Змеиное проклятье

Монстры ломонулись толпой следом, но люди уже разогнались и бежали уже галопом, Лапников оборачивался и что-то кричал назад, брызгая слюной, но слегка пришедший в себя Сергей, мощно тянул его за собой. Психоделичный был этот бег, под ослепительным небом и жарким Июльским солнцем, в день, когда не может произойти ничего плохого.

Где-то на середине пути до площади лесные отродья неожиданно отстали. Повыли разочаровано вслед и повернули к кордону. Серега со спутниками же мчался безостановочно.

Наконец доковыляли до площади и без сил рухнули в тени дома сумасшедшего библиотекаря. Ружья вповалку упали на сухую глину, а они сами переползли в палисадник дома, на зеленую травку.

Сергей тупо смотрел на сидящих рядом. Щербинский уже обрел свое обычное спокойствие, только вот лицо у него было все еще под цвет его же бороды, а на щеках обильно запеклась пороховая гарь. Лапников же все ерзал на месте, крутил вокруг головой и корчил дикие гримасы, а временами принимался дергать себя за жиденькую бородку. Одно из стекол его очков в тонкой оправе пресекала змеистая трещина она все змеилась, змеилась…

– "Змеи" – подумал Сергей качая монотонно головой – "Кругом змеи".

Голова болела, сильно. В волосах застряли частички выгоревшего пороха, а на новой с утра куртке обильно растеклась инородная кровь. Он невольно протянул щупать горло. Глотать было больно, эта многоногая гадина впилась на совесть, и теперь у него наверное вид как у натурального висельника. Такого рода отметины называются странгуляционной бороздой.

Щербинский увидел, как он трогает шею, сглатывает, морщась, и сказал:

– Придет домой, надо будет тебя осмотреть, вдруг эта гадина успела таки тяпнуть.

– Да вроде не успела… ну и хватка, Лапников, ты успокоишься наконец?!

Лапников слегка замедлил возню:

– Нас придавили, – произнес он ясным голосом, – надавали и выгнали в зашей. И мы бежали, с позором.

– Не бежали, а грамотно отступили, – веско произнес Щербинский, – а гадов мы положили огого!

– Разумеется мы проиграли – Сказал Серега. – Вы же помните, что двадцать пять человек не смогли здесь прорваться.

– Не смогли, но вряд ли навалили трупов больше чем мы.

– Навалили больше, – сказал зоотехник, подбирая ружье и заглядывая в казенник, – только они все расчистили, скоро на этом месте будет пусто и голо, как и раньше.

Дуло его ружья было рябым от пороховых газов, от туда воняло чем то едким.

– А все-таки старик здесь как-то прошел. – Задумчиво сказал журналист. – прошел и умудрился протащить за собой нас. Кто же он такой?

– Какая разница в конце концов? – возмущенно сказал Серега, -мы не прорвались, а значит со дня на день будем мертвы. Или безногими скользить между древесных корней, шипеть и язык раздвоенный высовывать, тяжело, ой тяжело!

– Я ж тебе говорю, жизнь тяжела, – откликнулся Щербинский – да ты только не хорони себя раньше времени, я вот как то протянул две недели в этом аду.

По земле резво ползла змея, Серега проводил ее взглядом. Пока она не скрылась на той стороне дороги. Псина журналиста издала тихий горестный всхлип, и замолкла. Некоторое время молчали, старались не говорить, отдыхали. Затем Лапников медленно предложил:

– Раз не смогли сбежать, будем воевать, не отступать.

– Ты уже стихами заговорил сдуру, – устало сказал Щербинский, а у меня в башке до сих пор пальба идет.

– Какие стихи! – воскликнул Лапников, – мы как тот прошли чрез кордон! Что то тут есть.

– Ну если по рассуждать хорошо, – сказал Серега – то у нас имеются, образно говоря две силы. Хорошая и плохая. Добро и зло. Свет и тьма. Поле и лес. Плохая сторона у нас налицо. Это творящийся вокруг мрак, эти твари из леса, эти шабаши по ночам, и, конечно наш общий друг и товарищ голем змеерукий. Любящий модничать и носить оцинкованные ведра.

– Не язви, – бросил Лапников.

– Так вот, – не обращая внимания продолжил Серега, – вот наша темная сторона, весь ужас, творящийся в этой безумной деревне.

