Как стать оруженосцем (СИ)

   В конце концов, возникла идея объединить оба подхода. На коня дерева не хватило, изготовили нечто, похожее на дом с покатой крышей, который всеми правдами-неправдами докатили до городской стены. Поскольку, если судить по внешнему виду, никакой опасности он не представлял, сарацины продолжали жить своей жизнью внутри, не обратив на это сооружение никакого внимания.

   И совершенно напрасно. Во избежание промаха, "дом" придвинули к стене, к которой с другой стороны примыкал дворец сарацинского короля, служивший прекрасным ориентиром, поскольку был хорошо виден. Прятавшиеся в "доме" устроили новый подкоп. Расстояние, которое им требовалось преодолеть, было значительно меньшим, креплений хватало, ориентир имелся. Так что спустя какое-то время тоннель, сильно спустившись вниз по дуге, выбираясь наружу, уперся в каменный фундамент дворца.

   Рыцари возликовали. Оставалось всего лишь аккуратно вынуть камни, проникнуть в подвалы, затем в тронный зал, арестовать короля, запросить выкуп и приниматься за дележ добычи.

   Как и в предыдущий раз, решительное проникновение было решено устроить в полночь. В лагере царило непривычное молчание, время от времени прерываемое счастливым гоготом какого-нибудь невоспитанного рыцаря. Авангард аккуратно вынимал камни из фундамента...

   Как вдруг сверху на головы рыцарям сначала тоненькой струйкой, а затем бурным потоком, хлынула вода. Оказалось, что, промахнувшись с погребами, строители туннеля вывели подкоп прямо под большущий пруд, окружавший королевский дворец. Вода вынесла не только рыцарей. Для охраны дворца пруд был населен крокодилами, которых также засосало в воронку, вместе с частью сарацинского войска, бросившегося на ликвидацию аварии.

   В общем, в рыцарском лагере опять все перемешалось. Где рыцари, где крокодилы, где сарацины - не разберешь. Все мокрые и злые.

   Видя такую неудачу, рыцари поняли, что их время еще не пришло, и дружно отступили. Колонну отступавших возглавлял сэр Блумер.

   ...Владимир ломал себе голову, чем история сэра Блумера в передаче сэра Ланселота схожа с Илиадой, за исключением мимоходом упомянутого коня. Рыцарь, закончив повествование, по всей видимости, мысленно представлял себе наиболее яркие моменты, потому что совершенно не следил за дорогой и постоянно спотыкался. Рамус, пожав плечами, некоторое время шел молча. Затем не выдержал.

   - И чего это рыцарям не живется мирно? - пробормотал он, обращаясь, скорее всего, к самому себе. - Так и норовят друг друга ухлопать или покалечить. Ладно бы, повод какой достойный нашелся, а то ведь на совершенно ровном месте. И ладно бы, только промеж себя отношения выясняли, еще и других втягивают. Взять, к примеру, ихние турниры...

   Однако в этот самый момент сэру Ланселоту удалось выбраться из сети воспоминаний.

   - Что ты там про турниры? - поинтересовался он.

   - Я говорю, что иногда не только Прекрасная дама может послужить поводом к войне, но даже и турнир, - легкомысленно отозвался Рамус.

   - Повод к войне может быть любой, - напыщенно заявил сэр Ланселот. - Был бы рыцарь.

   - Это верно, - тихо буркнул Рамус.

   - Чего ты там бормочешь? - прикрикнул на него сэр Ланселот. - Непонятно что, спрашивай, я тебе враз разобъясню.

   - Я говорю, согласен полностью: был бы рыцарь, а повод найдется. Вот, к примеру, цветы...

   Рамус нагнулся и сорвал какой-то цветок.

   - ...даже и они могут послужить поводом к войне.

   Сэр Ланселот задумался.

   - Что-то не припоминаю, - наконец, проворчал он.

