Судья

— Вы получите восстановленную репутацию и доброе имя. Ваше дело будет уничтожено. Вы обретете свободу.

Павел вскочил, прошелся по комнате. Провел ладонью по лицу.

— Безумие… Доброе имя? — он горько усмехнулся. — Мне оно не нужно.

— Почему вы упираетесь?

Павел остановился. Взглянул на капитана.

— Мне претит мысль, что я должен остановить Андрея, только для того, чтобы вы получили звание!

— Если я пробьюсь наверх, у меня будет возможность многое сделать. Разворошить осиное гнездо.

Быстров взял фуражку, повертел в руках. Не поднимая глаз, глухо сказал:

— Вы должны помочь людям.

— Людям? — Павел побагровел. — Я не видел от людей ничего, кроме насмешек и презрения! Почему меня должна беспокоить их судьба? Они все лжецы, грабители, насильники и убийцы! Все, что они могут — жрать друг друга!

Павел замолк, шумно дыша. От собственного крика заломило в затылке.

Быстров поднял глаза.

— Вы работали учителем. Чему вы можете научить детей? Трусости? Равнодушию?

— Вот видите, — Павел усмехнулся. — Вы уже судите меня.

— Что происходит?

Павел обернулся. Инна стояла на пороге, сложив руки на груди. На ее лице он увидел печать усталости.

— Ничего, Инна Кирилловна, — Быстров встал, взял фуражку. — Мы уже закончили.

Он сурово взглянул на Павла.

— Я надеялся найти здесь понимание. Но не нашел.

Кивнув Инне, он направился к дверям. Павел провожал его до ворот. Глядя перед собой, Быстров сказал:

— Не надейтесь сбежать, Покровский. У вас с Инной ничего не получится. Вы не начнете новую жизнь. У таких, как вы, ничего не выходит. Вы бездельник, и потому смотрите свысока на всех, кто хоть как-то дергается, пытаясь изменить обстоятельства. Вы не будете счастливы.

— До свидания, — Павел набрал код на замке. Прозвучал сигнал, ворота медленно отворились.

Быстров надел фуражку.

— До свидания. Спасибо за все.

— На здоровье.

Инна, сидя на полу в гостиной, перебирала свои детские игрушки. Павел остановился на пороге. Инна подняла голову.

— Что случилось?

— Ничего, — он помолчал. — Ничего, что может расстроить наши планы.

Глава 45. Под откос

Баринов стоял у окна, заложив руки за спину. Смотрел с высоты третьего этажа на толпу, забившую улицу у дверей здания. Толпа гудела, как потревоженный улей. Среди общего гула Баринов слышал, как выкрикивают его имя.

Оборванцы. Неудачники. Чернь.

Рабочие, секретари, администраторы — уволенные с фирмы Нестерова.

Как смеют они роптать? Их дело — гнуть спину на тех, кто умнее и сильнее.

Он отвернулся от окна. Но шум толпы не стихал.

Они требовали его крови.

За столом сидели Вадик и Игорь. У стены на диване — Илья Бубнов. На полных губах застыла загадочная улыбка. Взгляд туманный. Таким он был уже неделю. За это время не сказал ни слова.

— Сделайте что-нибудь, — Валерий Георгиевич через плечо указал пальцем на окно. — Уберите их.

— Окно занавесить? — спросил Вадик.

Игорь скорбно улыбнулся.

— Их слишком много. Что мне сделать? Перестрелять всех?

Когда Игорь сказал «перестрелять», Илья вздрогнул и уставился на охранника. Глаза его неожиданно наполнились слезами. Он закрыл лицо ладонями.

— Выйди, поговори с ними.

Игорь, пожав плечами, встал и вышел из комнаты.

Валерий Георгиевич сел за стол. Тяжелым взглядом уставился в пустоту.

— В августе День Города. Я должен произнести речь, чтобы выдвинуть свою кандидатуру в депутаты областной Думы. Бунт испортит мне на хрен всю репутацию.

Этой ночью его разбудил звон разбитого стекла. Сонно моргая, он под вой сигнализации выбежал в гостиную. Босиком. Порезал пятку. Ковер усыпали осколки стекла. В разбитое окно дул холодный ветер.

Их было несколько — в темноте не разобрать, сколько. Игорь одного ранил. Они вдвоем — Игорь в кожаной куртке, подсвечивая фонариком, пистолет в другой руке, Баринов в распахнутом халате — бежали по кровавому следу, который обрывался у тропы, вьющейся по склону вниз, к озеру.