И было бы это совсем беспросветно, если б не было одного маленького исключения. У нас имеется некий старик. Старки. Который с виду вроде человек, но скорее всего нет, который свободно проходит, через монстровые кордоны, а затем еще и протаскивает за собой нас, Два раза он выходить из одной деревни не мог. Значит он выходил специально для нас с Лапниковым. Из этого я могу заключить, что он преследует некие свои цели, нам, простым смертным не понятные…

– Мистика какая то, – сказал ежась городской Лапников – уже простыми смертными нас обозвал. А он тогда кто? Один из древних Лемеховых богов?

– Да нет, он русский, разве не видно? Да и не бог, это точно, это уж чересчур, никуда просто.

– Хватит трепаться, – сказал вдруг резко Щербинский – вы вроде собирались решать, что будем делать.

По улице прокатилось раскатистый шипение, словно выпускали газ из баллона и в поле зрение показалось чудо-юдо трехголовое. Точнее это было не чудо-юдо, а человеческих размеров змея, из которой торчало три омерзительных головы. Две змеиные по краям, и одна человеческая в центре. Человеческая голова выглядела тупой и одурманенной, а здоровые змеиные ничего абсолютно не выражали. Щербинский подхватил ружье, охнув, поднялся и стремительно выпалил.

Две змеиные головы оторвало и на их месте теперь торчали кровавые лохмотья. Человеческая изумленно повела глазом, по сторонам, не находя остальных, а потом вся эта живая конструкция завалилась на дорогу, и стала биться в конвульсиях.

– Одним меньше, – оптимистично сообщил Щербинский возвращаясь – А те трое какого выглядели?!

– Деревяшки? – спосил Лапинков.

– Туристы, – сказал Сергей, – они были одеты в обыкновенную одежду. Излишне яркую и кричащую, такую только туристы во всех странах носят. И у одного на поясе висел фотоаппарат, ну а потом дробь все стерла, как будто их заново обтесали.

– Бррух, – содрогнулся Лапников, – так что решаем?

– Предлагаю сейчас отправиться к Щербинскому и там передохнуть, – сказал Сергей поглядывая на дорогу, не идет ли кто, да и поесть бы, у меня со вчерашнего вечера в животе бурчит от голода. Припасы мои тоже все разорили, толи сам я их порвал, когда по дому с топором бегал, – при этом воспоминании, Сергей снова потер шею.

– Ну значит пошли ко мне – сказал Щербинский ровно – поднимайтесь, вы! Нечего траву обтирать, по улицам и сейчас нечисть гуляет, – он указал в сторону трехголового чуда, но того на дороге не было, видно уполз куда то.

Поднялись с трудом, Сергея вообще шатало из стороны в сторону, и Щербинский то и дела кидался его ловить. Но приезжий сцепил зубы и не падал. Лишь оперся об стену, помотал головой. То ли шок до сих пор, то ли действительно отравил гад многолапчатый.

– Счас пойдем – сказал он селянину. – Минутку постоим.

Постояли в минуту, затем Сергей оторвался наконец от стены и они двинулись медленно в сторону площади.

– Мой дом вон там, на той стороне подле собора, площадь прейти, делов то, – но сам с сомнением поглядывал на Сергея, дойдет ли.

Но Серега дошел. Более того, в пути через площадь ему малость полегчало и он зашагал увереннее, даже волочившийся позади дробовик подвесил за спину.

8.

Добрались до дома Щербинского быстро и дом у него оказался славным. Был он не деревянный а из красного старого кирпича и поэтому устоял во время бури. Только ставни были прикрыты, а стела чем-то забаррикадированы, что придавало дому несколько угрюмый вид.

– Ну что стоите, – сказал Щербинский -входите, ничего не пугайтесь. Без ложной скромности могу сказать, что моя хата, самое защищенное место после бара в Черепихове.

Они зашли, тем более что дверь была не заперта, однако как только они зашли, селянин задвинул на обратной стороне три огромных засова. Явно в этом доме готовились к затяжной осаде. Какая именно и есть сейчас.

Внутри дом как дом, пахнет жильем, только вот пол дико загрязнен, на нем масса отпечатков грубых рубчатых сапог, а на стенах, покрытых светлыми обоями, безобразные потеки чего-то водянисто – зеленоватого, как сукровица. А еще на стене растянуто громадное кожистое перепончатое крыло явно от исполинской летучей мыши, да в уголке стоит странная гранитная вроде статуя в человеческий рост. Непонятно.