   - Так это ж давно было, - ничуть не удивился Рамус. - Собственно, правду сказать, тут даже и рыцарь не совсем причем, поскольку все началось с его оруженосца. Он, то есть рыцарь, утратив своего прежнего, нанял нынешнего, наверняка воспользовавшись услугами какого-нибудь маклера по найму оруженосцев. Поскольку этот самый новый оказался бездельником, каких поискать, и скопищем всех возможных человеческих недостатков, за исключением мотовства. Несмотря на хорошие рекомендации, каковые невозможно было проверить, ибо написаны они были на пергаменте, а благородный рыцарь имел ту отличительную черту благородства, что являлся неграмотным. Обратив отсутствие указанного выше недостатка в его противоположность, то есть исключительную бережливость в свою пользу, оруженосец, исполняя порученную ему службу, если говорить совершенно непредвзято, подворовывал у своего господина и даже иногда сбывал жестянщикам то один, то другой предмет его доспехов. Язык у него при этом оказался подвешен настолько хорошо, что ему каждый раз при инвентаризации удавалось выйти сухим из воды.

   Как-то раз, довелось им обоим присутствовать на каком-то турнире. Рыцарь, естественно, доблестно сражался с себе подобными, а оруженосец приглядывал, где бы чего сэкономить. И вот, в преддверии очередной схватки, когда рыцарь, в полном облачении восседая на боевом коне, протянул к оруженосцу руку, в которую тот должен был вложить не менее боевое копье, того в наличии не оказалось. То есть копья. По какой причине: то ли оруженосец его сэкономил, то ли потерялось, но факт остается фактом. Рыцарю выезжать на арену - уж и трибуны свистеть начали, крики там всякие, насмешки, - а копья как не бывало. Что же делать? Отказаться от поединка невозможно, - это несмываемый позор и бесчестье, а сражаться нечем. Ну, рыцарь, отчаявшись, и вскричал, мол, дай мне хоть что-нибудь, хоть ось тележную, авось не заметят. Ухватил, что ему оруженосец подал, и выехал на арену.

   Трибуны смолкли.

   Потому как оруженосец, заслышав "хоть что-нибудь", ухватил первое, что попало ему на глаза - ветку на розовом кусте, и, оторвав, вручил рыцарю. Но, главное, как удачно получилось: на щите у рыцаря герб - белая роза, и в руке то же самое...

   Герольд подал сигнал, рыцари устремились навстречу друг другу. Кто из них чувствовал себя более скверно - сказать трудно. Один, с розой, внутри лат ощущал себя полным идиотом и молил Небо о том, чтобы копье противника пронзило его насквозь, во избежание срама. Другой, также внутри лат, был озабочен тем, как поступить, поскольку не мог опустить копье вследствие того, что его противник таковым не обладал, и, следовательно, поразить его - значило поступить бесчестно.

   Трибуны затаили дыхание. В наступившей тишине стало слышно, как затесавшийся в толпу жулик таскает позвякивающие монеты из кошелька какого-то ротозея.

   В общем, разгильдяйство и благородство сыграли вничью. Рука с зажатой в ней розой пронеслась над противником, который, то ли от неуклюжести, то ли от избытка благородства, не нашел ничего лучшего как свалиться с коня. По правилам, его доспехи, оружие и конь доставались победителю, но тот в благородстве не уступал поверженному. Он также упал с коня. Будучи подняты оруженосцами, рыцари облобызались сквозь опущенные забрала и, поклонившись взревевшим от восторга трибунам, направились каждый в свой шатер. Удаляясь, рыцарь с розой бросил цветок в толпу, отчего сразу же возникла драка.

   Следующая пара рыцарей была дружно освистана, несмотря на то, что первым же ударом копий противники выбили друг друга из седел и, громыхая доспехами, отлетели от места столкновения метров на десять каждый. Это зрелище повторялось с удручающей периодичностью и, признаться, несколько поднадоело. Дравшиеся из-за цветка даже не сочли нужным прервать свое занятие. На трибунах стоял шум и гам: все присутствующие одновременно в мельчайших подробностях рассказывали своим соседям о предыдущей схватке, хотя их соседи также были ей свидетелями.

   Однако следующая пара рыцарей вызвала еще больший восторг, нежели первая. Видя ее очевидный успех, они оставили копья, помчались друг навстречу другу с розами в руках, дружно упали с коней посередине, обнялись, будучи поднятыми, обменялись цветками, оказавшимися разных цветов - белого и алого, после чего также бросили их на трибуны.

   В этот день турнир решено было не продолжать, по причине всеобщей драки. Ночью два розовых куста, по несчастью оказавшихся рядом с местом его проведения, были ободраны до корней.