Хозяин Леса. История большой любви и маленькой лжи (СИ)

- Я же девочка! - удивилась Оля. - А это мужская работа.

-Мужская работа - мамонта загонять, - ответил я, разминая окаменевшие мышцы. - А жрать всегда готовили бабы и вода - это их забота.

-Ну, пожалуйста, последний раз, - попросила она. - Пригорает же, неужели не чувствуешь?

-Да по хрену, - признался я, падая на землю рядом с костром. - Лично я съем и горелым. Риф, проверь мою обувь, а?

Риф, сидящий у другого костра в позе лотоса, отреагировал неторопливо: отыскал среди нескольких пар обуви мою, потом задумчиво поднял один ботинок, дымящийся свежим паром, и сказал:

-По-моему, не готов ещё. С кровью.

-Ладно, - ответил я, опрокидываясь на спину. Небо стремительно приобретало серый оттенок, и по нему стали проклёвываться малюсенькие звёздочки. - Ты их переворачивай, чтобы не вышло как у Оли с кашей.

-Про татарское иго я слышал, - недоверчиво ответил Рифат. - А про то, чтоб татары были рабами у русских - ни разу.

-Но я же не просто так прошу, а - ПОЖАЛУЙСТА...

-Мы, татары, такого слова не знаем.

-А ПО ЩАМ - такое слово знаете?

-Нет, - степенно ответил Рифат. - Такого вообще не может быть, чтобы русские татарам по щам надавали. Никогда о таком не слышал.

-Было такое, - вяло возразил я, наблюдая за тем, как в Олиных глазках проступает тревога. Пусть проступает, не говорить же ей, что она присутствует при нашем любимом занятии - имитации межнациональной розни.

-Когда? - загорячился татарин. - Хоть одну разборку назови, пусть даже из девяностых? Когда такое было?

-Это ещё раньше было, в восьмидесятых, - мечтательно закинув под голову зудящие ладони, ответил я. Прохладная земля жадно высасывала из вспотевшего тела всё тепло, но мне было приятно и спокойно. Наверное, так чувствует себя жертва вампира: ей уютно и беззаботно.

-Пусть в восьмидесятых! Где? В городе или в области?

-Между Доном и Непрядвой. Есть там такое Куликово Поле.

-Тьфу, блин, - сказал изрядно разозлённый Рифат, но потом всё же заржал. Похмыкали и ребята, сидящие чуть дальше. А Оля напомнила:

-Дуй за водой. А то все будут активированным углём питаться.

-Ещё раз, и сдохну, - пообещал я, глядя на то, как прозрачное пятно луны прямо на глазах обретает форму, плотность и цвет.

-Женя, ну, пожалуйста, последний разочек, - заканючила Оля. - А я тебе потом котёл помогу помыть.

Марины нигде не было видно. Наверное, как залезла в палатку, так там и сидела. Ладно, подумал я, проявляя ранее несвойственную мне житейскую мудрость. Схожу за водой, пока не уснул. А после ужина, глядишь, Марина и подобреет.

Последняя ходка оказалась самой простой. То ли мышцы отдохнули за две минуты лежания на земле, то ли нервная система просто отключила чувствительность в конечностях. Даже не пришлось считать шаги - вместо этого на ум пришла какая-то старая и ужасно глупая песня:

Ты не бойся муравья

Если рядом буду я

Обещаю до утра

Защищать от комара.

Холодные мокрые вёдра бились о коленки, как мёртвые осьминоги. Бросив их на землю, я свалился рядом на собственный, изрядно похудевший, рюкзак и впал в какое-то подобие транса. До тех пор, пока Оля не разогнула мои синие скрюченные пальцы, и не засунула в руки миску с кашей.

-Вкусно, - удивился я, почувствовав, как радуется гречке с тушняком единственная мышца, оставшаяся рабочей - желудок. - Подсыпь-ка ещё. И кетчупа побольше положи.

-Морда не треснет? - сварливо отозвалась Оля, но исключительно для вида, чтобы не разрушать имидж.

Пока ложка стучала по дну, собирая последние крупинки, мимо меня прошёл Палыч, идущий от мусорной ямы с пустой миской. Интересно, пожадничал с порцией, или просто не понравилась Олина стряпня?

-Что, Женя, понял теперь главную туристическую мудрость? Надо быть поближе к кухне!

Сил ответить что-то остроумное, да и вообще ответить хоть что-то уже не осталось. Я ограничился коротким кивком, усиленно изображая проголодавшегося до смерти. Особо и притворяться не пришлось.

-Спасибо, Оля, сегодня очень вкусно.

