Паутина миров(СИ)

Осень в тот год выдалась тёплая и сухая. Листва на деревьях красиво увядала, окрашиваясь всем осенним разноцветьем, от жёлтого и оранжевого до багряно-красного. Опавшие листья тихо шуршали под ногами. Небо раскрасилось в бледно-голубые тона, было светлым и ясным. Мандариновое солнце отдавало последнее тепло.

Письмо, полученное от Сергея, просто шокировало Алекса. Подробности расследования смерти Насти, и медицинская экспертиза её тела, однозначно указывало на то, что это он убил её. Вернее, стал причиной смерти девушки. Сашка неделю прибывал в прострации, а потом решил, что просто обязан съездить на могилу, ещё до того, как его призовут в армию. Ранецкий долго откладывал поездку, но когда после областной медкомиссии, стала точно известна дата, Санька решился. Решился ещё и потому, что до конца не верил в то, что произошло, а потому, должен был сам увидеть могилу, взять горсть земли с неё, и всплакнуть, если получиться.

А чтобы глуховчане там его не похоронили методом самосуда, надо было ехать тайно. Чтобы никто ничего не знал, не ведал и не догадывался. Да и Серёга в том же письме предупреждал: не вздумай приезжать; ситуация немного разрядилась, но всё равно в мозгах глуховчан виновник смерти Насти - ты! Мол, иди, исполняй свою почётную обязанность, а там будет видно.

Естественно, Сашка никого и слушать не хотел. По его вине умерла самая прекрасная девушка на свете, а он, как последний трус, будет в армии прятаться? Нет уж, это не в стиле Алекса Ранецкого. Однако, как туда добираться? Прежним, испытанным путём через село Раздольное, а далее на автобусе, не пойдёт, его обязательно заметят. Через лес тоже опасно, кто знает, как там поживают чёрная курица и древний ворон. Значит, оставался путь на перекладных: в объезд, десятой дорогой, через Рио-де-Жанейро. Шутка!

Внимательно изучив маршрут, и заранее позаботясь о билетах в оба конца, Саша Ранецкий без всяких приключений добрался до Глуховки, только с другого конца. Оттуда, откуда никакой транспорт отродясь не хаживал.

Далее, возник вопрос о том, в какое время суток лучше идти на кладбище. Ночью посещать погост не имело смысла - темно, а значит, ничего не найдёшь. Если же включить фонарь, то это привлечёт внимание, а любопытствующих в Глуховке, страдающих бессонницей, хоть пруд пруди. Значит, либо рано утром, либо перед закатом. Однако, перед закатом, тоже рискованно, ибо кто знает, во сколько сегодня в Глуховке зайдёт солнце? Получается, единственное удобное время - на рассвете.

Разобравшись со временем, Алекс забрался в заброшенный сарай с протухшим сеном, и приготовился ждать. Где-то в стене периодически пиликал сверчок. Сквозь подсвеченное одинокое облако светила Луна. Лягушки организовали концерт по берегам озерца, в которое впадает Куринный ручей. Мыши шуршали где-то под полом. Одинокая птица села на дверь, и она, открывшись, скрипнула.

Сашка спустился к двери, и закрыл её. Птица упорхнула. А когда Ранецкий обернулся, то увидел Настю. Девушка сидела в нескольких шагах от него на охапке сена, одетая в ту же одежду, что и в тот день.

- Настя! - только и смог произнести Саня.

- Да, Саша, это - я!

- Но, ты же...

- Да, мой милый, я умерла. Ты сильно рискуешь. Тебя могут увидеть.

- Но я не мог иначе, о, боже, я так люблю тебя!

- Я тоже люблю тебя, Сашенька, но я умерла, и с этим ничего не поделаешь.

- От чего ты умерла?

- От счастья! - Настя улыбнулась. - Мне не было больно, любимый, просто сердце остановилось, не выдержав столько любви.

- Настя...

- Ничего не поделаешь, так бывает, хотя и очень редко.

- А если...

- Что, мой хороший?

- Если я себя убью, мы встретимся с тобой?

- Нет! - воскликнула испуганно Настя. - Даже не думай об этом. Самоубийство - страшный грех, и если ты это сделаешь, тогда мы точно никогда не увидимся.

- Я скучаю по тебе! - Алекс сделал шаг по направлению к девушке.

Настя вскочила, и отошла на несколько шагов.

- Мы не должны касаться друг друга. Это опасно для тебя.

- Настя, но что же нам делать?

