Флудий & кузьмич

- А где ж он так, по уши вляпался-то, чай в коровнике утоп?! – загоралась искреннем любопытством первая.

- Не! болтают, прям в свой сортир ухнулся по макушку: с похмелья или подшутил кто! - прыснула на всю улицу вторая.

- Эвана…как!…а так ему, идолу, и надо: может теперя людям гадить поменьше будет, - заочно одобрила нашу нехитрую месть первая баба.

- Ага…разбежалась! – сокрушалась вторая, - оно не тонет: горбатого – могила исправит.

- А чего он, тогда к медичке бежал, а не на речку отываться? – нахмурилась в тон второй первая.

- Так его, гутарят, ещё и пчёлы искусали: вот он и сиганул, окаянный, как есть в дерьме до санчасти.

- Так, говоришь, Михайловна, и милиция приезжала?! - насторожилась первая.

- А как же! цельный наряд – следы ищут, говорят, банда какая-то объявилась – власть в деревнях в кровь изводят.

- И!!! – охнула, как тяжёлый церковный колокол, на всю улицу первая баба.

- Не «И!», а в лавку беги, соседка, – скупай что есть - мало ли что… я вон полный мешок соли с мылом набрала.

- Ага! – только и раздалось в ответ, и улица вновь наполнилась режущий слух, тревожной, предгрозовой тишиной.

Я спинным мозгом прочувствовал, что от греха пора сматывать удочки с Земли. Но «гладко было на бумаге, да забыли про овраги», как всегда безупречно точно подметили местные: я же до сих пор не объяснился с Наденькой, да и беглый осмотр малютки намекал на какую-то неисправность бортового компьютера. Одним словом – времени оставалось в обрез, и счёт шёл буквально на часы, ибо я почти не сомневался в повторном визите участкового с гораздо худшими для себя, а, следовательно, и для всей возложенной на меня ВВС миссии последствиями. И дальше всё покатилось как ком с горы.

Не успел я натянуть штаны, как в горницу без традиционного вежливого стука, влетел взъерошенный Кузьмич и нарочито тихим и сдавленным голосом произнёс:

- Слыхал?

- Чё?! – тупо моргая, наводящими резкость, глазами ответил я как давешняя баба, - про то, что председатель весь в дерьме?

- Да чёрт бы с ним, с козлом, он всю жизнь, как был говном так им и остался: ментов в деревне как грязи – того и гляди к нам, ироды, нагрянут - вот что хреново.

- С чего вдруг?! – продолжал я тупить, тут же с внутренним сожалением осознавав это.

- Ты что, Федь, не опохмелился что ли или забыл, что мы вчера у председателя накуролесили; да и участковый хоть и почти в соплю вчера был, но мужик ушлый – наверняка помнит наш разговор про Бориску, когда мы его кляли по чём зря.

- Ах, да…- пришёл я вновь внешне в себя, выйдя из странного оцепенения, - что же делать? - Может в лесах схорониться на недельку, пока не утихнет – я в болота заведу - с собаками не отыщут?

- А как же «малютка», Наденька, наконец? – нет - это не выход…да и доказательств у них, наверное, ещё нет.

- Ну, Надька – обождёт – не впервой, а вот агрегат твой надо срочно чинить или заново прятать…

- Тогда с этого и начнём – лишь Петька был здоров после вчерашнего: там дел, наверное, часа на два, - вспоминал я треснувший корпус бортового компьютера, из которого торчали обугленные предохранители.

- Да уж…наш гений – почти не пьёт – может и хворает бедолага - надо четвертинку прихватить с рассолом, - рассудил трезво Кузьмич, - а братьев вызывать на подмогу? – этим - всё нипочем, наверное, уже в поле вкалывают - вот ведь Господь здоровьишком наградил через край.

- С близнецами позже – пусть в арьергарде пока будут, как козырная карта; прямых улик у них всё равно пока нет, а значит, немного времени у нас есть: сейчас главное – малютка, - скомандовал я, и мы начали наскоро приводить себя в порядок, что бы в относительно приличном виде выдвинутся в кузницу.