-Пожалуйста, - кокетливо наклонив голову, пропела Оля. Её куцые серенькие хвостики поднялись вверх, наэлектризованные оказанным вниманием. - Только если так вкусно, зачем вы кашу выбросили? Я всё видела.

-О-оля, - развёл руками Палыч. - Разве ты не знаешь, что в бочке с мёдом есть маленькая ложечка дёгтя? Вот эта ложечка мне и попалась.

Миску и ложку он отправился мыть сам, показывая другим пример трудолюбия. Слава богу - значит остаётся лишь котелок и вода для чая. И это надо сделать быстро, потому, что из набитого желудка пошло по всему тело вязкое ленивое тепло, от которого начало неумолимо вдавливать в сон.

На полпути я обернулся. То, что я увидел, неприятно кольнуло меня в сердце, ещё больнее, чем раньше. Тем не менее, я придумал для Марины целую дюжину оправданий, не успев ещё дойти до ручья. Помешательство какое-то, не имеющее ничего общего с реальностью - что лишний раз подтвердила плюхнувшаяся рядом Оля:

-Странная у тебя подружка. Как только ты ушёл, она вылезла, наложила каши, и бегом обратно. Она у тебя нормальная? А то ведь мне с ней спать в одной палатке.

-Дома была нормальная... Может, стесняется меня просто?

-Стесняется, - фыркнула Оля. - Да она от тебя просто бегает, я же вижу. Поругались, что ли?

-Да не то, чтобы, - ответил я, испытывая огромное желание бросить к чёртовой матери и этот котелок, и губку, и Марину, и свои предчувствия.

-Вот что я тебе скажу, - нагнулась над моим ухом Оля. От неё пахло костром - ожидаемо, и конфетами - неожиданно. - Просто стерва она у тебя, вот и всё. Крутит перед тобой хвостом, потому, что сама не знает, чего хочет.

Зато ты знаешь точно - чуть не сказал я. И ещё пару вещей чуть не сказал. А в итоге не сказал ничего, только больно прикусил губу. Очень советую так поступать, если есть нужда хоть как-то приглушить другую боль.

-Чего молчишь? - спросила Оля и придвинулась ещё ближе. Это значительно подсократило расстояние между нами. Я потихоньку нивелировал его. Надеюсь, что незаметно.

-Просто я её люблю, - вырвалось у меня. После этого между нами повисла тактичная пауза, заполняемая журчанием ручейка, а также скрябающими уши и душу звуками.

-Хвощом бы надо, - не выдержала Оля. - Только его сейчас нет, он к июлю вырастает. Такая хорошая трава - всё оттирает.

-Угу, - сказал я, отогревая дыханием ледяные пальцы. - Но я бы предпочёл "Фэйри". Который расщепляет жир даже в холодной воде.

-Должен будешь, - игриво сказала Пономаренко. - Шоколадку хочешь? Могу захватить - у меня ещё много.

-Я не ем сладкого.

-Ну и дурак.

Я проводил взглядом её туго обтянутые шуршащей синтетикой ягодицы - переваливающиеся, подпрыгивающие. Прямо мечта фламандского живописца. Будто почувствовав мой взгляд, Оля обернулась, и пришлось опустить глаза в воду, уносящую вниз по течению чёрные крошки пригоревшего жира. Господи, зачем я здесь? Что я тут делаю?

Вернулась она быстро: её шаги и пыхтение я услышал за спиной минут через пять. Специально так сел, чтобы не искушать себя - к ручейку передом, к Марине задом.

-Вылезла твоя из норы, - сообщила Пономаренко. - На бревне сидит, курит. Вот тебе твоё "Фэйри", потом в хозпалатку поставишь. А если уж очень сильно приспичило - беги, целуйся со своей змеёй, я сама домою.

Наверное, и правда думала, что побегу, всё побросав. По крайней мере, на её рябом лице это читалось отчётливо.

-Успею, - коротко ответил я. Пену от "Фэйри" понесло вниз, туда, где ручеёк терял силу, превращаясь в каменную ванну метровой ширины и примерно такой же глубины. Странно, столько пены, а запаха химии не чувствуется вообще. Словно дикая вода растворяет её всю, без остатка.

-Иди, говорю, - Оля пихнула меня в зад, вроде шутливо, а на самом деле, достаточно сильно. - Ты думаешь, я для тебя стараюсь? Как бы не так. Пока вы там будете сидеть, с язычком целоваться, я спальники перетряхну. Больно уж мне не нравится, что она ест прямо в палатке. Вчера всю ночь снились эти крошки. Вроде бы это к болезни соперницы снится, да откуда же ей взяться, сопернице, если и кавалера - то нет?