Змеиное проклятье

– А гиен у нас к счастью не водиться. – Сказал себе под нос Сергей.

– Что? – Услышал Щербинский.

– Гиен у нас, говорю, не водится!

– У нас есть змеи. – Поучительно сказал зоотехник.

– И что же, – промолвил Лапников с изумлением – получается, что все эти висящие когда то были людьми?

– Получается. – Сказал зоотехник, некоторых даже до сих пор можно узнать. Этим еще повезло, а вот те, кто в лесу, должно быть мучаются.

– Разве в лесу так ужасно?

– Просто страшно, вечная сырость, темень, а у тебя не рук и ног, ты можешь лишь скользить…

– Думаешь, что в лесу хуже, чем на том свете? – Спросил Сергей мерно шагая рядом, только что он с немалым трудом перезарядил дробовик, не сразу разобравшись в механизме. – Человек ведь привыкает ко всему.

– Так то человек, – произнес Щербинский, – а это змея. Их когда бьешь, так с такой мукой смотрят, что сердце разрывается, Иногда кажется, специально из леса и приполз, что без людей не может. А ты его вилами, или дробью.

Сереге захотелось спросить, сколько же змей (в смысле людей) перебил за последнее время Щербинский, но промолчал. Жить захочешь, змей не пожалеешь. Какая насмешка судьбы! Ему приходиться сталкиваться, причем тесно, именно с тем существом, которое из всех зверей он ненавидит больше всего! Змеи, скользкие, чешуйчатые, они не умеют моргать, они ползают, потому, что у них нет рук и ног, они слишком малы, чтобы победить силой, и поэтому применяют подлый яд. И превращаются в это адское создание, нормальные живые люди. Интересно, какого это, чувствовать себя холоднокровным?

Говорят, что змея, это символ мудрости. Чего-чего, а количество феноменально мудрых змей множится день ото дня. А ночь приближается.

Заметив его кислый вид, Щербинский приблизился и теперь они шагая рядом. Лапников с собакой топала впереди, и выглядел сильно нелепо с длинным ружьем в костлявых руках.

– Ночь переждем у меня. – Сказал зоотехник.

– Почему? – Спросил Сергей. – Я может и сам…

– Мы всегда сторожим тройками, ты это знаешь. Мы с моим братом сторожили вдвоем, но с ним случилась неприятность, и теперь нужны часовые.

– Я же видел его позавчера, – изумился Сергей, а Лапников сбавил скорость, чтобы послушать, что они там говорят, – неужто и он в змею?

– Нет, не в змею – горько усмехнулся Щербинский, осматривая неподвижные ряды змей – в каком то смысле он еще там, дома. Сами увидите.

– Вы говорите так, словно, мы точно не выберемся сегодня. – Встрял журналист, они как раз проходили мимо коровы, и зоотехник не мог ответить, потому, что все старались дышать, через куртки.

В солнечном свете можно было наблюдать, как серая слизь вытекает из подвешенного тела и собирается в лужицы на асфальте.

– Вообще да, – сказал Щербинский, когда они отошли на приличное расстояние, – не слишком верится. Что вы прорветесь.

– Мы прорвемся. Вы же тоже идете?

– Иду вот, попробуем…

И они пошли, не торопясь, осматривая все темные подозрительные углы, ружья наготове. Лапников тащил за собой упирающуюся собаку, нервно сжимал двустволку.

Вот и выезд из Черепихово, совершенно невинно выглядящий выезд, те же гнилые дома по бокам, те же кривые улочки, ведущие к реке. Не так давно он сам въезжал сюда ничего не подозревая, было лишь смутное опасение, которое зародил случай со стариком.

Странная личность этот старик, думал Сергей, неторопливо шагая вслед за Щербинским, очень странная, может быть такая же странная, как и сам голем, вокруг которого крутится вся эта заварушка. Старик совершенно спокойно пешком, выходил из деревни, в месте, где по словам зоотехника, не смог прорваться даже тяжеленный мощный грузовик, а затем и орава людей с ружьями. Как так получилось? Да и старик какой то странный был, в этот дождь грязь, не обратил Сергей на него внимания, а напрасно, напрасно. Может так показаться, что это из-за него приезжий беспрепятственно смог пройти через кордон, он каким то образом распугал бузивших вокруг чудовищ, и оставил проход, чтобы Сергей мог проехать.

