Книги крови V—VI: Дети Вавилона

— Мы жили здесь раньше правительства.

Старик наконец перестал озвучивать джунгли. Возможно, подумал Стампф, он закончил один день и теперь начнет другой. Но старик собрался уходить, совершенно не обращая внимания на чужаков.

— Позови его обратно, — приказал Лок, наводя ружье на юного индейца Его намерения были недвусмысленны. — Пусть скажет остальным, что вам надо убираться.

Несмотря на угрозы, юноша, казалось, нисколько не смутился и совершенно не собирался давать распоряжения старшему. Он просто смотрел, как тот возвращается в хижину. Остальные тоже потянулись к своим жилищам. Очевидно, уход старика стал общим сигналом к окончанию спектакля.

— Нет! — закричал Черрик. — Вы не слушаете! — Краска бросилась ему в лицо; голос сорвался на визг. Потрясая ружьем, он бросился вперед: — Вы, вонючие собаки!

Не обращая внимания на его вопли, индейцы быстро расходились. Старик добрался до своей хижины, наклонился и исчез внутри. Некоторые еще стояли и смотрели, и на их лицах читалось нечто вроде сострадания к сумасшедшим европейцам. Но это лишь распалило Черрика.

— Слушайте, что я говорю! — визжал Черрик. Пот разлетался брызгами, когда он вертел головой, перебрасывая безумный взгляд с одной удаляющейся фигуры на другую. — Слушайте, вы, ублюдки!

— Не волнуйся… — Стампф попытался успокоить его.

Это подействовало на Черрика как детонатор. Без предупреждения он вскинул ружье, прицелился и выстрелил в дверной проем, где скрылся старик. Птицы с шумом взлетели с соседних деревьев, собаки удирали со всех ног. Из двери хижины донесся слабый крик, но вовсе не старика. Заслышав его, Стампф повалился на колени, держась за живот: его тошнило. Лежа лицом в землю, он не мог видеть миниатюрную фигурку, что появилась в дверях хижины и, шатаясь, вышла на свет. Даже когда он поднял голову и разглядел, как ребенок с разрисованным красной краской лицом судорожно хватается за живот, он не поверил глазам. Но это было так. Кровь сочилась между тонких детских пальчиков, и детское личико исказилось в агонии. Мальчик упал на утоптанную землю у порога, по его телу пробежала предсмертная судорога, и он умер.

Где-то между хижинами негромко всхлипывала женщина. На мгновение мир балансировал на острие — между тишиной и воплем, между спокойствием и нарастающей яростью.

— Ты, вонючий ублюдок, — процедил Лок сквозь зубы. — Быстро в машину. Стампф, подъем. Мы не будем тебя ждать. Вставай сейчас или оставайся навсегда.

Стампф все еще смотрел на тело мальчика Подавив стон, он поднялся на ноги:

— Помогите.

Лок протянул ему руку.

— Прикрой нас, — бросил он Черрику.

Черрик кивнул, бледный как смерть. Некоторые индейцы вышли посмотреть на отступление белых; несмотря на разыгравшуюся трагедию, их лица оставались непроницаемы, как и раньше. Только рыдающая женщина — видимо, мать погибшего мальчика — раскачивалась среди неподвижных фигур, оплакивая свое горе.

Ружье дрожало в руке Черрика. Он уже просчитал: если дело дойдет до открытого столкновения, у них мало шансов уцелеть. Но даже сейчас, видя отступление врага, индейцы не предпринимали ничего. Они молчаливо обвиняли. Черрик решился бросить взгляд через плечо. Локу и Стампфу оставалось пройти не более двадцати ярдов до джипа, а дикари еще не сделали ни шагу.

Когда Черрик снова обернулся к деревне, ему показалось, что все племя, как один человек, испустило тяжелый громкий вздох. От этого звука Черрик почувствовал, что сама смерть рыбьей костью впилась ему в горло: слишком глубоко, чтобы вытащить, и слишком крепко, чтобы проглотить. Она застряла там, в его теле, вне логики и воли. Но он забыл про нее, заметив движение в дверях хижины. Он был готов повторить свою ошибку и крепче сжал ружье. Из дверей вышел старик; переступил через труп мальчика, лежащий у порога. Черрик снова обернулся: добрались они наконец до джипа? Но Стампф еле ковылял, и Лок снова поднимал его на ноги. При виде приближающегося старика Черрик попятился на шаг, потом еще один. А старик шел уверенно. Он быстро пересек деревню и приблизился вплотную к Черрику, так что его морщинистый живот, без каких-либо следов ранения, уперся в ствол ружья.

