Между ангелом и бесом

— Вот старая ведьма, а я ведь на тебя Боссу жаловаться ходила! да если б я знала...

— И так всегда!!! Гризелла, ты испортила мне карьеру, из-за тебя я завис в этой Тмутаракани, и только ты можешь  помочь нам выбраться из беды!

 — Что опять младенец? — Влага на старухиных щеках ментально высохла, а глаза подозрительно прищурились. — Второй раз не выйдет — грех на себя не возьму!

Гризелла осталась верна себе, а потому перед самым носом хитрого черта появилась знаменитая на весь Энергомир костлявая фига, которую тот мягким движением отвел в сторону.

— Младенец, Гризеллочка, младенец,— подтвердил Гуча,— только очень великовозрастный. Семнадцать годочков бандюге. Принца назад надо вернуть, папе с мамой, а мы застряли в гареме. Помоги вы­браться... пожалуйста.

— Вот в чем дело.— Несмотря на возраст, старуха соображала быстро.— Ладно, помогу. Но только совет дам, на большее губу не раскатывай!

—Спасибо и на этом.— Гуча с облегчением вздох­нул.— Но все же ты-то как здесь оказалась?

— Сказала же — деньги я зарабатываю, — буркнула ведьма.— Контракт у меня с Гуль-Буль-как-ее-там. Давай в парную, поплещись немного, уж не буду тебя смущать.                                                 

— А я не против, не выделяй меня из команды! Я б, Гризеллочка, с тобой не только в баню пошел... — Он положил руку на костлявое ведьмино плечико. Та зарделась и, шлепнув Гучу по руке, пискнула:

— Нахал, ох, какой нахал! Иди мойся озорник, вечером поговорим.                                           

Черт подхватил полотенца и, не обращая внимания на басовитые вскрики Самсона и тонкий скулеж ангела, доносившиеся из соседних помещений, толкнул третью дверцу и растворился в облаке белого, пахнущего лавандой пара.

Выйдя из купальни, Гуча снова оказался на руках у евнухов. По запутанным коридорам и перехода его принесли в просторное помещение и бережно опустили на гору одеял. Бригада носильщиков, поч­тительно кланяясь, удалилась, а Гуча встал и осмот­релся.

Как и все во дворце, комната была великолепна. Огромные, от пола до невероятно высокого потолка окна были украшены золотыми рамами. Сквозь стек­ла кристальной чистоты открывался удивительный вид на дворцовый сад. Пол был устлан пушистым ковром с замысловатым рисунком. На ковре тут и там стояли все те же хрупкие столики из слоновой кости. И как только они выдерживали столько та­релок со сластями, кувшинов с напитками и шка­тулочек непонятно с чем? Один из столиков был уставлен десятками флаконов и баночек с духами, притираниями, кремами и прочими подобными вещами. Парфюмерный магазин, да и только. Гуча удивленно поднял брови. Его ложе находилось напротив двери, как раз под окном. У двух других стен возвышались такие же горы подушек и одеял, под которыми угадывались очертания человеческих тел. То, что это его спутники, черт догадался сразу, но почему они молчат? Он осторожно подошел к фигуре справа, откинул простыню и... обомлел. Двигаясь замедленно, точно в трансе, Гуча приблизился к левому ложу и резко откинул одеяло, после чего, все так же молча, прикрыл лежащего и, вернувшись к своей постели, рухнул на нее, словно подкошенный. Когда к нему вернулась способность говорить, он вслух помолился Большому Боссу, поблагодарил за то, что знаком с Гризеллой. Какое счастье, что она позволила ему помыться са­мостоятельно!

Приятели по-прежнему не подавали признаков жизни. Но черт не был бы чертом, если бы дал им долго упиваться горем и жалостью к себе. Он вдруг оглушительно расхохотался и самым ехидным тоном, на какой только был способен, спросил:

— Ну и как вам, мальчики, местные понятия о красоте?

Это замечание стало последней каплей — жертвы гаремной косметологии кинулись к насмешнику, раз­махивая кулаками. Гуча со смехом отбивался.

—Да ладно, ребята, я не хотел вас обидеть! — кричал он.— У меня до сих пор сердце сжимается, стоит взглянуть на вас!

