Гэсэр

Один говорит — так не годится,

Другой говорит — так не годится,

Абай Гэсэр слушал-слушал и начал сердиться.

Щеки он, сердясь, надувает,

Свое решение предлагает.

Абай Гэсэр, не долго думая,

Хангайскую черную стрелу достает,

Абай Гэсэр, долго не мудрствуя,

Черную стрелу на тетиву кладет.

Над наконечником стрелы он шепчет,

Чтобы стрела была крепче.

Над опереньем стрелы он бормочет,

Чтобы стрела была точной.

Шепчет он до появления красного пламени,

Бормочет он до появления синего пламени.

Боевой свой лук

Он так натянул, что дым пошел.

Тугой свой лук

Он так натянул, что огонь пошел.

Силой большого пальца закрученная,

Ловкостью указательного пальца пущенная,

Хангайская черная стрела в цель попадает,

Преграду-скалу на куски раздробляет.

Образовался в скале такой проход,

Что любое войско легко пройдет,

Пешеходы пройдут измученные,

И верблюды пройдут навьюченные.

Где стояла скала высокая,

Пролегла дорога широкая.

Абай Гэсэр вперед проскакал

И прежде всего стрелу отыскал

Валялась она по другую сторону преграды.

«Свое добро, — Гэсэр говорит, — бросать не надо.

Хорошая вещь, — Гэсэр говорит, — еще понадобится,

Хорошей стреле сердце радуется».

Отряхнул он стрелу от прилипшей земли,

От той земли холмы пролегли.

Абаю Гэсэру препятствий нет,

Скачет он дальше впереди отважных богатырей.

Путь, на который надо девяносто лет,

Проскакивают они за девять дней.

Скачут они, как стрела свистит,

Скачут они, словно камень шуршит.

И хотя просторы земли широки,

И нисколько они не сужаются,

И хотя дороги-пути далеки,

Все же к цели воины приближаются.

Уж Сумбэр-гора им видна,

Ее северная сторона.

Повод натянул Абай Гэсэр,

Остановился послушный конь.

На стременах привстал Абай Гэсэр,

К глазам приставил ладонь.

Над горами, холмами, пригорками,

Над болотами злыми, жуткими,

Смотрит вдаль он глазами зоркими,

Вслушивается ушами чуткими.

Видит он, что к востоку от Сумбэр-горы

Травы высохли, пожелтели.

Вся земля черна от золы,

Реки сузились, обмелели.

Там деревья гниют и падают,

Скалы крошатся, рассыпаются,

А в тайге полно зверя-падали,

И сама земля рассыхается.

Еще выше Гэсэр в стременах привстал,

Еще дальше и зорче смотреть он стал.

Еще чутче прислушивается он,

Не поймет он, что б это значило,

Большим удивлением удивлен,

Задачей большой озадачен.

За пределы видимости смотрит во все глаза,

За пределами слышимости слушать старается,

Какая-то синеется там полоса,

Что-то там вдалеке содрогается.

Два дяди Ноена по бокам от него стоят,

Два дяди Ноена тоже слушают и глядят.

— Что видите? — спрашивает Гэсэр у дяди.

— Что слышите? — спрашивает Гэсэр у другого.

— Ничего не видим мы, — отвечают дяди,

— Ничего не слышим, хуже глухого.

— Что видите? — спрашивает Гэсэр у баторов.

— Что слышите, — спрашивает он у отчаянных.

— Ничего не видим, — отвечают баторы.

— Ничего не слышим, — отвечают.

Тогда приказывает Гэсэр Ноенам,

Тогда приказывает Гэсэр баторам:

«Тихо двинемся и пойдем мы,

Удаляясь в чужие горы.

Пусть сердца ваши будут каменными,

А повадки пусть будут волчьими,

Вы след в след идите за нами,

Мы пойдем путем укороченным.

Через землю, что вся изрыта,

Через рытвины, через комья,

Пусть идут копыто в копыто,

Друг за другом послушные кони».

Так повел их Гэсэр умело,

По военным правилам древним,

В те нехоженые пределы,

Где гниют на корню деревья.

Где травы высохли, пожелтели,

А реки сузились, обмелели,

А скалы крошатся, рассыпаются

И сама земля рассыхается.

В это время

В стороне от великой Сумбэр-горы,

Обладающий пугающим колдовством,

Располагающий содрогающим волшебством,