Бард, который ничего не хотел (СИ)

Штатный обед, легким движением руки короля превращенный в праздничный, шумел под сводами малого зала пиров весело и бесшабашно. Вместо набивших зеленую оскомину «Фиолетовых штанин» музыканты наигрывали на все лады вариации частушек про барона, придворные шутили и смеялись с различной степенью искренности и более-менее над одним и тем же[15], с аппетитом уминая угощения, Кириан сидел по правую руку от Горвенола на месте, зарезервированном обычно для эрлов и герцогов, с видом кота, посаженного на шею вожаку своры посреди псарни, а Свинильда… Свинильда, получившая неожиданно свой звездный час, впилась в руку жениха и трещала, не покладая языка:

- Киря, Киречка, Кирюша, как я испугалась, когда это премерзкий баронишка стал на тебя нападать! Если бы ты знал, как он тебя ненавидел! Но я сказала себе: «Свини, девочка моя, если ты что-то можешь сделать для спасения своей единственной любви, притворись, что Найси тебе нравится и не отходи от него ни на шаг! Шпионь за ним, вызнавай, что задумал этот тупой индюк, чтобы твой Кирюлюленька был в безопасности!» А ты думаешь, убедить его в том, что я на королевском суде буду свидетельствовать в его пользу, было легко?! Да как бы не так! Да проще, наверное, было уговорить его коня, чем этого борова! Но я смогла, и только любовь к тебе, огромная и вечная, как тот бриллиант, который ты мне подаришь на наше обручение, помогла мне это сделать!

- Я подарю?.. – оглушенный, захмелевший и ошарашенный, слабо переспросил Кириан.

- Конечно. А разве нет? – в голубых очах приказчицы заплескалось горе.

- Да, да. Конечно, да, - поспешно закивал барон Айлилл, лихорадочно соображая, на какие конкретно шиши он будет этот бриллиант покупать.

- А как всё удачно обернулось с решением его величества, Кирюсюсечка! – успокоенная и вдохновленная, с новым жаром засияла Свини. – Как замечательно, как мудро было с его стороны произвести тебя в рыцари – и как ты ловко извернулся с этой дуэлью!..

- Мудро со стороны отца было выслушать вчера ту даму, - наклонился вперед к Свинильде принц.

- Даму?

- Какую даму?

- Не знаю, - Горвенол пожал плечами. – Никто ее раньше не видел, и куда она подевалась после встречи с отцом, тоже не понял никто.

- И что она сказала? – ощущая первые уколы ядовитых игл ревности, прищурилась приказчица.

- Она появилась во время ужина непонятно откуда и предложила его величеству именно то решение, последствия которого мы наблюдали сегодня. Честно говоря, отец всегда недолюбливал этого пустозвона Найси, и когда перед ним встал выбор: потерять такого барда, как Кириан, или окоротить такого рыцаря, как Ангус…

- Но что это была за женщина? – повторила Свинильда, комкая блин, перепутанный с салфеткой.

- Не женщина, а дама, - строго поправил Горвенол.

- Как она выглядела?

Принц задумался, припоминая:

- Среднего роста… Волосы темно-русые до плеч… или ниже?.. В сером шелковом платье, отороченном серым и белым мехом… в серой пушистой горжетке… Еще у нее глаза зеленые были. Необычно зеленые. Как изумруды.

- И всё? – разочарованно протянула Свини.

- А! И еще ногти! Длинные, накрашенные ярко-алым лаком! Очень необычно.

Кириан подавился лесогорским плодово-ягодным.

- Ты ее знаешь?! – подскочила приказчица, готовая к атаке.

- Нет, что ты! – не переставая кашлять и изо всех сил надеясь, что это скроет истину, замотал головой менестрель.

- Ты врешь, - приговор дамы сердца был моментальным и тяжелым, как удар топора палача. – Ты ее знаешь! Ты с ней встречался! Обманывая меня! Маленькую наивную дурочку, доверившую тебе свое бедное сердечко!

Свинильда уткнулась лицом в ладони, прихватив незаметно с копченой форели колечко лука, и попыталась создать слезу.

