Как стать оруженосцем (СИ)

   - То есть, конечно, дело обстояло не совсем так, - спохватился Рамус. - Если быть честным, то этот ученый обманул одного очень достойного рыцаря и поступил к тому в оруженосцы, после чего бессовестно пользовался щедростью последнего. Ну, там, еще, в мирное время, приторговывал билетами на турниры, в которых принимал участие его господин, сувенирами, которые якобы привозил с Востока, принимал мзду от кузнецов, боровшихся за право чинить рыцарские доспехи после турниров и походов, по мелочам чего...

   Кстати сказать, у этого самого ученого был сын, тоже рыцарь, то есть, ученый. Ученым, как известно, для обретения известности и ее поддержания требуется участие в диспутах, каковые его сын старался не пропускать. Как известно, диспуты, во имя рождения истины, частенько заканчиваются дракой, и вот однажды, собираясь на очередной, сын ученого обнаружил, что у него сильно порвана ученая мантия, прямо по самой большой заплате, из которых, собственно, и состояла за неимением средств, так что починить ее не представляется возможным. Призванный на помощь слуга пришел в ужас от состояния мантии, однако попытался утешить своего господина тем, что и его обидчику, мол, досталось на орехи. И зря он, молодой господин, отказался взять мантию побежденного противника, как того требовал обычай. На что тот резонно возразил, что, во-первых, истинному ученому такое поведение не к лицу, а во-вторых, брать там все равно было нечего, поскольку он, видя плачевное состояние своего одеяния, пришел в такое негодование, что изодрал мантию своего противника в мелкие клочья, вместе с исподним... Зрители, что рядом стояли, тоже одеждой пострадали... В общем, в этом случае говорить о любви к истине как-то не приходится. Тем не менее, мантия все равно нужна, так что, не наведается ли слуга к ростовщику, может, тот согласится выдать несколько монет в обмен на какую-нибудь житейскую мудрость. Богатство, например, лучше бедности. Или: лучше хорошо ехать, чем плохо идти. А то вдруг ему глянется рецепт размягчения мрамора, тогда из него чего хочешь отлить можно, например, бюст в полный рост, или греческую нереиду с веслом... А то ему предстоит перед королем дискутировать, а его в таком виде и на подъемный мост не пустят.

   Тут слуга был вынужден его сильно огорчить. Поскольку ростовщик этот самый, отчаявшись получить обратно хоть что-нибудь из прежде одолженного, требует теперь, чтобы, рыцарь, то есть ученый, приложил свою руку к грамоте, в которой обещается, при невыплате долга в срок, отдать ему, ростовщику, и оружие, и доспехи, и замок, и... то есть библиотеку со всеми содержащимися в ней рукописями.

   - А больше ему ничего не надо? - вскричал рыцарь. - Если угодно, могу дать ему в ухо!.. Рыцарской рукой!.. Забесплатно!..

   Рамус осекся, поскольку в данном случае заменить рыцаря на ученого не представлялось возможным, ибо, озвучивая произнесенные тем слова, он слишком хорошо вошел в роль, но сэр Ланселот только благодушно кивнул. Поведение рыцаря в данном случае соответствовало его убеждениям, а потому он не обратил внимания на небольшую нестыковку в повествовании.

   Это услышал пришедший кстати или некстати ростовщик. Он кинулся наутек, но был остановлен дверной балкой, каковую едва не вышиб лбом. Будучи захвачен в плен, он, тем не менее, выказал необыкновенную стойкость, утверждая, что совершенно разорен, что сам пришел просить в долг, после чего, с места в карьер, намекнул открытым текстом об имеющейся у него универсальной отмычке. Вот если бы сын ученого согласился ею воспользоваться, - исключительно в качестве научного эксперимента, - и добраться до батюшкиных сундуков, ситуация могла бы измениться в лучшую для всех сторону.

   - Так ты подталкиваешь меня на воровство? - с негодованием вскричал благородный... э-э-э... ученый, и попытался прибить ростовщика, но тот вывернулся, заявил, что его неправильно поняли, и что виной его словам - напавшая на него только что притолока, чему все присутствующие были свидетелями.

