Судья

— Он убил еще двоих, — сказал капитан.

— Я знаю. Двух женщин.

— Откуда вы знаете? А, впрочем, я уже ничему не удивляюсь. Сюда.

Они свернули в переулок, оканчивающийся тупиком. У изгаженных надписями кирпичных стен гнили кучи мусора.

Они подошли к микроавтобусу.

— Вы подняли меня ни свет, ни заря, чтобы покатать на машине? — спросил Павел с раздражением, забираясь в полутемный, начиненный электроникой салон.

У экрана бортового компьютера сидел оператор. Наушники висели у него на шее. Пальцы стучали по клавиатуре.

Сели на жесткие кожаные сиденья. Павел кивнул сидящему рядом парню в спортивном костюме.

— Вы должны взглянуть, — Быстров указал на экран. — Это появилось вчера в Сети. Сань, увеличь картинку.

Павел увидел группу подростков, собравшихся на заброшенной свалке. Все в черных плащах с капюшонами.

Жертва стояла на коленях — красивый подросток с лицом в кровоподтеках. Руки связаны за спиной. Во рту кляп.

Оператор подрегулировал звук, и Павел услышал глухие голоса с неясным фоновым гулом на низких частотах. В нижней части экрана мелькали субтитры.

«Вань, че с ним ***?»

«Кончай его, бл…дь!»

Один из подростков достал обычный молоток, которым забивают в дерево длинные гвозди.

Схватил жертву за волосы. Тот, сдавленно мыча, замотал головой.

«Будешь еще вы…бываться, сука? Будешь?»

— Что происходит? — спросил Павел, нервничая. — За что они его?

— Ревность, — сказал оператор, не оборачиваясь. — Из-за девчонки подрались.

— Любовь, — усмехнулся Быстров. — Романтика. Цветы, поцелуи, прогулки под луной.

«Бл…дь, Вань, я не могу».

«Да че ты сс…шь, бл…дь! Ты мне че п…л?»

«Не, не могу».

Препирательства продолжались, пока лидер не вырвал молоток из руки сообщника. Схватил жертву любви за волосы. Тот отчаянно задергался, на него навалились, и соперник несколькими неумелыми ударами забил жертву.

Быстров повернулся к нему.

— Давайте немного прогуляемся.

Они вышли на воздух, в теплое и солнечное утро.

— Что вы об этом думаете? — спросил Быстров. — Вы все еще настаиваете, чтобы я оставил Белкина в покое?

— Я беспокоюсь о вас. Вы можете сломать зубы. Если говорить о Судье, то эти малолетки избрали Его в качестве образца для подражания. Но несет ли Он за это ответственность? Спорный вопрос.

— Точилин убит, — невпопад ответил Быстров.

Покровский, казалось, вовсе не удивился.

— Вот видите, — он помолчал. — Судья?

Быстров нахмурился.

— Нет. С чего вы взяли?

Павел покачал головой. Быстров сказал:

— Я думаю, это дело рук Баринова. Как и заказное убийство его жены и сына.

После короткого молчания Павел спросил:

— Это убийство, которое вы мне показали, оно ведь не единственное?

— Нет. За последний месяц зарегистрировано еще шесть ритуальных убийств.

Покровский неожиданно сменил тему.

— Через месяц День Города. Насколько я знаю, в парке будет шумное гулянье.

— Да.

Покровский улыбнулся.

— Я вам советую быть там.

— И не в первый раз. Может, объясните наконец, что случится в этом чертовом парке?

Одарив его усталым взглядом, Покровский отдал честь.

— До встречи, капитан.

Быстров смотрел, как удаляется его согнутая скрытыми тревогами спина.

Он влез в микроавтобус. Саня, обернувшись, спросил:

— Кофе будешь?

Глава 42. Унижение

Павел настоял на том, чтобы Инна посетила врача.

— Ничего не бойся. Я пойду с тобой.

— Нет. Я пойду одна.

— Кто последний? — спросила Инна хриплым от волнения голосом.

Женщины в очереди повернули головы в ее сторону. Колючие взгляды пронзили раскаленными иглами. Инне захотелось провалиться сквозь землю.

— Я последняя, — холодно ответила женщина средних лет, некрасивая, с крючковатым носом. — У вас на сколько талончик?

— На десять часов.

— Вы последняя будете. У меня на полдесятого.

