Слуга Божий

— Плюс проценты, — добавил он и не разочаровал меня. — Двадцать крон.

— Надо, так надо, — произнёс я. — Если этот человек не хочет тебе поверить и продлить долг. А сколько он потребует с меня за наём лодки и команды?

— А-а, как-то договоришься, — сказал он пренебрежительным тоном. — Только не дай себя ободрать, ибо в Тириане полно бандитов и мошенников. Торгуйся, дорогой Годриг, торгуйся изо всех сил.

— Не премину, — я серьёзно покивал головой. — Отдам твоему капитану долг, но сначала я должен осмотреть барку. Достаточно ли она вместительна.

Он, по-видимому, ожидал подобных слов, поскольку не предполагал же, что даже Годриг Бемберг настолько идиот, что отдаст наличные за красивые глаза.

— Конечно, — ответил он. — Встретимся завтра в полдень у капитаната, и я проведу тебя на место. Когда станешь богатым человеком, Годриг, не забудь о друзьях!

— О да, Морис, верь мне, что не забуду о тебе, — сказал я самым дружеским тоном, на который меня хватило.

И была это, любезные мои, самая настоящая из настоящих правд. Я не собирался забывать о Морисе Мосселе и верил, что у нас будет как-нибудь время на длинную и плодотворную беседу. Пока же я проводил его до двери, и мы тепло попрощались. Как настоящие друзья.

Когда я вернулся в спальню, Эня уже не спала, а сидела на постели с озабоченным выражением на лице.

— Я слышала ваш разговор, Мордимер, — она была обеспокоена и серьёзна. — Ведь они убьют тебя первой же ночью…

— Нет, — возразил я, а когда она хотела запротестовать, поднял ладонь, чтобы она замолчала. — Не в первую же, моя красавица. Только во вторую. Первая ночь понадобится для того, чтобы усыпить мою бдительность.

Я сел рядом с ней и поцеловал прямо в губы.

— Ну совсем приятно, что ты беспокоишься, раз тебе заплатят независимо от того, буду я жив или нет.

Она высвободилась из-под моего плеча.

— Ты с ними не справишься, Мордимер, — сказала она, глядя мне прямо в глаза. — Капитан и, по меньшей мере, пять-шесть матросов. Зарежут тебя во сне.

Я улыбнулся и приложил палец к её губам.

— Не бойся, — сказал я. — Обещаю тебе, что вернусь и не раз ещё хорошенько позабавимся. Возможно, будет не так легко, как думаю, но ведь Писание гласит ясно:«Кто облегчает розги, ненавидит сына своего, а кто его любит, по уставу его учит»[122].Поэтому я всегда надеюсь, что Господь прекрасно знает, зачем применяет ко мне розги.

Она приложила ладонь к моей щеке.

— Полагаю, ты знаешь, что делаешь, — сказала она грустным голосом. — Не дай себя убить, Мордимер.

— Не дам, — пообещал я ей. — У меня очень сильное убеждение, что время, когда милостивый Господь призовёт Мордимера Маддердина в свои обители, ещё не пришло, — добавил я шутливым тоном.

Мы провели чудесную ночь (как каждую ночь с Эней, впрочем), и когда незадолго до рассвета я проснулся, она ещё спала, свернувшись в клубочек у стены. Я встал и с тщанием оделся. У меня было два ножа, один, спрятанный за голенищем высоких сапог, а другой, скрытый под накидкой. Я также спрятал в кармане мешочек с шерскеном.

Я посмотрел на спящую Эню и подумал, что есть некоторая вероятность, что я не вернусь из поездки на юг. Не думайте, любезные мои, что Мордимер Маддердин пессимистично смотрит на мир и низко оценивает свои способности. Но в будущее надо смотреть трезво. Как никто другой, я знал, что жизнь человеческая хрупка, а убить человека легче, чем кто-либо из вас мог подумать. Достаточно царапины отравленным остриём, пореза артерии, неудачного падения с высоты, попадания воды не в то горло… Чего угодно. Мы сотворены из очень непрочного материала, но пока осознаём собственные слабости, у нас есть шанс их преодолеть.

