Тайная история лорда Байрона, вампира. Раб своей жажды

— Тропу называют Дурга. Это одно из имен богини Кали, и переводится оно как «трудный подступ». Очень верное название. Брамины говорят, что человек, который сможет преодолеть эту тропу, достоин взглянуть на саму Кали. Только величайшие из аскетов взбираются здесь, только те, кто очистился за десятилетия покаяния и медитации. Когда они достигают совершенства, то восходят на утес. Многим это не удается, и они возвращаются — именно от них я узнал о трудности этого пути. Но немногим, очень немногим, это удается. И когда они достигают вершины...— Он помедлил.— Им открывается Истина.

— Истина? А это что за чертовщина?

— Мы не знаем.

— Что ж, если браминам удается добыть Истину, то почему бы и нам не попробовать?

Элиот еле уловимо улыбнулся:

— Потому что, капитан, они никогда не возвращаются.

— Что? Никогда?

— Никогда.— Улыбка Элиота погасла, и он снова обратился к вздыбившимся горам.— Так что, вы все еще хотите идти туда?

Воистину излишний вопрос! Естественно, я сразу же принялся готовиться к походу. Я выбрал самого опытного из своих людей, рядового Хаггарда, и самого крепкого силача, старшего сержанта Каффа; остальным поручил следить за проходом и ждать старину Пампера, который, как я надеялся, должен был довольно скоро появиться здесь со своим войском. За несколько часов до рассвета мой маленький отряд выступил из лагеря. Мы пробирались к дальней стороне перевала — сначала по скалам, а потом, когда утес стал круче, по ступенькам, вырубленным в голом камне.

— Брамины говорят,— сказал Элиот,— что эти ступеньки составляют примерно четверть пути. Дальше будет проще.

С трудом мы полезли вверх. Ступеньки были вырублены грубо и зачастую представляли собой всего-навсего зацепки в скале, а иногда и совершенно исчезали. Икры мои сводило судорогами, и после пары часов такого пути мне подумалось, что из браминов, наверное, вышли бы отличные солдаты, ибо таких тренировок не пожелаешь никому! Я остановился перевести дух, и Элиот указал на лежащий впереди уступ, по которому вились ступеньки.

— Последний рубеж,— крикнул он.— Считайте, худшее позади. Дальше к плато ведет пологий подъем.

Но ради всех святых, до этого пологого подъема надо было еще добраться. Здесь, на унылом открытом месте, ветер рвал и метал, намереваясь скинуть нас в бездонную пропасть, разверзшую свою темную пасть под нашими подгибающимися ногами. Это было весьма суровое испытание, и только я подумал, что хуже, пожалуй, и быть не может, как вдруг услышал крик. Он был очень слаб и вскоре утонул в свисте ветра. Я напрягся, и Элиот, шедший следом, тоже приник к скале. Ветер утих, и до нас донесся второй крик со стороны перевала. Но разглядеть, что там творится, мы не смогли — мешал выход скальных пород, который мы пересекали. Кровь во мне заледенела; продолжать путь, думая только о том, за что зацепиться, куда поставить носки сапог, думать о себе, а не о своих людях — все это было наихудшим из мучений. Хотя, надо признать, раздавшиеся внизу крики подстегнули меня, и я стал двигаться быстрее. Достигнув безопасного места, я вышел на тропу, вьющуюся по скале, и глянул в ущелье. Дно его было не настолько далеко, чтобы не увидеть наши палатки. Кроме того, близился рассвет, с каждой минутой становилось все светлее. Можете представить мое волнение, когда я обнаружил, что внизу нет ни одного из моих солдат. Никакого намека на движение. Ни единого признака человеческого присутствия.

Я продолжал всматриваться, насколько мне позволяло зрение, но такое впечатление, что, мои люди просто растаяли в воздухе. Я вспомнил о недавних криках и, признаюсь, заподозрил самое худшее. Такие же опасения терзали и рядового Хаггарда. К этому времени мои три спутника присоединились ко мне и тоже принялись рассматривать опустевший лагерь.

— Они, наверное, ушли разведать окрестности, сэр,— невозмутимо сказал старший сержант и показал на Хаггарда. — Получше присматривайте за ним, сэр,— прошептал он.

И рассказал мне то, о чем я даже не подозревал.

