-под копыт.

Скачет он, птицей летит,

Комья с котел разбрасывает из-под копыт.

Скачет он

Повыше облаков проплывающих,

Скачет он

Пониже звезд сверкающих,

Парит он беркутом над горами,

Мелькает он ястребом над холмами.

Бросается он соколом с неба высокого,

Остановился он, где песчаная сопка.

Тут река Хатан, тут край родной,

Для коня усталого — водопой.

Видит он,

Что пока охотился на Алтае,

Разорена страна от края до края,

Все разрушено тут, все вытоптано,

А людей тут нигде не видно.

Лишь ручьи текут от крови красны,

А у дальней горы и у ближней

То ли спят, то ли стрелами сражены,

Все баторы лежат неподвижно,

Бывшие всадниками и стрелками,

Лежат они изваяньями каменными.

А с ними

Триста тридцать три воеводы,

А с ними

Три тысячи триста тридцать три оруженосца.

В большой печали Гэсэр к ним подходит,

Сердце его красное меж ребрами бьется.

Ребра его упругие изгибаются,

Мышцы его могучие напрягаются.

И не видно нигде его красавицы,

Урмай-Гоохон, в полон она скачет.

Вверх посмотрит Гэсэр — печалится,

Вниз посмотрит Гэсэр — плачет.

Увидел Гэсэр, поднимаясь в гору,

Двух любимых своих баторов,

Упал он на изваянья каменные,

Обняв их живыми руками.

От тепла человеческой кожи

Два батора мгновенно ожили.

Встали на ноги баторы, а вслед за ними,

Дружно ожили и остальные.

Ожили

Триста тридцать три воеводы,

Ожили

Три тысячи триста тридцать три оруженосца,

Готовы они к любому походу,

Готовы сражаться с кем придется.

Абаю Гэсэру все это нравится,

Сияет он, словно солнце,

Вверх на небо поглядит — улыбается,

Вниз на землю поглядит — смеется.

К каждому батору он подошел,