Нечто в лодке по ту сторону озера...

— Я только сейчас ее имя узнал — произнес я, тупо уставившись в наполненную окурками консервную банку, стоящую на столе.

Наступила небольшая пауза.

Я взял стакан с горячим чаем и сделал глоток.

— А чо Виталий, там, больше ничего не говорил тебе? — поинтересовалась Ольга.

— Нет, — ответил я, немного удивившись, — А чо он мне там мог еще сказать? Я ушел туда, вон, к себе, в эту комнату… и все. И заснул потом.

— Да Виталий тоже такой… не знаю, — раздраженно произнесла Марина.

— Да он вообще какой-то, — поддержала ее Ольга, выпуская дым, — Нет, он, главное, сам от людей постоянно чо-то требует. А вот сам — я бы не сказала, чтобы он как-то людей сильно уважал.

— Но, — улыбнулся я и тихо произнес: — Упырь.

— Чего?

— Я говорю — упырь. Кровь из других сосет.

— А, ну, — согласилась Ольга, кивнув головой, стряхивая пепел в консервную банку.

— Нет, он ведь у меня уже как-то пакетик чипсов мой открыл, — сказала Марина.

Я посмотрел на нее и начал тихонько смеяться, закрыв глаза.

— Да, тебе смешно, а на самом деле, я себе чипсы купила — а он по ошибке тоже, якобы, вскрыл их.

Я продолжал смеяться все время, пока Марина говорила, и чем больше она возмущалась, тем сильнее мне казалось все это очень забавным. Мне казалось, что Виталий просто попал в очень глупую ситуацию, в которой, наверное, мог оказаться любой из нас.

На кухню зашел сонный Стас.

— Чо, выспался? — с улыбкой спросила Ольга, затушив сигарету в консервной банке.

— Угу, — вначале сонно ответил Стас, но затем быстро отрицательно закивал головой и в результате хрипло произнес: — Не, ни фига.

Он подошел к автомату с газировкой и начал кидать в него мелочь.

— Чо сильно там от нас несет, да? — спросил он через пару секунд, повернувшись к нам, вскрывая банку газировки.

— Да, вообще. Там в комнате у вас находиться невозможно, — ответила Марина.

Стас подошел к нам и тяжело опустился на стул.

Мы вчетвером посидели еще некоторое время, разговаривая за всякую ерунду. Потом я постепенно начал терять кайф от того, что общество двух девушек теперь было разбавлено Стасом, и, не желая по этому поводу как-то особо напрягаться, пошел собирать вещи к себе в камору, тем более что мне действительно уже пора было ехать.

В скором времени проснулись и Виталий с Гошей. В квартире стало значительно громче, хотя все ходили сонные и сильно тормозили.

К тому моменту я уже собрал сумку, вышел в гостиную и направился к входной двери.

— Чо, уже поехал? — спросил Гоша.

— Ну, — ответил я, одевая обувь.

— Чо, все уже уезжаешь? — переспросила еще и Марина, выходя из кухни.

Я ответил примерно то же, что и Гоше.

— Ну, давай.

— Ну, давай, счастливо.

Я попрощался со всеми, пожав парням руки, а девчонкам просто помахав пальцами. Виталий так и остался тусоваться сам с собой где-то на кухне, никак не отразив моего отъезда.

— Свечку за меня поставь там в храме, — улыбаясь, с некоторой долей злобной иронии, произнесла Ольга.

— Я свечки не ставлю. Я ведь не православный, — так же улыбаясь, ответил я ей.

— Ну, все равно, там… чо-нибудь поставь.

— Да, конечно, чо-нибудь там… поставлю, — усмехнулся я.

Я вышел на улицу. Было как-то светло и в то же время прохладно. И мне это как-то даже очень нравилось.

Я медленно, прогулочным шагом, вдыхая свежесть влажного воздуха, поплелся к автовокзалу, вспоминая дорогу, которой вел меня Владимир.

Проехав несколько десятков километров в удобном мягком кресле, вдоволь насмотревшись через умеренно грязное стекло на движущийся мокрый асфальт, и так и не реализовав своего огромнейшего желания поспать из-за каких-то двух покемонов, которые всю дорогу где-то на задних сиденьях автобуса истерично ржали и хрустели сухариками, постоянно шурша пакетиками от них — в результате я прибыл в свой родной город. Наконец-то я вновь оказался среди высоких зданий, стоящих на широких улицах — так было как-то привычнее. Хотя прочувствовать весь кайф от растворения в индустриально и информационно развитом центре мне не удалось.

Еще по дороге в город, на трассе, я почувствовал в своем организме что-то неладное. Когда по телу начал пробегать холод, а запястья рук и вовсе почувствовали ледяную дрожь, я понял, что со мной происходит что-то нехорошее. Мои опасения окончательно подтвердились, когда, выходя из автобуса, я почувствовал, что моя голова стала как будто бы на пять килограмм тяжелее и как-то по-настоящему трудновато стало вертеть ей в разные стороны без опасения потерять сознание, а дорога до трамвайной остановки вызвала у меня сильную одышку и показалась мне многокилометровым спринтом. На мое счастье быстро подошел нужный мне трамвай, и я даже смог занять сидячее место у окна. Но резкая слабость в руках и ногах, ощущение тяжести собственного тела и неровное дыхание все больше приближали меня к тому, что постоянно выбивало мой организм из привычной жизни — приступ. Осознание необходимости в постоянном приложении усилий для того, чтобы не допустить его развития здесь и сейчас, с каждой секундой сильнее убеждало меня в абсолютной безысходности моего положения.

Я доехал до своего дома, благодаря Бога за то, что в трамвае у меня не начались судороги.

Затем, задыхаясь, я добрел до подъезда, поднялся на лифте на свой этаж и уже на площадке перед квартирой, шатаясь, долго не мог попасть ключом в замочную скважину. Наконец, я зашел в квартиру и закрыл дверь. Затем с трудом разделся и, предусмотрительно вначале сходив в туалет, добрался, наконец, до своей кровати и тяжело повалился на спину. Я приготовился — я уже знал, что будет дальше.

Как только я принял лежачее положение тела, в голову резко ударила кровь. Сильнейшая боль. На секунду мне показалось, что в голове сейчас лопнет какой-нибудь сосуд. Одновременно с этим в груди перехватило дыхание. Я начал кашлять и задыхаться. Резкая боль в голове стала усиливаться, нарастая, словно снежный ком, и постепенно застилая пеленой глаза. Я сдавил ладонями виски, впиваясь пальцами в собственный череп, и начал кричать. Выделившаяся слезная жидкость на глазах преломила зрение и вся комната как будто стала расплываться. И вдруг мощнейший спазм в груди окончательно перебил дыхание. Как будто в груди что-то провалилось. Резкая слабость прошла по всему телу. Конечности начали неметь и ощущение холода проникало все глубже, словно ледяная металлическая жидкость по венам. Ослабевшие руки в бессилии упали на подушку. Я выгнул спину и подобрал под себя голову. Не имея возможности в таком положении закрыть рот, я пытался жадно вдыхать воздух. И в этот момент вся комната как будто стала куда-то исчезать, а я начал абстрагироваться от реальности в какую-то собственную белую матовую прозрачность. Я перестал двигаться, так как мое тело онемело и сил едва хватало на то, чтобы медленно пошевелить пальцами. Я не мог толком различить — то ли стены комнаты и предметы расходились от меня в разные стороны, то ли я уходил куда-то из этого мира, но я как будто бы переставал ощущать себя, растворяясь в пространстве… ДЕЕЕПРРИИИВАААЦИИЯЯ… Я уходил…