Художники смерти

— Вчера на нас снова пытались напасть. На этот раз какие-то необычные опричники — такое ощущение, что наши противники пригласили команду профессионалов из столицы. Если это так и группа — не единственная, сомневаться в пользе союза мы не можем, слишком уж большие потери несут охотники…

— Мы не выпускаем группы на охоту уже месяц. — Голос подал магистр-следопыт, сказав это с непередаваемым сожалением.

— Значит, потери еще выше — только теперь они измеряются не только силой, но и опытом. Поэтому предлагаю рейд на территорию противника…

— Это привлечет ненужное внимание… У нас в городе уже вся милиция на ушах стоит, в газетах кричат о беспределе на улицах. — Вампиры произнесли это почти хором.

— Вы не поняли — я не собираюсь уничтожать опричников. Лучше опробуем на них самый действенный метод убеждения — страх неотвратимой мести. Для этого мне не потребуются дополнительные люди — только группа поддержки из оборотней.

Лишь выйдя из ресторана, я вспомнил об оставленном в соседнем городке маленьком вампире и направился туда. Но меня ждал сюрприз — наш домик был пуст. Холодная печь, некоторый порядок в комнате и записка из одного слова «Прости». Ольга некоторое время наблюдала за тем, как я пытаюсь вычитать что-то между несуществующих строк, потом, наконец, заговорила.

— Удивлен? Этого стоило ожидать… она ведь уже не верит себе — как же может она ждать того, что ей будешь верить ты? — Я понял сказанное не сразу. Странно, на душе не было ни боли, ни обиды, ни сожаления. Это тоже не укрылось от спутницы.

— Все, дороги назад уже нет. Человека ты израсходовал.

— О чем ты? — Ольга медленно прошла через комнату и разместилась на стуле — том самом, с которого слетела всего лишь двое суток назад. Некоторое время она молчала, давая мне возможность осознать сказанное ею.

— О чувствах, о них окаянных. Помнишь, я рассказывала тебе о той буре эмоций, которая охватила меня после первой охоты? А помнишь, как ты сам догадался о том, что с каждой последующей жертвой этот процесс становится все менее привлекательным? Да, в прочем, что я — ты же лучше всего помнишь свою первую жертву, а остальные — так, рутина, конвейер. Я хочу сказать, что главное в другом… Древние ошибались — мы не продаем души дьяволу. Мы размениваем ее, выжигая, как нечто чужеродное. Ты замечал, как привлекательно-спокойны вампиры? Не зря легенды называют нас мертвыми — это самая большая плата за долгую жизнь. Несколько лет охоты — и нет больше горя, сожаления, разочарования, ничего. Даже азарт куда-то пропадает. Вот все, ты нашел последний подвох — только слишком поздно.

— Мы сами делаем свое настроение. Я не променял бы силу на чувства, даже если бы мог. Как ты думаешь, где она сейчас?

— Возьми да выясни — кто из нас следопыт, в конце концов?

— Не буду — она же этого не хотела, так? К тому же в Последнем Приюте следы теряются…

— Догадался? Молодец… да, она решила, что из спутница из меня получится лучше. Так что давай, наколи-ка дровишек, да печку истопи. Холодно тут.

— Трагедии часто завершаются фарсом. — Я пошарил в поисках топора.

Глава 49

За окном сгустились ранние зимние сумерки. Я отложил книгу и вытащил из ушей «пуговицы» плеера. Ольга, услышав наконец, долгожданные признаки активности, вышла из кухни, обдав легким запахом чуть подгоревших бифштексов. Напарница посмотрела, как я осторожно провожу керамической палочкой точилки по режущей кромке ножа, потом перевела взгляд на обложку книги.

— Библия? Так ты ее изучал весь день? Зачем?

— Знаешь простой принцип успешных переговоров — с оппонентом необходимо разговаривать на его языке.

— А, ты, видимо, еще и манеру изложения отрабатывал… — Она включила плеер и тут же отбросила его.

— Ты слушал завывания? — я выключил запись голосов живой природы и успокаивающе потрепал кисть собеседницы.

— Таков мой план… Впрочем, скоро ты все увидишь сама. Давай перекусим и поедем к нашим врагам. Наступает ночь — это наше время, когда темные силы обретают власть над миром… — Я подмигнул девушке, довольный тем, что антураж интригует даже соратника.