— Тебе бы все смеяться,— буркнул Самсон, падая рядом, а нам с расписными мордами жить придется.

— Точно,— вздохнул ангел, присаживаясь с другой стороны.— Я чуть не умер. Самым трудным было не дергаться, когда банщица волосы щипала.

— И подергался бы, кто осудит в такой ситуации? — удивился Гуча.                                   

— Так ты же сам приказал не дергаться!

— Я был не прав,— сказал черт, внимательно оглядывая друзей.                                                 

Посмотреть было на что! Женихов не просто вы мыли — их выскоблили пемзой и натерли маслами с одуряющим запахом. Пятки принца, до этого походившие на копыта по цвету и твердости, с нежно-розовой кожей, а на ощупь (черт не поленился потрогать) напоминали ножки младенца, который еще не умеет ходить. Но самое главное, из-за чего, собственно, зверели парни и едва сдерживал смех Гуча — их обрили наголо и выщипали все до единого волоски на теле. Во всех местах. Ладони у принца и ангела были вымазаны огненно-оранжевой краской, а лысины сверкали перламутром.

Кустистые брови Самсона частично выщипали и густо смазали черной тушью. На щеки нанести кар­минный румянец, от чего и без того краснорожий Самсон стал похож на помесь индейца, вышедшего на тропу войны, и индианки, выходящей замуж.

Бенедикту досталось меньше. Видимо, решили, что настоящую красоту ничем не замажешь, поэтому он всего лишь благоухая маслами, сверкал перламутровой лысиной и мог гордиться идеально круглой бордовой точкой меж бровей.

Гуча спрятал улыбку и попытался утешить друзей пострадавших от гигиены.

— Ладно, ребята, эту гадость отмоем, а волосы отрастут. Самсон,  я даже разрешу тебе в грязи вываляться!

— Я бы придушил старую вешалку, если б мог! — Принц был безутешен.— Привязала и давай издеваться!

— А мне понравилось.— Ангел стащил с постели кисейную занавеску зеленого цвета и замотался в нее. — Столько новых ощущений, один массаж чего стоит! С волосами они, конечно, погорячились, но остальное — выше всяких похвал.

 — Бежать надо, Гуча, бежать отсюда! Чувствую, эта стерва три дня не выдержит!

— Успокойся,  Рыжий, ситуация под контролем. Вечером кое-кто придет в гости, а к утру уж будем на свободе, а пока одеваемся и как ни в чем не  бывало мирно беседуем, развлекаемся, словом, ведем себя прилично. Побег ночью. Ясно?

— Ясно! — гаркнули парни в один голос и кинулись к одежде небрежно сваленной на ковре.

Гуча тоже надел свою белоснежную рубаху и накинул алый плащ. Похлопал по карманам и с облегчением вздохнул, убедившись, что все волшебные предметы на месте.

Одетый Самсон как-то сразу прибавил в объеме.

— Опять тянул что ни попадя?

— Вот опять ты, Гуча, меня обижаешь! Я что, этот...  клептоман какой?— Воришка удачно ввернул новое слово.— Брал только то, что ценность имеет.

— А что имеет ценность в этом мире? — поинтересовался Бенедикт.                        

—То, что можно продать или купить,— с видом знатока пояснил Самсон.

 —Понятно!

— Что тебе понятно? Ничего тебе не понятно.— Черт вынул из кармана волшебный платок и разостлал его на ковре.— А как, скажи мне, быть с вещами, которые не продаются? Они имеют  ценность?

—  Конечно, имеют! Любовь, например, ее не купишь! — В голосе Бенедикта слышалось благоговение.                                                                        

—  Во дурак,— прыснул принц,— как раз она-то на каждом углу и продается!                               

— Давайте наконец поедим,— сказал Гуча и сделал заказ платку-самобранке.                               

Трапеза проходила в полном молчании — принц и ангел все еще переживали по поводу своего, как они считали, позорного вида, а черт старался не смотреть на них, чтобы не подавиться.                        

Я все хотел сказать — когда я пошел к отшельнику, Бенедикт так внезапно оказался рядом... Помнишь, как ты появился за моей спиной, я тогда чуть заикой не стая?                                          

— Я  не знаю, как осуществилась телепортация. Просто расстелил пла... — начал было Бенедикт, но тут открылась дверь.