XV

Однако, как только я смыл с лица косвенные признаки тяжело пережитого накануне времени, так тут же глаза в глаза встретился на крыльце с Наденькой. Признаюсь, что в чехарде минувших событий её светлый образ хоть и сидел уже, видимо, навечно в моей душе (памяти), но периодически пропадал, как картинка с монитора при перегрузке компьютера. И новая очная встреча с моей любовью, словно самовар чистой колодезной водой, с новой силой наполнили меня свежими чувствами. Более того, мне показалась, что всего за неполные сутки, что мы не виделись, она стала ещё краше и нежней, что также взбудоражило мою и без того бешено метущуюся по венам и аортам в жажде нового совокупления кровь.

- О! Наденька…привет, какая ты сегодня…необыкновенная! – невольно вырвалось у меня.

- Гм…- не смогла она удержать с трудом сдерживаемую улыбку, - а ты, Федь, ничего не хочешь мне рассказать… - всё-таки сумела она нахмурить чудесный бровки.

- Если бы ты только знала, дорогая, как много мне нужно тебе сказать, - едва не утонул я в её бездонных глазах от нахлынувших чувств, - но вскрывшиеся чрезвычайные обстоятельства вынуждают меня перенести наш разговор на неопределённое время, - как можно деликатней и выдержанней закончил я крайне важную в текущей ситуации для себя фразу.

- Тебе видней… - грустно согласилась Надежда и упорхнула с крылечка, как птичка из гнезда, чмокнув на прощание меня в небритую щёку, от чего я пусть и на мимолётное мгновение, но вновь побывал на небесах от неописуемого блаженства.

- Зятёк, ну елки-палки, ты опять тормозишь?! – появился невесть откуда взволнованный почти что официальный тесть.

- Извини, Кузьмич…задумался: всё - бежим, - и мы рысью, не привычно опасливо оглядываясь по сторонам, посыпали до кузницы.

Ликвидировав без эксцессов вышеуказанное расстояние, мы застали Ломакина живым, но явно в неважном здравии. Но егерь быстро переломил кризисные явления в организме Петра с присущей ему убедительность заставив выпить болезного гения 50 грамм харловки с рассолом, а я не мешкая ни секунды, принялся починять бортовой компьютер малютки, без которого агрегат был как чемодан без ручки: и бросить жалко (запрещено инструкцией), и нести (взлететь) невозможно. Однако, я тут же впал в безвыходный ступор, ибо ума не мог приложить чем заменить выгоревший в угли предохранитель, а запасного, как водится, не оказалось благодаря объявленной чиновниками от ВВС очередной инициативы по всеобъемлющей экономии ресурсов в том числе и запасных частей. Да, да…, уважаемый Мудриус, как не прискорбно об этом говорить, но, увы и ах: бюрократизм и компанейщина, свойственные развивающимся, не зрелым обществам, выводятся гораздо медленнее, чем даже целые галактики. И ведь что до соплей обидно?! Сидит где-нибудь эдакий сморчок-крючкотвор с двумя извилинами и выдаёт на гора тонны никому ненужных инструкций, рекомендаций, прожектов, пустая суть которых исключительно в саморазмножении, дабы окружающие, глядя на пустопорожнюю, но «плодовитую» деятельность чиновника, даже не усомнились в его нужности обществу. А мы: то есть все те, кто ежесекундно выполняет реальную работу, связанную порой с непомерным риском: по полной расхлёбываем эту бездонную выгребную яму безответственности и профанации деятельности.

Вспомните как на Зуле, когда местные непонятным образом посвичнивали с нашего спускаемого аппарата габаритные светодиоды мы собственноручно их ваяли буквально на коленке из подручных средств, не имея запасных. А когда наш звездолёт, как тузик грелку, едва не порвал в клочья метеоритный ливень у Галактики М-95 и только благодаря вышей беспримерной находчивости мы сумели сесть на случайно пролетающую мимо заброшенную орбитальную станцию и там героически залатали пробоины чем попало. А ЧП на Бриксе. Да чего там, перечислять - ей Богу, командор, накипело! И пусть меня спишут в запас и разжалуют до рядового, но сегодня же разрожусь фельетоном – пропесочу гнилую систему по чём зря! А ведь ещё считаемся самой продвинутой цивилизацией в видимой части трети вселенной - курам на смех!

- Что, Фёдь, плюс в минус выпал али наоборот? – попытался подбодрить Кузьмич, глядя на мою растерянную и кислую физиономию, когда я обречённо разглядывал бесполезную уже в употреблении деталь.