Хозяин Леса. История большой любви и маленькой лжи (СИ)

-А ты что, Оля, во снах разбираешься? - спросил я, с трудом разогнув спину. - К чему лиса снится?

-Кому, тебе?

-А в сонниках только про меня написано? Вообще, я имею в виду.

-Ну, вообще - нехороший сон - поиграв бровями, ответила заинтригованная Оля. - А она что делала, твоя лиса?

-А почему она моя, эта лиса?

-Ты сам сказал...

Попытка понять и принять женскую логику всегда приводит к головокружению. Тем более, когда она, голова, битком набита сегодняшними впечатлениями. И, к тому же, того и гляди, просто закроет глаза и уснёт.

-Я сейчас с ума сойду... Перечисли все варианты.

-Ну, смотри... - Слегка сбитая с толку Пономаренко стала загибать пухлые маленькие пальчики. - Значит, лиса вообще, просто лиса - это враг. Хитрый, коварный, который другом притворяется. А нюансов очень много.

-Рассказывай, - опрометчиво позволил я, и за следующие две минуты моя голова оказалась завалена лисами по самую крышку. Охотящимися, убегающими, мёртвыми, сонными, кусающими, лающими, бесхвостыми, говорящими - всякими. В конце концов, пришлось заткнуть фонтан Олиных познаний, предложив возвращаться к костру.

Марина сидела на бревне, как и было, обещано, но не курила. Просто сидела, натянув на ладони красные рукава, и смотрела. Не на меня, не на кого-то вообще, а просто - перед собой. Значит, не подействовал ужин, и, похоже, хорошее настроение покинуло это здание, как Элвис - навсегда.

-Слушай, - сказал я, присаживаясь рядом. - Вот объясни мне - где в вашем туризме кончаются мучения, и начинаются удовольствия? Идёшь, идёшь, идёшь, потом пожрал и спать. А потом опять идёшь.

-Я думала, тебе понравилось, - равнодушно произнесла Марина, чиркая зажигалкой. На поляне из всего народа остались только мы, и Лягин, упрямо строгавший что-то, уже незаметное в темноте. Остальные расползлись по палаткам, а кто-то даже начал похрапывать - громко, с присвистом.

-Понравилось? Да не то слово! - Я помахал в воздухе руками, разгоняя упрямый, едкий, лезущий в глаза, дым. - Я в восторге! Особенно от того, как ты со мной общаешься.

-А как я с тобой общаюсь? - Марина глубоко затянулась, вспышка огня озарила её спокойное лицо, очертила линию губ, скулы, загорелась в темноте двумя зелёными кругами. Я ёё тут же простил, за всё и сразу.

-А никак.

-А я что, должна? - пожала она плечами, такими хрупкими под этой курткой, что их моментально захотелось прижать к себе и не отпускать.

-Да нет, не должна. Просто - это как-то...

Вообще-то я хотел сказать - невежливо, потом, в последний момент, передумал - показалось, что она обидится. А чем заменить неудобное слово, в голову так и не пришло. Вот и повисла пауза, длинноватая, надо признать.

-Хорошо, - нарушила её Марина, удостоив меня взгляда, впервые после встречи с группой. - Может, ты и прав. Давай общаться. О чём?

-О лисе, - улыбаясь, сказал я, и она вдруг вздрогнула, глядя на меня с обидой и непониманием. - Ты что, Марина? Болит что-нибудь?

-Нет, - ответила она, отстраняясь. Я быстро убрал руки. - А даже, если и да - это не повод меня тискать. Откуда ты знаешь про лису?

-Ты сама у меня спросила... Помнишь, на дневной стоянке - к чему снится лиса? Ну, я и узнал, если тебе ещё интересно.

-Не помню, - покачала она головой, и её пшеничные волосы ожили, зашевелились. Я внутренне взвыл - можете представить, что там, у меня творилось. В душе, я имею в виду.

-А я вот запомнил, и спросил у Пономаренко.

-О! - только и сказала Марина. - Она ещё и сны толкует? Палыч говорил, что она по руке гадает, и по картам. А тут ещё... Хотя, ладно, я тебя перебила - что там с лисой?

-С лисой всё сложно, - уклончиво ответил я. - Она у тебя спала, или ела? Или, может, убегала? Или лизала под хвостом?

-Господи, - с отвращением произнесла Марина. - Нигде она не лизала, просто лежала на листьях. И я хотела её погладить, но она убежала.

-Ну, вообще, лиса - это враг, который притворяется другом, - поделился я приобретённым знанием. - А гладить лису - это... Вроде бы, к испугу.

