Хозяин Леса. История большой любви и маленькой лжи (СИ)

-Слышь, может тебя сменить?

-Слышь, - передразнил меня ушастый. - Тебе чего надо-то?

-Да я помочь хотел просто...

-Когда надо будет помочь, я тебе скажу, - пообещал Аверин. И с резким хэканьем вогнал топор в очередное полено - только щепки полетели. Я, постояв для приличия, пожал плечами и отправился продолжать поиски коряг. С мыслью о том, что, кажется, обзавёлся ещё одним другом.

После этого поспел суп. К костерку потянулись за добавкой не наевшиеся первой порцией, а у меня от напряжения начали трястись пальцы. Чувствовал я себя так, будто меня колола в зад иголка, к которой был подведён ток. И, как известно, кто ждёт, тот дождётся. Не прошло и минуты.

-Эй, истфак, - лениво позвал меня Аверин. Он полулежал на земле, раскинув ноги, между которыми стояла пустая миска. - Иди сюда!

-Тебе надо, ты и иди, - ответил я, не успев даже удивиться тому, как быстро слетели с моего языка эти слова. Заинтригованный Рифат отставил суп в сторону. - Я ем - не видишь, что ли?

-Иди, говорю, - повторил Аверин, почёсывая бычью шею. На руках бугрились мускулы, разбухшие после рубки дров. Наверное, он сам от себя тащился в этот момент: широкое глупое лицо озаряла блаженная улыбка. - Ты мне помочь обещал, помнишь?

-Ладно, - сказал я после небольшой паузы: от злости дыхательное горло свело судорогой. - Что дальше?

-Ты что тупой? Видишь, посуда моя стоит немытая? Дуй на речку и помой. Свалил в ужасе, быстро!

Сидящая рядом Оля коротко хохотнула, некрасиво дёрнув шеей. Но в её выпученных глазах не было смеха, скорее они были наполнены сочувствием. Да, Лукашин Евгений, размякли вы, потеряли и авторитет, и гордость, если даже Пономаренко вас всего-навсего жалеет, как голодного котёнка.

Внезапно я осознал, что больше не чувствую себя наэлектризованным. Ток ушёл сквозь подошвы ботинок глубоко в землю, и внутри меня стало тихо и спокойно.

-Риф, подержи, - я протянул татарину свою миску с остатками супа. - Не выливай, я быстро.

-Ну-ну, - понимающе хмыкнул он, упрямо не замечая миски. - Дрын возьми потяжелее, иначе он тебя ушатает.

-Мы пойдём другим путём, - шепнул я, аккуратно устанавливая миску на пахнущем тёплой смолой бревне. - Когда начнётся, держи меня за руки и кричи на весь лес: он дурак, мол, он и убить может...

-Как скажешь. - Татарин расплылся в улыбке. Хлеб, то есть суп, и зрелища - что ещё нужно человеку для счастья?

-А сам, почему не вымоешь? - спросил я, подходя вплотную к разбросанным в сторону ногам. Была у меня в тот момент надежда, что получится уладить всё это миром. Она всегда теплится, эта надежда, даже когда тебя уже убивают.

-А вот мне делать нечего, - осклабился ушастый. - Ты же мне хотел помочь - так вперёд!

-Когда хотел, тогда и надо было предлагать. А сейчас дела у меня.

-Какие у тебя дела-то, дебил? - Аверин лениво поковырял в зубах сосновой иголкой и не выдержал, скосил взгляд влево, туда, где под деревом сидела Марина. Поняв, что к чему, я выдохнул вспыхнувшее бешенство сквозь зубы. Неприятно, когда тебя играют втёмную, но вдвойне неприятно терпеть это от человека, которого любишь.

-Твоя подружка, я смотрю, забила на тебя.

-Разберёмся, - пока ещё вежливо ответил я.

-Да мне ваши тёрки... Я к тому, что никаких дел у тебя теперь нет. Поэтому взял посуду и пошёл на речку, понял меня?

-Тебя, кажется, Санёк зовут? - Я нагнулся, поднимая миску. В ней плескались три-четыре ложки бульона и переваливались несколько кубиков разварившейся картошки. Кажется, Аверин пожадничал с добавкой - вот и хорошо. - Слышь, Санёк, а не хочешь в рот буёк?

-Бессмертный, что ли? - грустно спросил ушастый.

-Как Кощей, - подтвердил я. - Слыхал за такого?

-Ну, что ты гонишь, придурок? - устало спросил Аверин, нехотя подтаскивая к себе ноги, чтобы встать. Но его желанию не суждено было сбыться - я запустил в него миской. Хотел острым ребром прямо в губы, чтобы рассечь в кровь, да не повернулась рука - ну, не кровожадный я человек.

Вышло всё равно неплохо, кинематографично, плашмя по морде, с характерным звуком и выплеском содержимого на щёки и майку. Все повернули головы в нашу сторону, и на поляне повисла звенящая тишина.

