Книги крови V—VI: Дети Вавилона

Элейн лишь смутно различала его улыбку, ей хотелось совсем закрыть глаза Его внешность не возбуждала, многое в его облике (например, абсурдный галстук-бабочка) казалось смешным Закрыв глаза, она могла забыть о таких мелочах, снять с него чехол и увидеть истинный облик. И тогда ее сознание уносилось далеко.

Кэвенаг вдруг отстранился, и Элейн открыла глаза. Он торопливо застегивал брюки. На улице слышались раздраженные голоса. Он резко повернул голову в сторону окна, его тело напряглось. Неожиданное беспокойство удивило ее.

— Все в порядке, — проговорила она.

Он подался вперед и положил руку ей на горло.

— Ни слова, — приказал он.

Она взглянула на его лицо, покрывающееся испариной. Разговоры на улице продолжались еще несколько минут: там расставались два полуночных игрока. Теперь он успокоился.

— Мне показалось, я слышал…

— Что?

— Что они назвали меня по имени.

— Ну кто это может быть? — Она пыталась его успокоить. — Никто не знает, что мы здесь.

Он отвел взгляд от окна. После внезапного страха вся его целеустремленность исчезла, лицо обрюзгло, и выглядел он довольно глупо.

— Они близко, — сказал он. — Но им никогда не найти меня.

— Близко?

— Они шли за тобой. — Он снова положил руки ей на грудь. — Они очень близко.

Элейн слышала, как в висках бьется пульс.

— Но я быстр, — бормотал он, — и невидим.

Его рука вновь скользнула к ее шраму и ниже.

— И всегда аккуратен, — добавил он.

Она прерывисто дышала.

— Уверен, они восхищаются мной. Как ты думаешь, они должны мной восхищаться? Тем, что я так точен?

Ей вспомнился хаос, царивший в склепе, непристойность и беспорядок.

— Не всегда… — промолвила она.

Он перестал ее гладить.

— Ах да, — сказал он. — Я никогда не проливаю кровь. Это мое правило. Никогда не проливаю кровь.

Она улыбнулась его похвальбе. Сейчас она расскажет ему — хотя он и так все знает — о своем посещении склепа и о том, что он там устроил.

— Иногда даже ты не в силах остановить кровь, — сказала она. — Но это тебе не в упрек.

Он вдруг задрожал.

— Что они сказали тебе? Какую ложь?

— Ничего, — ответила она, немного смущенная его реакцией. — Что они могут знать?

— Я профессионал. — Он снова дотронулся до ее лица.

Элейн вновь почувствовала его желание. Кэвенаг навалился на нее всем телом.

— Я не хочу, чтобы они лгали обо мне, — заявил он, — Не хочу. — Он поднял голову с ее груди и посмотрел ей в глаза: — Все, что я должен сделать, — это остановить барабанщика.

— Барабанщика?

— Я должен раз и навсегда остановить его.

Рождественские гирлянды с улицы окрашивали его лицо то красным, то зеленым, то желтым — неразбавленные цвета, как в детской коробке с красками.

— Я не хочу, чтобы обо мне лгали, — повторил он, — будто я проливаю кровь.

— Они ничего не говорили,— уверила она.

Он совсем отодвинул подушку и теперь раздвигал ноги Элейн. Его руки дрожали от возбуждения.

— Хочешь, покажу тебе, как чисто я работаю? Как легко я останавливаю барабанщика?

Не дав ей ответить, он крепко схватил ее за шею. Элейн не успела даже вскрикнуть. Большими пальцами он быстро нащупал дыхательное горло и с силой надавил. Она слышала, как барабанщик бьет все чаще и чаще у нее в ушах.

— Это быстро и чисто, — говорил он. Его лицо окрашивалось все в те же цвета: красный, зеленый, желтый; красный, зеленый, желтый.

Это ошибка, думала она, ужасное недоразумение, которое она никак не может постичь. Она пыталась найти хоть какое-то объяснение.

— Я не понимаю, — хотела она сказать, но сдавленное горло издало лишь бульканье.

— Извиняться поздно, — ответил он, тряся головой. — Ты ведь сама ко мне пришла, помнишь? Ты хотела остановить барабанщика. Ведь ты за этим приходила?

Его хватка стала еще сильнее. Элейн казалось, что ее лицо разбухло и кровь вот-вот брызнет у нее из глаз.

— Разве ты не поняла, что они приходили предостеречь тебя? — выкрикивал. Кэвенаг. — Они хотели разлучить нас, сказав, что я проливаю кровь.

— Нет, — пыталась она произнести, но он лишь сильнее сжимал ее горло.