-Всё верно, - немного подумав, сказала Марина. - Я тогда, в "уазике", очень испугалась. Мне показалось, что эта лиса всё ещё живая, просто зачем-то притворяется мёртвой... Что, если я отвернусь, она тут же... Надо бы поговорить с этой, как её... С Олей.

-Марина, - торопливо сказал я, чувствуя, что, если не спрошу этого сейчас, то не спрошу никогда. - Ты только не обижайся... Скажи, пожалуйста - ну зачем тебе так нужен этот Майкоп?

-Веришь, нет - я это объявление в интернете откопала. До этого не задумывалась, а как увидела, сразу поняла: это то, чего я хочу. Не имеет такого уж большого значения - Майкоп, Пятигорск, Нальчик, Горноалтайск... Мне без разницы, лишь бы подальше отсюда. А у тебя есть мечта?

-Есть, - сказал я, стараясь не отвести глаз, не дрогнуть ни одним мускулом. - Я хочу, чтобы ты никуда не уезжала.

-Почему?

-Потому... Потому, что это то... Чего хочу я. Моя мечта.

Скорее всего, со стороны это смотрелось картинно и глупо: граф признаётся в своих чувствах, дама смотрит на него, как на умалишённого. Скоро уже привыкну, наверное.

-Лукашин, живи настоящим... Поверь, для тебя же так будет лучше.

-Не понял, - ответил я, хотя понял всё, конечно.

-Надо ценить, то, что у тебя есть. И не сходить с ума.

-А если нет у меня ничего, если мне нечего ценить? - спросил я, но спрыгнувшая с бревна лёгкая тень уже растворилась в сумерках. Ищи ветра в поле, пытайся доказать ему свою правоту.

Когда я, нащупав в рюкзаке свитер и спальник, забрался в тамбур, то понимал, конечно, что шума произвожу много. Якуповское недовольное лицо появилось в разорванном молнией проёме довольно быстро.

-Ты где ходишь? Я сплю уже, вообще-то!

-С Мариной сидели, разговаривали.

-А-а! - уловив возможность сесть на любимого конька, татарин тут же сменил гнев на милость. - Завидую я тебе, Женяка. Обычно такие, которые все из себя, в постели хуже бревна. Но эта - огонь! Ялкынлы! Ты мне верь, у меня чуйка. Шпилил её уже?

-Риф, - мягко сказал я, сбрасывая с ног кеды. - Ты же понимаешь, что твой вопрос невежлив и неуместен? Кстати, где мои ботинки, которые ты должен был переворачивать?

-У костра. Ты просил их переворачивать, а принести не просил.

-Тебе же хуже - теперь я ещё дольше шуметь буду.

-У меня арака есть. Будешь пятьдесят граммов?

-Буду, - сказал я, и поднялся, сминая задники кедов. - Наливай, сейчас приду. Фонарик далеко?

К моему удивлению, ботинки не сгорели, только немного покоробились, стали жёсткими и провоняли дымом. Лягин всё строгал что-то, озаряемый светом угасающего костра.

-Эй! - позвал я. Ну, не смог я вспомнить, как его зовут. Не звать же по фамилии. - Слышь, костёр, может, потушить?

Лягин удостоил меня коротким взглядом. Так смотрят на неприятную мелочь, вроде лужи на дороге. Потом снова принялся за рукоделие. Ну, как знаете - моё дело предложить.

-Давай, давай, - поторопил меня Рифат, сжимавший в руках доверху заполненную крышку от термоса. - А то я - уже.

-Сейчас, - сдавленно произнёс я, роясь в рюкзаке. Аромат прелых кедов, водки и подгорелой обуви, смешиваясь, и дополняя друг друга, мешал дышать нормально. - Сейчас, только найду шерстяные носки.

-Это правильно! К утру вообще колотун будет...

Водка стекла в желудок огненной вязкой струйкой, и уже через минуту мы повторили. Дальше последовал какой-то непонятный, мутный отрезок времени, когда я не смог бы с уверенностью сказать, что именно делал. Судя по всему, просто выкладывал из рюкзака вещи, тут же забывал о них, и начинал искать заново: действие спиртного наложилось на общую усталость, превратив меня в сельдерей. Кажется, Якупов был не намного лучше.

-А чего это вы так недолго? - спросил он. - Я уж думал, ты только под утро придёшь...

-Ну, так как-то, - ушёл я от ответа.

-Не даёт, - констатировал татарин, подкованный в таких вещах, и добавил, сокрушённо цокая языком: - Ну и правильно делает. Будешь так себя вести - никогда не даст.