- Теперь уже поздно что-то делать. Я тоже скучаю по тебе, мой Сашенька, но изменить ничего нельзя. Как видишь, сильно любить, иногда вредно для здоровья. Однако я хочу, чтобы ты знал: я ни о чём не жалею!

- Там - хорошо?

- Там - никак. Там ничего нет. Только темнота.

- Но, как же ты появилась здесь?

- Меня выпустили ненадолго, потому что ты пришёл.

- Кто выпустил?

- Извини, любимый, но ты этого не поймёшь. Да и рано тебе.

- Не хочешь рассказать?

- Всё, Сашенька, мне пора. Прощай, мой милый!

- Последний вопрос.

- Спрашивай.

- Если я приду к тебе на могилу, ты увидишь меня?

- Увижу!

- Тогда жди. Я приду. Прощай.

Настя исчезла.

В предрассветной полутьме Ранецкий был уже возле ограды кладбища. Куда идти, он примерно знал, ибо хоронили в Глуховке по строго определённому плану. Древний погост заволокло туманом, но посыпанные мелким щебнем дорожки уже были хорошо различимы. Пройдя по центральной аллее сотню метров, Алекс свернул в сторону последних захоронений. Вот и нужный поворот. Здесь.

Саша остановился. Комок в горле стал огромным и мешал дышать. От ощущения полной безнадёги защипало в носу. Глаза застилала пелена наворачивающихся слёз, и Сашка-промокашка почувствовал бесконечную пустоту внутри. Тело сковал холод.

Всё!

Всё-таки до последнего мгновения в нём теплилась надежда на чудо. Пусть вопреки всему и несмотря ни на что. Однако теперь надежда испарилась. С памятника на Сашку смотрела улыбающаяся Настя, и её красота, здесь, на кладбище, казалась настолько неестественной, что Санька не выдержал. Его словно прорвало. Он опустился на землю и разрыдался. Сашка плакал, а Настя смотрела на него откуда-то издалека, из другого мира, и взгляд этот уже ничего не обещал. Она действительно умерла.

Так просидел он несколько часов, а туман, словно специально не уходил, чтобы скрыть присутствие главного виновника её смерти от мстительных глуховчан. Он сидел в оцепенении, отключившись от всего, что происходило вокруг. Слёзы кончились, глаза высохли, и лишь застывший спазм в горле напоминал Сашке о напрасных чаяниях, несбывшихся надеждах и так безвременно похороненной любви.

Ну, всё, пора! Санька поднялся, и, положив на могилу цветы, остановился ещё на мгновение.

- Прощай!

Затем, развернувшись, он медленно побрёл прочь, заклиная себя не оглядываться. Да где уж там. Конечно, он обернулся.

Ветер шелестел в кронах деревьев, туман истончался, и Саня в последний раз взглянул на неё. Настя продолжала улыбаться ему, и Алекс вдруг, сам не зная почему, улыбнулся ей в ответ. Как тогда, в первый раз, на речке.

- Прощай, Настенька!

Деревня Глуховка, 2000-е годы.

Когда Алекс проснулся, позднее утро было в полном разгаре. Через настежь открытые окна солнце озаряло всю комнату, и светило прямо в лицо. Кусок яркого голубого неба, видимого через то же окно, обещал тёплый погожий день. Перевернувшись на бок, Ранецкий внимательно осмотрел комнату. Следов Ларисы не обнаружилось. Алекс рассмеялся: значит, не умерла от любви и счастья. Однако тут же осёкся: нашёл над чем смеяться.

Вставать не хотелось. Отодвинувшись, чтобы солнце не светило в лицо, Сашка ещё немного полежал на лавке, размышляя о событиях вчерашнего вечера, чудес ночи и перипетиях ночного сна, пытаясь угадать, есть ли между ними связь.

Изменил ли он Насте? Нет, конечно. Столько лет прошло, а от неё ОТТУДА ни слуху, ни духу. А вот стоило ли начинать с Лариской - это вопрос!

Ранецкий закурил. Вопрос с Ларисой Петровной был очень актуален. Ведь если идея о переезде в Глуховку укоренится не только в голове, но и начнёт приобретать некоторую практическую сторону, связанную с переездом сюда родителей, то лучшей кандидатуры на роль жены придумать невозможно. Тихая деревенская жизнь, родители под боком, продукты натуральные, а главное, любящая жена, которая не будет требовать от тебя невозможного. Что может быть прекраснее? Ничего! А пока надо вставать.