Глаз урагана

ресла. Уйти сейчас было бы так же больно, как отодрать от свежей раны запекшуюся кровь. Но ему пришлось сделать это. Безмолвный клубящийся ужас, у которого не было названия и постоянной формы, прогнал его. Призраки вытеснили его прочь из детской – сквозь боль и осознание того, что с этого часа все непоправимо изменилось, в уютный обывательский мирок проникло нечто такое, чему место где-то на свалке средневекового мистического мусора, в тлеющих могильниках души, среди подавленных фобий, в извилистых катакомбах детского безумия, прорытых под прямыми проспектами практичного «взрослого» ума…

Вернувшись в спальню, он не стал будить жену. Он только надеялся, что она не проснется, пока в детской не закончится (перекур?..)… сеанс. А потом СУЩЕСТВО проветрит комнату, ляжет спать, и наутро все будет как прежде. Почти как прежде. Неужели это случилось в первый раз? А если даже нет – какая разница? И если это продолжается годами, то чего ждать от будущего счастливой стандартной семейке, считавшей, что все так славно и спокойно на этой цивилизованной, изученной вдоль и поперек части шарика?..

Нет, Марк не стал будить жену и мать этого… этого… «Его зовут Ян, и он – твой сын, – напомнил он себе. – Помоги ему, если сможешь. А если нет – хотя бы не мешай. Кажется, это соответствует твоим принципам. Ты ведь прогрессивный „предок“, правда? Не станешь скулить о том, какое оно дерьмовое – новое поколение? Вот и не мешай, чудак. Ведь он сам попросил тебя об этом. Но был ли это действительно Ян?..»

Марк пролежал без сна до рассвета. Притворился спящим, когда проснулась Динка. С замиранием сердца он прислушивался к ее шагам в коридоре. После туалета она направилась в детскую.

Ему хотелось остановить время. Этим он будто заклинал реальность: ничто не изменилось, ничто не изменилось, пусть все останется по-прежнему! И, кажется, у него получилось. Как выясняется теперь, он обманул только самого себя.

Когда он услышал детский смех и ласковый голос жены, он испытал невиданное облегчение. Значит, пока этот яд, отравляющий существование, придется пить ему одному. Пусть она ни о чем не догадывается как можно дольше. Пусть будет счастлива. Он не сомневался, что для нее удар будет сокрушительным. Вряд ли она выдержит. Он жалел ее. У него появилось стойкое предчувствие, что в будущем ей предстоит взвалить на свои слабые плечи гораздо более тяжкий груз.

17. ВИНС

Раз уж я решил до конца играть в отщепенца, надо было придумать, что делать дальше, где провести время между полуночью и рассветом, когда все как на ладони, несмотря на темноту. Преступников, оленей и орлов практически извели, хотя последних можно увидеть хотя бы в зоопарке. А вот подавляющее большинство «плохих» ребят давно превратилось в полезных членов общества. Но мне промывание мозгов, вернее всего, не грозило – слишком запущенный случай. И еще – сущий пустяк! – я был озабочен тем, чтобы не стать очередным пациентом Черного Хирурга.

От дальнейшего выбора я был избавлен очень скоро. Как только я ступил