Глаз урагана

интересовала его в последнюю очередь. Он зацепился взглядом за то, что происходило в самой детской комнате. Струи дыма, пронизанные отраженным светом, были хорошо различимы и почти осязаемы. Более того, они приобрели стабильную и почти неизменную форму. Марк не мог бы поручиться, что их плавное, тягучее, гипнотизирующее движение не является результатом его собственного головокружения. Ему это напоминало чрезвычайно замедленную музыкальную фразу, невероятным образом преобразованную в игру нежнейшего света и бархатных теней.

В последнюю очередь он заметил силуэты. Марк был настолько поражен тем фактом, что детская наполнена сигаретным дымом, что не придал им значения. А между тем силуэты двигались. Более всего они были похожи на нестабильные скульптуры из тяжелого полупрозрачного дыма – результат все той же обманчивой игры, усугубленной воображением. Однако через какое-то мгновение Марку показалось, что дело обстоит совсем иначе и воображение тут ни при чем.

Яна не было в кровати. Он сидел в кресле лицом к окну, и Марк видел с порога только его ноги и левую руку, свисавшую с подлокотника. Над спинкой кресла всплывали подвижные и тонкие струйки дыма, которые легко свивались, сгущались, переплетались, обретали тяжесть и форму, опускались вниз и превращались… в кого?

Марк был еще очень далек от этого нелепого вопроса. Он только стоял и смотрел, впитывая, как сухая губка, все: запахи, видения, смещения, оттенки, мертвенный блеск мебели сквозь завесу дыма. Но он не мог отделаться от ощущения, что кресло, в котором сидит его сын, обступают призраки.

Силуэты оставались почти неразличимыми; они парили на границе ночи и навеваемых луной кошмаров и при этом таили в себе что-то неуловимо страшное – даже для тридцатилетнего мужчины, отнюдь не страдающего неврозами и паранойей. Что же тогда говорить о четырехлетнем ребенке? Но вот как раз ребенок был абсолютно спокоен. Так спокоен, что запоздалая тревога пронзила Марка и ненадолго развеяла наваждения.

Он открыл дверь пошире и вошел в комнату. «Призраки» не исчезли. Они только отступили вглубь, слились с глубокими омутами мрака, наполовину скрылись в стенах, частично растворились в лунном свете. Ничего удивительного – он поменял ракурс и потревожил струи дыма. Будто порыв ветра пронесся по комнате. Тени заколебались и задрожали…

Видел ли он когда-нибудь такую огромную луну? Она беспокоила его, но ему по-прежнему было не до нее. Неслышно ступая, он приближался к Яну, который оставался неподвижным, словно изваяние из фарфора. Именно такой казалась Марку молочно-белая рука. Потом он подошел еще ближе, и у него перехватило дыхание.

«Щенок! Да как он смеет?!» Но это не злость. Это больше , похоже на страх, безуспешно прячущийся за бравадой…

Его четырехлетний сын сидел в кресле и спокойно курил. Кроме того, он был полностью одет, как будто собирался уходить куда-то посреди ночи. В уголке его рта торчала сигарета, а на бедре лежала пачка «Lucky Strike».

В первый момент Марку захотелось отвесить