Оказывается, Хаггард входил в ту экспедицию, которая потеряла леди Весткот,— он бывал в здешних местах раньше и видел довольно странные вещи. Он был весьма храбрым, но в то же время суеверным парнем. Рядовой английский солдат не колеблясь схватится один на один с зулусом, но стоит при нем упомянуть вуду, глядь, а нашего бравого вояки и след простыл. Сейчас мы шагали по ровной земле, и я уже начинал жалеть об этом — уж лучше бы мы и дальше карабкались по скалам, Хаггард хоть отвлекся бы...

Плато, которое мы пересекали, было шириной с милю. Двигались мы осторожно и вскоре вышли на вьющуюся между скал тропу, на которой заметили свежие следы босых ног. Спустя некоторое время мы очутились у подножия еще одной стены гор, казавшейся куда более неприступной, чем утес, на который мы только что взобрались. Элиот остановился и всмотрелся в скалы.

— Вон там,— вдруг показал он вдаль.— Вон там, где тропа подходит к горам...

Я увидел ярко раскрашенную часовню, вырубленную в скале, и стал оглядываться по сторонам, пытаясь отыскать способ незаметно ее миновать. Но стоило мне приподняться с места, где я лежал, как на мое плечо легла твердая рука Элиота.

— Подождите,— прошептал он.— Страдающие этой болезнью чувствительны к свету...

Он махнул рукой на восток. Я увидел, как зарозовели горные вершины. Элиот был прав — до восхода солнца оставалось совсем немного.

— Сэр,— зашептал Хаггард.— Чего мы ждем?

Я жестом приказал ему замолчать, но Хаггард лишь покачал головой.

— Все было точно так же, когда похитили несчастных Весткотов,— забормотал он,— леди с дочкой, похитили их и охрану, растворились в ночи, растаяли в воздухе...— Он вскочил и принялся одичало озираться вокруг.— А теперь они охотятся на нас!

Отчаянным рывком я повалил его обратно на землю и услышал, как Элиот зашипел, чтобы мы лежали тихо. Я взглянул на тропу. В подлеске что-то зашевелилось, и оттуда появилась группа людей в русских мундирах. Лиц их не было видно, ибо люди стояли спинами к нам. Затем один из них повернулся и стал вроде бы принюхиваться. Словно уверившись в чем-то, он уставился на скалу, у которой мы все лежали, и рядовой Хаггард громко застонал. Глянув вперед, я почувствовал, как что-то кольнуло меня в сердце: передо мной на тропе стоял человек, которому позапрошлой ночью я прострелил голову! Рану его — месиво из крови и костей — было трудно не узнать, но как стервец умудрился выжить, уму непостижимо. И все-таки он выжил! Глаза его сверкали яростным огнем.

— Нет! — вскричал вдруг Хаггард.— Чур меня! Чур!

Он прицелился из винтовки и одним выстрелом вдребезги разнес лицо русского, затем вырвался из рук пытающегося удержать его старшего сержанта и начал карабкаться по скалам к часовне.

— Быстрей! — выругавшись, заорал Элиот.— Нам тоже надо бежать!

— Бежать? От противника? Никогда! — крикнул я.

— Они же заразные. Вы что, не видите?

Он показал вперед, и, повернув голову, я, к своему ужасу, обнаружил, что русский, уложенный Хаггардом, медленно поднимается на ноги! Челюсть его была отстрелена и свисала с черепа на тонкой жилке; в горле пенилась кровь, оно сжималось и раскрывалось, словно голодный рот в ожидании пищи. Русский шагнул в нашу сторону. Его товарищи, сгрудившиеся за ним, тоже стали всей стаей медленно подбираться к нам.

— Прошу вас,— принялся умолять Элиот.— Ради Бога, бежим!

Он резко повернулся и дернул меня за руку. От неожиданности я поскользнулся, но удержал равновесие. Тем временем один из русских оторвался от стаи и заковылял прямо на меня, как голодный дикий зверь. Я вскинул револьвер, приготовившись стрелять, но рука моя превратилась в свинец. Я взглянул в глаза русского — в них горела поистине ужасающая жажда, и в то же время они оставались, как и прежде, холодными, что в целом создавало впечатление непередаваемого кошмара. Невольно я отшатнулся — узрев это, мои противники издали некий странный шелестящий звук, который, не будь он столь зловещим, можно было бы принять за смех. Вдруг русский оскалил зубы и буквально ринулся на нас, видимо намереваясь разорвать мне глотку. Я было поднял руки, чтобы оттолкнуть его, как вдруг за моей спиной раздался револьверный выстрел, и русский рухнул замертво — пуля попала ему точно между глаз. Я обернулся — сзади стоял Элиот с дымящимся револьвером в руке.