Пару часов спустя мы стояли у ворот целого комплекса зданий. Впереди возвышались купола храма, окруженного помещениями поменьше. Их соединяли добротные дорожки, выложенные камнем — сейчас начисто подметенные. Снег был аккуратно собран на газоны, проходы между зданиями освещали частые фонари. Ни одного из служек я не заметил, но чувствовал, что мы находимся там, где нужно. Ход моих рассуждений был прост — опричники часто используют свои связи в церкви, чтобы получить приют при монастырях или общинах. В нашем городе не было ни того, ни другого, но зато на территории у нового храма располагалась христианская гостиница на пару десятков жильцов.

Тихо пиликнул телефон. Я нажал кнопку, услышал радостный шепот из динамика.

— Мы на месте.

— Начинайте потихоньку сейчас, а минут через десять — уже в полную силу. — И словно тихий ветерок коснулся нас через мгновение. Ольга вздрогнула — здесь, в нескольких кварталах от центра города раздалась волчья жалоба. Она началась с едва слышной ноты, нежно и ласково. Думаю, что у всех собак в округе встала дыбом шерсть — но я не слышал воя как такового. Это был тихий плач и ласковое причитание, от которых вдруг шевельнулось что-то в груди, там, где как казалось, уже давно выгорела душа вместе с чувствами и эмоциями. Это «что-то» прыгнуло вверх и навернулось соленой каплей в уголке глаза — не сожаления, а благодарности к детям природы, оживившим тебя здесь, перед лицом врагов. Ни один механизм, ни одна запись не в силах передать истинную тоску и красоты живого волчьего воя. Он рождается не голосовыми связками, нет — душа хищника рвется наружу, приветствуя мир и тех, кого он считает близкими существами. Еще мгновение, и ничего больше для меня не осталось — на смену вою пришла заполнившая сердце нежность, чужое чувство, только что принесенное мне в подарок. Это был язык для двоих, звучавший на всю округу, но адресованный только одному. Я помедлил еще, вбирая в себя капли тепла, словно смакуя последний глоток горячего чая после дня, проведенного на морозе, и толкнул калитку. Вой летел над нами, окрыляя и придавая сил, он обогнал нас и первым взлетел на крыльцо маленькой гостиницы.

Усталый привратник, одетый в черную рясу, бдил, точнее, клевал носом у дверей. При нашем появлении молодой еще послушник встрепенулся и дернулся под стол. Отброшенный обратно, он выпустил дубинку, которая с резиновым шорохом покатилась по полу.

— Что-то больно ретиво вы встречаете посетителей. Где остальные братья-опричники? — Зубы привратника мелко задрожали.

— Ратуйте…! — Рева не получилось, но вякнуть ему удалось громко. Во всяком случае, его услышали. Топот двух пар крепких ног быстро приближался. Ольга развернула привратника лицом к звуку, я тем временем задвинул засов. В этот момент из коридора вылетело двое крепких ребят, с красивыми цепями в руках. Небольшие, с палец размером, грузики, которыми заканчивалось эти орудия, делали их достаточно эффективным оружием в тесном помещении. Судя по тому, как резво послушники собрали цепочки в кулаки, занимались они с ними не первый год.

— Стоять! — К моему удивлению, они послушались. Или сочли, что лучше подождать подмогу. — Мы пришли поговорить.

— Не слушайте нечисть… — Голос привратника сорвался — или ему помешали пальцы Ольги на горле.

— Лучше послушайте. Если бы мы пришли убивать, то часа в три утра… или в четыре — когда сон крепче… он не крикнул бы, даже ничего не почувствовал. А потом мы бы прошли по номерам, тихо, очень тихо вырезая вас — вы же по двое в комнате, да? Половина бы очнулась, схватилась за цепи-кастеты, но в узком коридоре гостиницы против двоих им было бы сложно устоять… — Ольга удивленно вздохнула, увидев, как разом осоловели глаза опричников и опустились руки. Она видела, как я, заговаривая зубы, пробиваю их намоленную защиту разума, но не ожидала, что это получится так быстро. — Вот, так, положили цепи… идем наверх и спим. А ты покажешь нам, где покои епископа… или мы сами их найдем и отдадим ему твои уши…