Как стать оруженосцем (СИ)

   Сэр Ланселот смотрел на говорившего тупо, Рамус - с восхищением, хотя оба ничего не понимали.

   - Лучший друг отца, - продолжал дон, - замечен в пьянстве, пугает население цветом своего носа и нуждается в принудительном лечении. Так вот, не без моей помощи, сей молодой человек...

   - Как - молодой человек? Разве это не?.. - воскликнул Рамус и осекся.

   Дон строго, насколько это можно было судить при лунном свете, взглянул на него.

   - ...молодой человек получил немного золота, передав каковое мне, мог бы рассчитывать на совет, как избежать ожидающей семью нищеты...

   Услышав про золото, Рамус не стал дожидаться, пока его заговорят окончательно и будучи уверен в своей правоте, метнулся в сторону то ли альрауна, то ли молодого человека.

   Однако бдительная донья подставила ему ножку, а затем, очень ловко, надела на стоявшего столбом сэра Ланселота подсачек. Оказавшийся настолько подходящего размера, что металлический обруч прижал руки рыцаря к телу, а сетка накрыла верхнюю часть, мешая высвобождению. После этого она дернула за ручку, и рыцарь упал, как прежде стоял - столбом. Дон размахнулся своей тростью, отчего Рамус, подпрыгнув, как ошпаренный, мужественно рванул наутек, оставив на месте неожиданно разразившегося поединка Владимира в качестве единственно способного оказать сопротивление. Но поскольку тот стоял в стороне, недоумевая, как ему следует поступить, он был сочтен за не достойного внимания, а потому дон и донья сами кинулись ловить молодого альрауна.

   Но без уже использованного подсачека, шансов у них не было никаких. Альраун, - будем пока что считать его таковым, - крутился и вертелся, шмыгал вокруг и проскакивал между ног у толстяка, так что ухватить его не представлялось возможным. Его ловкости и пронырливости с избытком хватило бы на десятерых. Вдобавок ко всему, он дразнился и сыпал словами, характерными для какой-нибудь средневековой подворотни.

   - Что, взяли? - победоносно спросил он, когда его преследователи понуро остановились, не в силах отдышаться. - Будете знать, как связываться с...

   И тут избыток самомнения сыграл с ним злую шутку, поскольку, отставляя ногу назад, - вне всякого сомнения, чтобы принять какую-нибудь величественною позу, - он зацепился за лежавшего сэра Ланселота, покачнулся и рухнул. Этого оказалось вполне достаточным, чтобы дон и донья, издав победоносный визг, бросились на него сверху, подобно гепардам. Образовалась куча мала, очень необычно выглядевшая в лунном свете, пыхтящая, вопящая и размахивающая во все стороны не занятыми непосредственно в ней конечностями, когда вдруг раздался тонкий голос:

   - Смотрите, смотрите!..

   Та самая кучка, от которой прежде опасливо отодвигался сэр Ланселот, принялась набухать прямо на глазах.

   - Оно растет...

   Из кучки показался побег, тут же начавший тянуться кверху и одновременно раскидывать тоненькие отростки в стороны. Он тянулся и тянулся, крепчал и мужал, под восхищенными взорами и охами-ахами присутствующих, в том числе Рамуса, который счел возможным, сделав круг, вернуться, затаиться за спиной Владимира и оттуда выглядывать. Не было никаких сомнений, что из земли поднимается дерево, причем не обычное, а волшебное. Прошло совсем немного времени, и оно своими размерами уподобилось столетнему дубу, а на ветвях его появились и стали распускаться цветы, похожие на цветки лотоса формой и размером, правда, не имевшие запаха. Прошло еще время, цветки пожухли и стали опадать, а вместо них - набухать плоды, нечто среднее между березовой сережкой и сосиской. Наконец, движение на дереве замерло. Присутствующие также безмолвствовали. Вдруг, кожура на плодах пошла мелкими трещинками, они стали лопаться, и на землю - в это было трудно поверить, но это так! - с мелодичным звоном, сначала поодиночке, а затем тропическим ливнем, хлынул поток золотых монет.

   С визгом, стараясь отпихнуть друг друга как можно дальше от золотого дождя, к дереву рванулись дон и донья, альраун и Рамус. Сэр Ланселот передвигаться не мог, - ему мешала рукоятка подсачека, уткнувшаяся концом в землю. Владимир предпочел остаться на прежнем месте, ожидая развития событий.

