Неприкаянная душа

— Олигархия? Воины императора? — взбодрился любопытный дедок.

— Нет, просто богатейшие из богатейших, — покачала головой я.

— Человек не может разбогатеть в одно мгновение, не воюя с другими царствами и не присваивая себе их богатства! — не поверил мне итальянец. — Значит, ваша олигархия воевала со своим народом.

— Я им не судья, — изумляясь дальновидности доисторического субъекта, вздохнула я.

— Ельцин — сын Горбачева или внук, как мой Калигула? — отправляя в рот иссиня-черную виноградинку, осведомился Тиберий.

— Не сын и не внук, — последовав его примеру, патетично объявила я.

— Значит, он отравил старого секретаря? — подпрыгнул от неожиданности римлянин.

— Нет, просто у нас правителей избирает сам народ, — с гордостью провозгласила я.

— Почему же народ избрал цезаря, при котором ему пришлось бежать из империи, и позволил олигархам обворовать себя? — удрученно почесал в затылке отшельник.

— Новый правитель обещал избирателям райскую жизнь, — снова вздохнула я.

— Чернь — глупа, а потому я и отменил демократические свободы, — удовлетворенно потер сухонькие руки правитель Рима. — Зато на случай эпидемии, землетрясения, финансового кризиса в моей казне находится 2700 миллионов сестерциев. А ты тоже убежала от Ельцина, Алиса, или тебя украли?

Я замолчала. Что сказать древнему старцу о своем появлении в его стране? Не сообщать же о том, что ветреный элементал, влюбившись в бессмертную душу жительницы третьего тысячелетия, устроил ей небольшой круиз по пространству и времени.

— Сейчас на моей родине правит хороший человек, он очень старается, чтобы Россия стала могучей державой, — стараясь перевести разговор в прежнее русло, провещала я. — Его зовут — Владимир Путин.

— Сколько людей проживает в вашей империи? — отправил в рот вторую виноградину кесарь.

— Около 150 миллионов человек, — криво усмехнулась я.

А еще недавно было на 28 лимонов больше!

— Надо же, — словно молодой резво вскочил с места потрясенный Тиберий, — как и у нас! Значит, я тоже могу называться секретарем?

— Если будет желание, — растерялась я.

— Секретарь Путин не станет воевать с Римской империей, чтобы поработить ее? — тяжело опускаясь в кресло, напрягся озадаченный старец.

— Никогда, великий цезарь, — быстро заверила его я.

— Расскажи мне о вашем искусстве, Алиса, — расслабившись, неожиданно сменил тему римлянин.

— Русский народ очень любит зрелища, — осторожно выбирая слова, чтобы не шокировать необыкновенного слушателя, начала свой рассказ я, — театр, олимпиады, цирк, обожает книги, м-м-м трактиры, путешествия.

— Вы читаете Платона? — с гордостью бросая беглый взгляд на заставленные свитками стеллажи, осведомился любитель античного искусства.

— Нет, мы читаем Булгакова, Донцову, Устинову..

— Это русские философы? — грубо оборвал он меня.

— В какой то мере, да. У нас есть чудесная певица — Алла Пугачева..

— А если я выкуплю сладкоголосую сирену для себя? — снова прервал меня император.

— Нет, она, пожалуй, не поедет, — хихикнула я.

— Я озолочу певицу! — вкрадчиво пообещал доисторический субъект.

— Пугачева и так богата, — пытаясь не задохнуться от распирающего меня смеха, прорыдала я.

— Она — олигарх? — подозрительно рассматривая мои бесполезные усилия, выдал дед.

— Алла заработала деньги честным трудом, — мгновенно успокоилась я.

— Разве можно трудом заработать большие деньги? — не понял меня римлянин.

— Можно, если человек талантлив, — улыбнулась я.

— У меня тоже есть даровитый актер — Фарий Ставр, — судорожно хлебнул глоток разбавленного вина из золотого кубка старец, — но он беден.

— Это плохо, — осуждающе покачала головой я, — талант должен вознаграждаться.

— Талантами? — засмеялся Тиберий.

Я непонимающе уставилась на древнего пьянчужку.

— У иудеев самая крупная денежная единица — талант, — удрученно почесал переносицу цезарь. — Ты любишь поэзию, Алиса?

— Да.

— Прочитай что-нибудь.

— По-русски?

— Хорошо.

Я набрала в легкие побольше воздуха и открыла рот:

— День ушел, убавилась черта,

Я опять подвинулся к уходу.

Легким взмахом белого перста

Тайны лет я разрезаю воду.

Блаженно улыбаясь, гомик упивался звуками неизвестного доселе языка.

— Как зовется мудрец, сочинивший волшебную элегию? — после небольшой паузы поинтересовался он.

— Есенин, — снова вспоминая родные пенаты, с горечью прошептала я.

— Ты любишь его? — сделал вывод старый греховодник.

— Очень, — не понимая, к чему он клонит, призналась я.

— Поздравляю, — чрезвычайно обрадовался отшельник. — Когда я отпущу тебя на волю, ты пригласишь меня на свою свадьбу?

— Поэт уже умер, — игнорируя обещание о свободе, тихо промолвила я.

— Жалко, что он такой старый, — помрачнел сердобольный цезарь. — Я бы с большим удовольствием побеседовал с ним. Какие тебе нравятся песни, Алиса?

— Разные.

— Спой что-нибудь.

В роли певчей птички доводилось мне выступать не впервые. Устроившись поудобнее в кресле, я выдала свою любимую:

— О-о-о, — прикладывая руки к груди, простонал истинный ценитель искусства, — ты замечательно щебечешь, дорогая, и песня у тебя необыкновенная. Еще!

Я озадаченно поскребла в затылке. Тексты всевозможных хитов мгновенно испарились из головы русской наложницы, предпочитающей слушать лишь мелодии из-за карикатурных стишков, состряпанных наспех амбициозными «литераторами». Но тут пришло озарение! Набрав в легкие побольше воздуха, фанатка Есенина переключилась на шаловливого Пьера Нарцисса:

— Замечательно! — подпрыгнул новоявленный любитель попсы. — Просто замечательно! Теперь ты будешь петь великому кесарю, Алиса, свои сказочные песни, услаждая его взыскательный слух. Слава богам!

— Богу! — уточнила я. — Но кто-то обещал отпустить меня домой?

— Богу, — минуту подумав, согласился довольный император и, поразмыслив немного, добавил. — Уже сейчас я не считаю тебя рабыней, деточка. Ты — моя гостья.

К обеду подошел Калигула. Метнув в мою сторону ненавидящий взгляд, он присел к столу, заставленному всевозможными яствами.

— Я — шоколадный заяц, я — ласковый мерзавец, — не понимая смысла русских слов, неожиданно затянул хриплым баритоном старец.

Гай настороженно прислушался к пению деда, пару раз хмыкнул, но после трапезы, подняв полный бокал вина, заблеял дрожащим козлиным тенорком:

— Я сладкий на все сто, о-о-о!

Неприхотливый хит третьего тысячелетия в античном мире возымел необычайный успех! Предательский смех душил учительницу вокала, но расхохотаться в присутствии двух исторических узурпаторов — подписать себе смертный приговор. А умирать, не повидав внуков, не хотелось.

Ближе к вечеру венценосные дедушка и внучек решили устроить семейный концерт. Задрав к потолку классический римский профиль, Тиберий воодушевленно читал напыщенные стихи Катуллы. Калигула обнимал кувшин с вином, изображая бога Диониса, и выл странные песни современных их эпохе авторов. Казалось, внучатый племянник царственной особы примирился с моим присутствием.