-Карачун тебе, - спокойно произнёс Аверин, снимая с бровей вермишель. - Я тебя сейчас убивать буду, понял?

Я сделал два шага назад, и торчащий из колоды топорик сам прыгнул мне в руку.

-Ну, попробуй.

-Отставить! - раздался грозный рык сзади. Ушастый застыл в двух шагах от меня, словно парализованный. Руки, тянувшиеся к моему горлу, опустились. Я позволил пальцам разжаться, и топорик упал на землю.

-Что здесь происходит? Я вас, зачем с собой взял - чтобы вы глотки друг другу рвали?

Сидящие на полянке отвернулись, абсолютно синхронно. Я же наоборот, повернулся, так и не решив, как себя вести. Одного взгляда в бешеные, чёрные и, как мне показалось, вращающиеся глаза, хватило, чтобы понять: вряд ли получится перевести всё это в шутку.

-Максим Павлович, да никто и не собирался...

-А ты молчи! - Он больно ткнул меня в грудь сложенными пальцами. - Ты здесь вообще на птичьих правах! Пономаренко, что тут случилось?

-Да ничего не случилось, - потупив глаза, прощебетала Оля. Руки она держала за спиной. Готов поклясться, что пальцы были сложены в фиги. - Саша на себя суп опрокинул, а Женя над ним посмеялся - вот и всё.

-Всё? - Палыч встал рядом, и меня обдало злым жаром, струящимся от его сухого поджарого тела. Топорик, лежащий у моих ног, наполовину выглядывал из травы. На его блестящем лезвии прыгал озорной солнечный огонёк, будто топорик подмигивал Палычу: смотри, вот он я.

-А это что?

-А, это? - Я попытался подобрать какое-нибудь другое слово, но у меня не получилось. - Максим Павлович, это топор.

-А почему этот топор лежит здесь, если он торчал вон там?

-А это я Женю попросила дров нарубить, - пришла мне на помощь Оля. - Кончились дрова-то.

-А ничего, что их вон там целая куча лежит?

-Ну, вот такая я дура, - скорбно сказала Пономаренко, и её мышиные хвостики поникли, опустились от стыда. Палыч, задумчиво покачавшись на пятках, приказал:

-Упор, лёжа, пятьдесят отжиманий, оба. Выполнять!

Аверин предсказуемо забыковал:

-Макс, он мне в лицо супом плеснул!

-Я для своих только Макс, - процедил Палыч. - Шестьдесят!

-Палыч, ну как так-то?

-Семьдесят.

-Блин! - с чувством сказал Аверин, всё-таки опускаясь на колени, за что незамедлительно последовала награда:

-Восемьдесят!

К этому времени я уже сделал пятнадцать, или шестнадцать, и был уверен, что пятьдесят вытяну непременно, даже если лопнут криком кричащие мышцы. Поэтому позволил себе тихий смешок. Тут же в мой загривок упёрся недобрый взгляд. Я даже почувствовал какое-то жжение на коже.

-Рябинина, - раздался голос над моей головой. - Почему твой бойфренд на людей кидается? Ты, вроде говорила - он тихий, скромный, домашний. Чего это он у тебя такой активный стал?

-Весна, наверное. - Марина отозвалась не сразу.

-Объясни ему, что в походе ни на кого кидаться не надо: это не зоопарк. А если не поймёт, скажи, что в следующий раз это будет стоить двести отжиманий и вечное дежурство. Тебя, Александр, тоже касается. Понял, нет?

-Понял, - пропыхтел красный и злой Аверин. Начал он позже, но по моим подсчётам мы сравнялись уже где-то в районе тридцатки. Приделать бы к нему какую-нибудь динамо-машину, чтобы пустить эту энергию в мирное русло. Глядишь, и свет бы в лагере был по ночам.

-Рябинина!

-Я поняла, Максим Павлович, - не поднимая глаз от блокнота, сказала Марина. - Сейчас сядем и всё обсудим.

Палыч присел на корточки, заглядывая мне в глаза. Я сосредоточился на подсчёте и маленьком, только проклюнувшемся сквозь землю кустике подорожника. Он то приближался к моему лицу, то отдалялся.

-Скоро покажешь, на что способен, - сказал он мне. - Потерпи до завтра. Завтра - переправа.

Ждать, когда мы доделаем отжимания, Палыч не стал - развернулся и ушёл в палатку. Если бы в ней была дверь, он непременно хлопнул бы ей, да так, чтобы из петель вылетела. Случилось это примерно на сороковом сгибании рук, которые начали трястись, как овечий хвост. И я, недолго думая, рухнул на траву, жадно глотая кислород. Спустя секунду так же поступил и Аверин, давно обогнавший меня, но, по-моему, тоже смухлевавший.