— Хорошо, — пролепетала Инна.

Она присела на краешек исписанной непристойностями скамейки, сдвинув ноги. Девушка не поднимала глаз. Все, что она видела — свои побелевшие пальцы, вцепившиеся в сумочку.

Мучительно тянулись минуты. Женщины, одна за другой, с тяжелым вздохом входили в кабинет, который спустя время выплевывал их, проклинающих все на свете, плачущих, униженных.

Вот и женщина с крючком вместо носа встала и, перекрестившись, вошла в кабинет. Инна сжала сумочку. Что ее ожидает? Пошлют на анализ крови. Инна с ужасом вспомнила, какой гадостью пичкала себя. Конечно, она уже давно не пила и не кололась, кроме того дня, когда, перепугавшись, сбежала от Павла к Илье. Эта минута слабости может бог знает как повредить ребенку.

Женщина вышла, кивнула. Инна с трудом встала, на деревянных ногах подошла к двери. Перед глазами все плыло. Она потянула дверь на себя.

Жирная как слон женщина-врач сидит за столом, вносит запись в журнал посещений. Ассистентка с покрытым оспинами лицом у хромированного столика гремит инструментами. Полумрак прорезает слепящий свет четырехглазого чудовища на тонкой стальной шее.

Инна застыла на пороге, моргая. Женщина-врач подняла голову, с усталой ненавистью взглянула на пациентку.

— Ну, чего тормозишь? Иди сюда, не укушу. Талон давай. Медицинская карта где?

Инна протянула ей медицинскую карту. Врач, заглянув в карту, задала вопрос. Инна, дернув головой, переспросила:

— Что?

— Ты глухая или тупая? — врач сощурилась. — Или ты под кайфом?

— Нет, — прошептала Инна, глядя на жестокое жирное лицо с мясистыми губами.

Ассистентка, не поворачиваясь, сказала сурово:

— Трахаются под забором, потом по врачам бегают.

Инна промолчала. Она поняла, какой ее считают, и что в ее случае их презрение оправдано. Сколько таких, как она, ежедневно входят сюда, потупив глаза?

Врач, шмыгая носом, протянула ей талон.

— Дуй в лаборантскую на анализ мочи. Баночку взяла с собой?

— Да, — с облегчением выдохнула Инна. Схватив бумажку, выскочила из кабинета, где воздух пропитан запахами спирта и унижения.

Она сделает все анализы на свете, прыгнет с высотного здания, если надо — только бы на нее больше не рявкали.

Спустя полчаса она вновь предстала пред ясные очи врачихи.

— Ложись, — женщина указала на медицинское кресло. — Юбку задрать, трусы снять. Ноги раздвинь.

Чужие грубые руки в резиновых перчатках ощупывали ее, причиняли боль. Инна закусила губу, чтобы не завыть.

— Тошнота была? Сонливость? Из трубы текло? Ноги раздвинь, говорю!

Спустя вечность ей велели встать. Врач села за стол, нацарапала на бумажке несколько слов.

— Поздравляю, родимая, — с издевкой сказала она. — Залетела. Моли Бога, чтобы урод не родился. На прием в пятницу к десяти.

Инна вышла на свободу, словно преступница, отсидевшая за решеткой десять лет. Ее трясло.

Павел, в белой рубашке и серых джинсах, поднялся навстречу. Инна, увидав его, разрыдалась от облегчения.

— Извини, я решил, одной тебе будет тяжело, — он обнял ее. — Опоздал, как всегда. А в кабинет идти постеснялся. Ну, как ты?

Инна ощутила на горящей щеке прохладный поцелуй. Женщины в очереди теперь смотрели на нее с уважением.

— Ничего. Паша, ты был прав. У нас будет маленький.

Он погладил Инну по руке.

— Ну и ладно. Пойдем. Я вызову такси.

Глава 43. Еще один укол

Парень в бейсболке, откинувшись на спинку сиденья, расстегнул спортивную куртку.

— Фу-у, жара! — он потянулся. — Пивка бы щас.

— Размечтался, — оператор не отрывал глаз от экрана. — Кофе пей, тварь.

— Есть там что, Саша? — спросил Быстров. Оператор не ответил, с нечеловеческой скоростью стуча по клавишам.

Парень в бейсболке встал и направился к выходу, пригнув голову.

— Кто знает, где здесь можно обоссаться?