Я не хотел, чтобы, если со мной произойдёт несчастье, Эня осталась одна, лишённая средств к существованию. Понятно, что ван Бёэнвальд должен был ей заплатить, но будет ли он таким уж щедрым и скорым тратить денег, когда бедного Мордимера не станет? Я не верил настолько сильно в людскую порядочность, чтобы отдать за неё хоть ломаный сентим. Поэтому я отсчитал двести крон и сложил их на столе двумя столбиками. Королевское вознаграждение за несколько ночей. В случае чего, будет меня тепло вспоминать, хоть я сам не знаю, почему для меня это было важным…

Я вышел, хотя до назначенного времени встречи оставалось ещё много времени. Но мне уже не хотелось сидеть на постоялом дворе, да и где-то внутри меня дрожало странное беспокойство. Такое сильное, что на какой-то момент я задумался, а не бросить ли всё к чёрту и не вернуться ли в Хез. Но Мордимер Маддердин не экзальтированная барышня, ритм жизни которой определяют чувства, страхи и волнения. Поэтому я знал, что должен закончить дело, которое меня сюда привело, независимо от того, какими будут последствия этого решения.

***

Морис Моссель ждал, как и обещал, у капитаната. День был холодным и ветреным, солнце скрылось за серыми тучами, гонимыми на север сильными порывами. Всё указывало нато, что летняя жара пока отступила и быть может начнутся дожди. Для планов Мосселя и его сообщников это, очевидно, перемена к лучшему. Вихрь и ливень заглушат шаги убийц, темнота скроет их фигуры, а изувеченное ножами тело бедного Годрига Бемберга плеснёт созвучно реке, будто огромная капля дождя. Именно так всё должно было пойти.

— Какая пунктуальность, дражайший друг, — Морис Моссель горячо потряс мою руку и для большей демонстрации чувств ещё похлопал меня по плечу.

Я как-то это перенёс и ослепительно улыбнулся. Мы быстро добрались до вполне прилично выглядевшего судёнышка, и я начал долгие, ожесточённые торги с капитаном. Моссель мужественно меня поддерживал. Стонал, рвал волосы на голове, обзывал капитана лгуном и нечестным мошенником, два раза уже тянул меня к трапу, говоря, что нам тутнечего делать, и что за такую цену мы наймём несколько роскошных кораблей с командой, а не одно, разваливающееся корыто, полное незнающих реки оборванцев. Одним словом, разыграл прекрасное представление, должное утвердить Годрига Бемберга в убеждении, что тот вернётся целым из торговой поездки.

Наконец мы согласовали цену, вообще-то вполне умеренную, с уплатой половины после прибытия в порт Надревел в верхнем течении реки, а второй половины — после счастливого возвращения. Капитану, конечно, было всё равно, поскольку он считал, что и так заберёт всё моё золото уже на вторую ночь. А мне было всё равно, поскольку я знал, что именно во вторую ночь капитан, а также его люди станут вкусным кормом для рыб. Однако этот спектакль надо было отыграть, поскольку, слишком быстро соглашаясь на предложенную сумму, я мог дать повод к подозрениям. Хотя я не думал, что кто-либо в здравом уме мог подумать, что купец из Хеза убьёт капитана речной посудины и его пятерых матросов, но бережёного Бог бережёт.

Всё пошло, как и ожидалось. Первую ночь мы провели в приятных разговорах, а капитан под вино и крепкую, хотя и страшно вонючую сливовицу рассказывал мне об опасностях реки, о мелях, порогах, таинственных исчезновениях и кровавых пиратских нападениях. Разговор был настолько увлекательным, что я пообещал себе, что из благодарности за прекрасно проведённое время постараюсь убить его так, чтобы не страдал чрезмерно. Конечно, при условии, что он захочет без сопротивления поделиться со мной всеми тайнами.

Но на второй вечер всё пошло не так, как должно было пойти. Ко мне подошёл нахмуренный капитан и, вздыхая, сказал:

— Мы повредили руль, господин Бемберг. Придётся пристать к берегу, и мы постараемся исправить его к рассвету.

Этого я не ожидал. Конечно, мы и правда могли повредить руль, но я подозревал, что с тем же успехом на берегу могут ждать очередные преступники. Только зачем было собирать такие большие силы, чтобы убить одного купца? В конце концов, чем больше людей вовлекут в преступление, тем меньше будет доля при дележе. Поэтому я пришёл к выводу, что и правда что-то случилось с рулём. К сожалению, любезные мои, я не разбираюсь в судоходстве или конструкции судов, поэтому в этой сфере меня можно убедить в чём угодно. Я не отличаю фок от грота, а такие слова, как трюм, марсель или бушприт могут для меня с тем же успехом означать сборище мифологических чудищ. Какое-то время я размышлял, не начать ли бой с командой уже сейчас, но сумерки ещё не наступили, и в поле зрения у нас было по меньшей мере два других корабля.