Игорь выстрелил еще раз. В воздух.

Испугать их не удалось. Утром Баринов нашел перекинутую через ворота посылку. Внутри — несколько долларовых банкнот, испачканных кровью раненого, шесть дохлых крыс, связанных хвостами, и записка: ВАДИМ НЕСТЕРОВ ШЛЕТ ПРИВЕТ ИЗ МОГИЛЫ. СУДЬЯ ИЩЕТ ТЕБЯ.

Когда загудел мобильник, Баринов вздрогнул.

Звонил адвокат. Баринов, слушая, побледнел.

— Что? Ты уверен? Понял. Я перезвоню. Ничего не предпринимай.

Он отключил связь. Взгляд стал пустым.

Игорь, войдя в комнату, сказал:

— Они сошли с ума. Требуют вас. Уходим через служебный.

Баринов не ответил. Разлепив губы, тяжело сказал:

— Инна… эта сука меня обманула.

Илья при звуке этого имени перестал плакать. Отнял руки от лица, странно взглянул на Баринова.

— Она не сука, — мертвым голосом сказал он. — Она ведьма.

Игорь и Баринов переглянулись. Игорь покрутил пальцем у виска.

Баринов чувствовал себя растерянным. Глупая девчонка его облапошила. Подменила бланки.

Баринов в уме уже распределял ее наследство, вкладывал в несуществующие проекты. И теперь юрист сообщает ему, что миллионы утекли в фонды детских приютов и домов престарелых.

Точилин перехватил его товар.

И этот бунт.

Он вспомнил Бубнова. Старикан нес какую-то чушь. Тогда Баринову казалось — чушь. Но старый хрыч все предвидел. «Сумасшедшим открыта истина…» Валерий Георгиевич горько рассмеялся.

Прислушался к шуму за окном. Повернулся к Игорю.

— Вызывай ментов. Пусть разгонят этих идиотов.

Глава 46. День города

Ко Дню Города готовились две недели.

На столбы, доски объявлений, стены домов наклеили листовки с программой праздника:.

На стадионе — концерт блатного певца, соревнования по легкой атлетике для школьников.

На берегу озера в 22.00 — праздничный фейерверк.

В парке планировалась речь мэра и Баринова В. Г. Затем — конкурс молодежной песни, долгий и скучный. После — народное гуляние, то есть полный бардак.

За десять дней до праздника перила моста украсили розовые и желтые воздушные шары. За неделю — покрасили парковые скамейки в серый цвет, бордюры обелили. За три дня на трех грузовиках привезли оборудование для концерта.

В день перед праздником небо обложили черные тучи. На город обрушился ливень. Жители города забеспокоились.

Но с утра праздничного дня небо сохраняло нежно-голубой оттенок. Солнце зависло в безоблачном небе раскаленным дочерна шаром. Воздух прогрелся, лужи начали с шипением съеживаться, на пыльных улочках воцарилась влажная духота.

Люди, как зомби, бродили по городу, обмахиваясь верхом футболок и платьев, натужно улыбались и откровенно зевали.

В парке подвешенные на столбах динамики изрыгали танцевальные ритмы 80-х. Над аллеей завис транспарант, провозглашающий, для особо непонятливых, День Города. В горячем воздухе плавились запахи жареных пончиков, пива и электричества. Люди ходили от лотка к лотку, с бессмысленными взглядами жевали пирожки с мясом и блинчики с творогом. Высокий тощий парень, разодетый под скомороха (если можно представить скомороха в протертых линялых джинсах), фальшивым голосом зазывал поучаствовать в дурацком бесплатном конкурсе.

На детской площадке установили аттракционы. Когда вагонетка «американских горок» зависала в воздухе на крутом пике, музыку и гул толпы перекрывали вопли детей, полные восторга и ужаса.

На сцене мужчина в сером костюме с красно-синим галстуком постучал пальцем по микрофону: БУМ! БУМ! БУМ!

— Раз-раз-раз. Раз, два, три, четыре.

Скрипы, подвывания, гул.

— Леня, проверь динамики.

Парень в грязных джинсах и серой, с пятнами пота на груди, футболке сел на корточки. Сунулся под сцену. Начал бегать вокруг эстрады, без толку дергая провода.