   На траве под деревом образовывались кучки золотых монет, которые продолжали сыпаться. Рамус стоял под златопадом, раскинув руки в стороны и подставив ему лицо, лучившееся счастьем настолько, что затмевало блеск драгоценного металла, не говоря уже о луне. Дон и донья купались в монетах, альраун колесом носился вокруг, издавая нечеловеческие вопли. Как вдруг...

   Вдруг золотой поток начал тускнеть. Звон - сменяться глухим перестуком. Радостные вопли обратились в настороженное молчание. Наконец, кто-то невнятно пробормотал:

   - Деревянные... Они превратились в деревянные...

   Настороженное молчание в мгновение ока переросло в скорбную тишину. Посреди которой раздался тоскливый голос, принадлежавший дону:

   - Ты что натворил, паршивец, а?

   - А я что? Я ничего... - быстро забормотал в ответ альраун. - Я как было сказано, так и сделал. Выкопал ямку, сказал три раза: "Крекс, фекс, пекс", положил золотые, посолил... Ну, там, добавил перчику, лучку, уксусу...

   - Ай! - воскликнул дон. Даже в лунном свете было видно, насколько огненно-красным стало его лицо. - Тут тебе что, шашлык, что ли?..

   - Я хотел как лучше!.. - заорал альраун и бросился наутек.

   - Я тебе покажу уксус!.. - помчался вдогонку дон.

   - Перчик и лучок!.. - не отстала от него донья.

   Несколько мгновений, и они скрылись из виду. Под деревом остался только Рамус, набиравший полные ладони деревянной трухи, - прежде золотые, став деревянными, монеты теперь обращались в труху, - воздевавший их к верху и высыпавший себе на голову, тоскливо подвывая...

   Рыцарь был высвобожден, после чего он, в порыве благородного негодования, водрузил подсачек на Рамуса, - "за трусость и оставление поля битвы", как он выразился, - и потащил его к остаткам костра. Маг-недоучка поначалу громко взывал о несправедливости, потом замолк, из опасений, как бы не навредить себе еще сильнее. Вмешательство Владимира также ни к чему не привело. Будучи возмущен более тем, что предстал в неподобающем виде, нежели постыдным бегством спутника, сэр Ланселот вполне мог приговорить последнего в соответствии с законами военного времени.

   Впрочем, за то недолгое время, пока рыцарь вел Рамуса обратно, он, вероятно, рассудил, что требовать бесстрашия от неблагородного означало бы оказаться в еще более глупом положении, чем прежде. Поскольку, притащив его к кострищу, тут же и объявил это в короткой, но очень яркой речи.

   Поняв, что в настоящий момент ему ничего не грозит, Рамус устроился как можно удобнее и попытался изменить ситуацию в свою пользу, принявшись припоминать все известные ему случаи трусости, превосходившие масштабом его собственную.

   - Довелось мне учиться в каком уж и не вспомню университете, и в той местности, неподалеку от городка, где он располагался, имелась заколдованная пещера. Кто, что и когда там сокрыл и заколдовал, про это ходили разные слухи, но достоверно никто ничего не знал. Зато знали, что любой, кто посмеет сунуться в пещеру, сразу же обратится в старую клячу. А потому, во избежание недоразумений, повесили возле пещеры два плаката: "Это не здесь", и "Его тут нет"...

   - Зачем это? - не понял сэр Ланселот.

   - Ну, как, зачем? Приходит, например, к пещере чужестранец, который ищет, скажем, цирюльню. И сразу видит - это не здесь. Поворачивается и уходит. Или, там, ищет кто-нибудь славного рыцаря Люстига фон Шпацирен, прочитает, что его тут нет, и тоже уйдет...

   - Вот ты это кому здесь плетешь? - поинтересовался сэр Ланселот. - Ты где это столько грамотных нашел, чтобы надписи всякие читать?

   - Так там не только надписи, там еще и рисунки были, разного качества, но очень доходчивые. Для тех, кто неграмотный. Вдобавок капканы, волчьи ямы, самострелы, сети, шлагбаумы... Даже стража одно время стояла, только быстро сбежала.