Барабанщик оглушительно бил ей в уши. Кэвенаг еще что-то говорил, но Элейн уже ничего не слышала. Да это и не имело значения. Только теперь она поняла: Кэвенаг не был ни Смертью, ни ее костлявым привратником В безумии Элейн отдалась в руки обычного убийцы, Каина с большой дороги. Ей захотелось плюнуть ему в глаза, но сознание уже покидало ее: комната, цветные сполохи, его лицо тонули в грохоте барабана. А потом все кончилось.

Она посмотрела сверху на кровать. Ее тело лежало поперек, безжизненная рука все еще хваталась за простыню. Язык вывалился, на синих губах пена. Но (как он и обещал.) крови не было.

Она парила, не всколыхнув даже паутинку под потолком, и наблюдала, как Кэвенаг довершает злодеяние. Он склонился над ее телом, перекатывал его по смятой простыне и что-то нашептывал на ухо. Затем он расстегнулся и обнажил ту свою косточку, возбуждение которой было неподдельным до умиления. Дальнейшее было комичным в своем бесстыдстве. Комичным было ее тело со шрамами и теми местами, где оставил отметины возраст. Как посторонний наблюдатель, она взирала на безуспешные попытки Кэвенага к соитию. Его бледные ягодицы носили отпечатки нижнего белья; двигая ими, он напоминал механическую игрушку.

Он целовал ее, глотал заразу вместе с ее слюной. Его руки соскребали чумные клетки с ее тела, как песок. Этого он, конечно, не знал, доверчиво обнимаясь со смертельной язвой, вбирая ее в себя с каждым толчком.

Наконец он кончил Не было ни метаний, ни стонов. Он просто остановил свой механизм и встал с нее, обтерся о край простыни и застегнулся.

Провожатые уже звали ее. Ей предстоял путь и возрождение в конце. Но она не хотела идти, по крайней мере сейчас. Ее душа заняла удобную позицию и смотрела на Кэвенага, на его лицо. Взглядом (или по крайней мере той способностью видеть, какая была ей дана) она проникала вглубь, где за хитросплетением мускулов проглядывали кости. О, эти кости. Он, конечно, не был Смертью; и все же он был ею. Ведь у него есть лицо? И однажды, по благословению разложения, он покажет его. Как жаль, что сейчас наслоение плоти прячет его.

Пора в путь, настаивали голоса. Элейн знала, что они не будут долго ждать. Среди голосов она услышала чей-то знакомый.

— Еще немного, — умоляла она, — пожалуйста, еще немного.

Кэвенаг закончил свое грязное дело. Он поправил одежду перед зеркалом и вышел. Она последовала за ним, заинтригованная поразительно банальным выражением его лица. Скользнув в ночной коридор и вниз по лестнице, он дождался, пока портье отвлечется, и вышел на улицу. Небо было светлым — то ли уже утро, то ли рождественская иллюминация. Элейн наблюдала за Кэвенагом из угла комнаты дольше, чем думала, — теперь часы для нее летели как мгновения. И лишь в самый последний момент она получила награду за свою настойчивость, пробежав взглядом по его лицу. Голод! Он был голоден. Он не умрет от чумы, как не умерла она. Чума впиталась в него: кожа заблестела и в животе родилось новое ощущение голода.

Он вошел в нее маленьким убийцей, а вышел Большой Смертью. Элейн рассмеялась при виде того, каким неожиданным образом оправдались ее догадки. На мгновение его шаги замедлились, как будто он мог слышать ее. Но нет — он слушал барабанщика, который все сильнее бил у него в ушах, при каждом его шаге требуя новой смертоносной силы.

Они заплатили кровью

(пер. с англ. В. Шитикова)

Лок поднял глаза на деревья. Ветер шумел в их тяжелых ветвях, как река в половодье. Имитация, одно из множества подражаний. Когда он впервые попал в джунгли, то был поражен бесконечным разнообразием зверей и растений в извечном круговороте жизни. Но это буйство природы было обманчиво, джунгли лишь прикидывались райским садом. Там, где праздный путешественник восторгался сияющим великолепием, Лок замечал тайный сговор в действии, когда каждая вещь видится не такой, какова она есть. Деревья и река, цветок и птица, крылышко мотылька и глаз обезьяны, спина ящерицы и солнечный свет на камне — повсюду идет головокружительная смена воплощений, как в зеркальной комнате, где ощущения неверны и самый рассудок гибнет. Что ж, посмотри на нас, думал он, стоя возле могилы Черрика. Посмотри, как мы играем в эту игру. Мы живы, но играем мертвых лучше, чем сами мертвые.