Может быть старикан это сделал специально? Бред какой, Серега его до этого не разу не видел, да и что может знать этот старик. Странно все-таки, все странно. Но дед явно в этом замешан, и замешан по крупному. Что до него им, горожанам и бунтующим селянином.

Серега прибавил шагу и, оставив позади Щербинского, нагнал торопящегося впереди Лапникова. Некоторое время шагал рядом, обшаривал подозрительные дома.

– Лапников, а Лапников, – сказал он наконец, – а видел ты старика?

Тот понял, явно, о ком речь и произнес негромко:

– Видел, он из деревни шел, со мной поговорил, все советовал не идти, опасностью пугал какой то, да только я от этого захотел в деревню попасть еще больше.

– Тот самый старик? – Спросил Сергей. – Тот?

– Тот, тот, с длинной белой бородой, в ватнике. С вилами за плечом, при мне пришибил этими вилами на дороге змею. Выходит и вы видели подобное.

– Точь в точь, не отличишь, словно старикан роль играл, специально для нас, ведь мы после него даже и кордон не встретили, и до сегодняшнего дня нас никто не трогал.

Лапников некоторое время молчал, затем озабоченно сказал:

– Кто же он все таки такой?

– Не знаю…Да и кто может знать. В этой безумной деревушке все перемешалось, переплелось, этот старик, может статься вовсе и не человек.

Лапников поежился, сзади их быстро нагонял Щербинский.

– Не человек, тоже, как и эти все? Нежить какая?

– Эту всю нежить ты почерпнул из фэнтезийных романов, то с чем мы имеем дело не называется нежитью, или еще как, это само олицетворение, леса, древних ночных страхов. Откуда в древности всегда ждали напасти?

– Откуда же?

– Из леса конечно, из темного непролазного бора, в котором водились всякие дикие звери, а кроме того и всякая лесная нечисть. Мы столкнулись с чем-то по настоящему жутким, мы столкнулись с собственными древними страхами.

– Что-то в этом есть, – сказал Лапников, задумчиво, – ведь мы до сих пор, после заката не любим заходить в леса. Пусть это даже маленькая рощица, пусть даже неосвещенный парк, мы боимся. Мы боимся темноты, и этого скопления деревьев, это древний страх, он был наверное с человеком всегда. Страх тьмы, страх неизвестности. Вам приходило в голову, что человек больше всего боится неизвестности?

– Незнакомый черт, страшнее знакомого?

– Вроде того, мы боимся не самой темноты, мы боимся того что скрыто в ней, того что не можем увидеть.

– Вроде так, нет ничего хуже. Проснувшись среди ночи, увидеть в углу черный силуэт. Темный человек, этот образ очень популярен у человечества. Это человек, которого нельзя хорошо рассмотреть, увидеть его лицо. У нас уже стоит внутренняя установка – если незнакомое, значит враждебное. Именно поэтому. Мы вздрагиваем, сверху в потолок, кто-то начинает стучать, мы не знаем что это, и лишь болезненно вздыхаем, когда понимаем, что его издавало.

– Психологизмы. – Сказал Сергей. – А ты Лапников, похоже весьма сведущ в психологии.

– Я журналист, – ухмыльнулся Лапников, – это почти психолог.

– О незнакомых страхах ты весьма прав, я пожалуй даже могу припомнить пример на эту тему. Вот я например, больше всего на свете я боюсь акул и змей.

– Кархадофобия, серпентофобия, они вообще очень распространены, половина населения земли боится их.

– Верно, почему, например, я, и эта половина населения так боится и не любит акул. Да все по тому же. Ночью мы купаемся в океане. Под нами большая глубина, черной непроглядной воды. В ночной тьмы, мы не можем рассмотреть что делается даже в глубине десяти сантиметров под поверхностью, мы беспомощны и слепы, даже больше, мы работаем как маяк, призывая своими барахтаниями в воде чувствительных акул. А те, как раз в своей стихии. Они видят нас, они чуют, они чувствуют колебания воды, мы для них как на ладони. Они могут кружить в полуметре от нас, и мы их не заметим, а заметим лишь тогда, когда они кинутся в атаку. Это и страшно, ты совсем не знаешь, что ожидать в любую минуту, эта неизвестность и пугает до ужаса. Я уверен, что бегай, акулы по земле, они не снискали бы такую ненависть.