- Ну что ты… Свини… я не знаю ее… и никогда не слышал про такую… и не видел… и не осязал… и не обонял… и… и… - органы чувств, которыми можно был бы познакомиться с таинственной дамой, кончились[16], и Кириан прибег к последнему средству убеждения, ощущая себя отчего-то последним предателем: - Да это вовсе не мой тип! Ты – гораздо красивее! И умнее! И обаятельнее!

Горвенол, с интересом прислушивавшийся к разговору, разочарованно откинулся на спинку стула, но зато приказчица утерла слезы и с азартом, достойным лучшего применения, взялась за сладкую перемену блюд.

Кириан тихо застонал и разлепил глаза на щелочки.

Было утро, и был чужой потолок, чужое окно, занавешенное чужой портьерой, настолько богатой и вычурной, что ей бы подошло не персональное окно, а персональная комната. А еще был чужой плед и чужая кровать.

Конечно, всё из вышеперечисленного с ним случалось и раньше, хоть и гораздо реже, чем ему иногда хотелось бы, но на этот раз ощущение чуждости превышало все пределы, мыслимые и немыслимые похмельным мозгом, точно вместе с кроватью, окном и пледом чужим оказалось и его тело, а сам он в нем – незваным гостем.

Но что самое обидное, стоналось менестрелю не с похмелья, хотя во время вчерашнего обеда, плавно перетекшего в ужин, выпито было немало. Стоналось ему от нахлынувших мутной волной воспоминаний.

Сначала, вроде бы, всё шло если не замечательно, то просто хорошо: воркующая Свинильда под рукой, музыканты, наяривающие его последнее творение, придворные, не слишком явно воротящие нос от свежеиспеченного рыцаря, поддержка Горвенола, улыбки Конначты, мягкий алкогольный туман, погружающий в приятные грезы распотешенного самолюбия и так внезапно сбывшегося желания… Потом же, словно кто-то высоко сидящий и далеко глядящий вдруг решил, что позитива на сегодня достаточно, всё пошло наперекосяк: сначала потихоньку, исподволь, но чем дальше – тем перекосяк становился всё более перекошенным, и события, как снежный ком, катились под уклон, набирая инерцию и вес. Но самым главным для барда было то, что в середине этого кома, беззвучно кричавший и тщетно пытавшийся выбраться, застрял он.

Началось всё с того, что Конначта и принц ушли, оставив дворян пировать в свое удовольствие. Продолжилось доброхотами, мгновенно пожелавшими обмыть его новый титул, замок, дом, невесту – всё вместе, а потом по отдельности. Далее была его попытка выйти на середину зала и спеть, закончившаяся почти всеобщим осуждением: развлекать народ – не баронское дело, не срамись перед челядью. Те же, кто считал, что барон барону рознь и что от сэра Рифмоплета не убудет, если он выйдет и забацает что-нибудь веселенькое, принялись возражать.

Как доказала современная наука, там, где в одном объеме перемешивается много алкоголя и дворян, разногласия умножаются прямо пропорционально сумме того и другого в абсолютных значениях с гарантированным превышением критической массы. Для тех же, кто в математике Белого Света не силен, можно пояснить, что согласно этой теории перепалка хмельных рыцарей очень скоро перешла в потасовку, расширявшуюся и затягивавшую всё новых участников. И как это бывает в подобных мероприятиях, многие из них уже не помнили, с чего всё началось, а просто упоенно мутузили друг друга кулаками, окороками и стульями. Потом так же внезапно, как началось, всё успокоилось, и тут же выяснилось, что виновник торжества сидит под столом, закрывши голову руками, вместе с музыкантами и женщинами. «Из балалайки меча не выкуешь» - было самым мягким, что он услышал в свой адрес, и если бы униженная и разъяренная Свинильда не утащила его прочь, его познание себя в этот вечер, подозревал менестрель, могло достичь невероятных глубин.

Впрочем, радовался он рано: оказавшись в новом доме и отохав свое, Свини принялась за него. Она критически обошла вокруг растерянно мигающего барда и вынесла приговор: «Волосы перекрасить в черный цвет и завить, купить сапоги на высоких каблуках или платформе и сесть на диету. Летом – чаще бывать на солнце, чтобы приобрети благородную смуглость. И жалко, что с носом и глазами нельзя ничего поделать… Хотя если найти хорошего колдуна-визажиста… И мне до потолка этой комнаты, что у тебя сгорающий тип кожи! Если ты барон, так и выгляди по-баронски!».