Обе руки старика были в крови, и свежая кровь стекала по его локтям, когда он выставил ладони перед Черриком. Разве он прикасался к мальчику, подумал Черрик, когда выходил из хижины? Если да, то это было совершенно неуловимое прикосновение и Черрик не заметил его. Так или иначе, смысл происходящего очевиден: его обвиняют в убийстве. Однако Черрик был не из пугливых; он пристально взглянул старику в глаза, отвечая вызовом на вызов.

Но старый черт ничего не делал, только стоял с растопыренными ладонями и со слезами в глазах. Черрик вновь почувствовал ярость. Он ткнул пальцем в грудь старика.

— Тебе меня не запугать, — сказал он, — понял? Не на того напал..

Когда он это говорил, в лице старика произошло еле уловимое изменение. Это, конечно, лишь игра света или тень птицы, но все же под глубиной морщин вдруг проглянуло лицо мальчика, умершего у дверей хижины; даже показалось, что на тонких губах старика промелькнула улыбка В следующее мгновение видение исчезло так же внезапно, как и появилось.

Черрик убрал палец от груди старика, вглядываясь в его лицо в ожидании новых фокусов; затем вновь отступил. Он сделал три шага назад, когда слева вдруг что-то зашевелилось. Резко повернувшись, он вскинул ружье и выстрелил. Пуля впилась в шею пегой свинье, что мирно паслась среди своих сородичей возле хижин. Свинья перевернулась в воздухе и рухнула в пыль.

Черрик вновь направил ружье на старика. Но тот не двигался, только открыл рот, и из его горла вырвался предсмертный визг свиньи. Пронзительный крик, жалобный и смешной, заставил Черрика вновь вспомнить о джипе. Лок уже завел двигатель.

— Давай, быстро! — подгонял он.

Черрик не заставил себя уговаривать и прыгнул на переднее сиденье. Внутри было жарко, тело Стампфа воняло болезненными выделениями, но это безопаснее, чем оставаться в деревне.

— Там свинья, — сказал Черрик. — Я подстрелил свинью.

— Знаю, — ответил Лок.

— Этот старый ублюдок.. — Он не договорил Он смотрел на два своих пальца, которыми касался старика. — Я дотронулся до него, — пробормотал он в недоумении.

На пальцах была кровь, хотя на теле старика ее не было.

Лок не отозвался на слова Черрика, развернул джип и направил машину прочь от деревни. Дорога, казалось, еще больше заросла с тех пор, как они проехали по ней час назад. Видимых признаков преследования не было.

Небольшая фактория к югу от Аверио почти не имела благ цивилизации, зато здесь были белые лица и чистая вода За Стампфом, чье состояние на обратном пути ухудшилось, ухаживал Дэнси — англичанин с манерами графа в изгнании и лицом, похожим на отбивную. Однажды, будучи трезвым, он провозгласил себя врачом, и, хотя свидетельств в пользу этого не нашлось, никто не оспаривал его права возиться со Стампфом. Немец метался в бреду, как буйнопомешанный, но Дэнси не отступал его маленькие руки с тяжелыми золотыми кольцами справлялись с горячечными выпадами пациента.

Пока Стампф бился под противомоскитной сеткой, Лок и Черрик уселись в полутьме лампы, выпили и поведали о своей встрече с племенем. Тетельману, владельцу складов в фактории, было что рассказать в ответ на их историю. Он хорошо знал индейцев.

— Я здесь уже не первый год, — проговорил он, подкармливая орехами паршивую обезьянку на своих коленях. — Я знаю, как у этих людей устроены мозги. Может показаться, что они глупы и даже трусливы. Поверьте мне, это не так.

Черрик что-то промычал. Вертлявая как ртуть обезьянка уставилась на него бессмысленными глазами.

— Они даже не попытались двинуться на нас, — сказал он, — хотя их было в десять раз больше. И это не трусость?

Тетельман откинулся в своем скрипящем кресле, сбросив зверушку с колен. Его лицо было стертым и изможденным, и только губы, которые он периодически окунал в стакан, имели какой-то цвет. Локу он показался похожим на старую блудницу.