   Ученый широким жестом выгнал его вон, однако, стоило ростовщику исчезнуть, как он, вспомнив о слове "эксперимент", повелел слуге вернуть того обратно. Действительно, ради экспериментов многие ученые рискуют жизнью, причем, даже не зная заранее их результатов, в данном же случае результат был предсказуем теоретически, а практическое подтверждение теории практикой - о-о-о, оно многого стоило! С какой стороны ни посмотреть.

   Ростовщика вернули, объяснили ситуацию, но выяснилось, что универсальную отмычку он где-то в суматохе потерял. Поиски ничего не дали, а потому, получив затрещину, он с позором удалился, поставив своим некрасивым поведением крест на научном изыскании.

   Делать было нечего, и ученый сын ученого отправился прямиком к королю, чтобы с глазу на глаз пожаловаться на судьбу, а заодно и скупердяя-отца. Он выбрал счастливый момент. Король только накануне ввел своим указом просвещение, и сидел на троне, окрыленный, в ожидании скорых результатов.

   Видя вместо результатов ученого в лохмотьях, он оказался перед дилеммой: выдать пришедшему новое платье или казнить, и уже было склонился ко второму, когда тот припал к монаршим ногам с челобитной, в которой просил повлиять на своего отца, чтобы тот впредь выделял сыну достаточно средств. Большую часть которых обещался лично передавать в королевскую казну для реализации пресловутого просвещения.

   Грамотно поданная челобитная возымела должное действие, король приказал позвать ученого-отца, а пока того доставляли, пришел в совершенную милость по отношению к ученому-сыну, выговорив передачи девяти монет из каждого полученного десятка в казну. Так что когда отец явился в королевский замок, дело уже было, собственно говоря, решено, и король с ученым-сыном расхаживали по залу, мирно беседуя о погоде и видах на урожай.

   Когда вызванный прибыл, король попросил сына постоять немного за колонной, объявив, что уладит все сам. Монарх не стал тратить время понапрасну, и после традиционного: "как жена, как дети, сердчишко не пошаливает?..", сообщил, что в связи с грядущей перестройкой жизни в королевстве, требует ко двору его сына с причитающемуся тому содержанием. Ученый разумно возразил, что ежели сына забирают ко двору, то пусть двор о нем и заботится, а во-вторых, он готов служить господину мечом и пером, то есть, только пером, положить за него голову на любом диспуте, но в настоящий момент, равно как и во все предыдущие, беден как корабельная крыса. И все то золото, какое у него имеется, это золото заката и восхода, каковые он может наблюдать со стен своего разваливающегося замка, поскольку деньгами на ремонт не обладает. По вполне понятным причинам, он оделить этим золотом кого бы то ни было не в состоянии. А кроме того, даже если бы у него и имелась кое-какая заначка, то сын все равно не имел бы на нее никаких прав, поскольку замыслил на него недоброе. В поисках мифических сокровищ, якобы имеющихся у отца, он неоднократно вызывал его на диспуты устами всяких невежд, а сам, пользуясь его отсутствием, разобрал замок буквально по кирпичику, неаккуратно помещая их обратно, откуда, собственно, и проистекает имеющаяся в наличии разруха.

   Видя, что король подпал влиянию отца, сын покинул свое убежище, и немедленно вступил с отцом в дискуссию. Король, отойдя подальше, с интересом наблюдал за потасовкой, пока отец, как более опытный ученый, не размазал менее ученого сына по полу...

   Рамус, говоривший без передышки невесть сколько времени, пересох ртом и припал к флаге, что дало возможность сэру Ланселоту осведомиться, кончились ли на этом неприятности с сокровищами, которых не было, и вообще, какое отношение вся эта история имеет непосредственно к ним.

   - К этому и веду, - не моргнув глазом, заявил Рамус. - Дело в том, что от избытка переживаний победитель тот же и преставился. Денег на похороны не было, поэтому его уложили на копья и понесли на ближайшее кладбище. Поскольку подобные вести разносятся быстро, к немногочисленной похоронной процессии присоединился ростовщик, время от времени дергавший ученого-сына за остатки мантии, и как-то по-особому ему подмигивая, одновременно стараясь как можно незаметнее избавиться от остававшихся в руках клочках материи.