Пустынная дорога смерти (СИ)

Дин устало закрыл глаза. Смерть… мы зовём её вечным сном, в то время, как сама вечность для нас непостижима. Наше прошлое тлеет, исчезая и разваливаясь, вместе с нашим телом, а душа парит, внимая неясным, путаным приказам ангелов смерти. У неё нет рамок или границ, она свободна и не имеет бренного груза памяти. Воспоминания душили Дина своими липкими, холодными объятиями, они заставляли рухнуть на колени, пытались сломать всё его существо, истребляя силы. Прошлое живёт в крови… Он медленно достал из кармана небольшой, складной нож, острое лезвие которого сверкнуло в тусклом, белёсом свете. Дин провёл им по ладони правой руки, оставляя глубокий, болезненный след. Горячая кровь выступила из раны, стекая причудливыми струйками по коже, падая сквозь раскрасневшиеся от холода пальцы на тонкий слой первого робкого снега.

Метель усиливалась, в неистовой ярости вздымая к небу сонм сверкающих снежинок, и теперь сложно было различить очертания печальных аллей. Пространство, казалось, неожиданно расширилось. Белое мельтешение снега наполнило тенистые аллеи зыбкой, холодной пустотой. Жуткий вой ветра разрывал сгустившуюся в этом месте тишину. В этой белой, ожившей мгле смутно проступал чёрный образ сурового Самаэля, напоминающего в снежном мареве чёрную, бесформенную, злобную тень. Воспоминания медленно отступали в небытие, исчезая вместе с каждой каплей горячей, алой крови.

Дин достал платок и небрежно перевязал глубокую рану. Боль возвращала горькое чувство реальности, оставляя за собой приятное, дурманящее послевкусие. Он хотел сорвать маску со своего истинного лица, но это под силу только ангелу смерти, который возможно прямо сейчас сидит рядом с ним на скамейке и тоже зорко смотрит на яростную, лютую метель. Они всегда рядом и если прислушаться и отрешиться ненадолго от вечной, гнетущей суеты, то можно услышать их ровное, тяжёлое дыхание.

6

Джим долго не мог дозвониться Дину, он начал сильно волноваться. Тени ползли, извиваясь словно гигантские змеи, на запад, к ещё освещённым прощальным солнечным заревом, грозным небесам. Сильно мело. Казалось, что мир превратился в белый, клокочущий ад, скрывающий в своих недрах безликих духов. Вечером Джим собирался заглянуть к Нилу в бар и расспросить посетителей и бармена о странных байкерах, появившихся в Грейвс Сити недавно. С наступлением сумерек в его мысли закрадывались странные, жуткие образы, оживающие при помощи бурной, творческой фантазии: то ангел смерти Самаэль, с кривым, зазубренным кинжалом в руке, то чёрный человек, медленно прогуливающийся по мглистой, сонной аллее, то умирающая под покровом ночной тени мать. На тихих, сонных улицах никого не было, он шёл домой в полном, гнетущем одиночестве. Зазвонил телефон, выводя Джима из сомнамбулического состояния. Он взял трубку.

– Что ты хотел? – спросил Дин, голос его казался сухим и безжизненным, почти механическим.

– Где ты сейчас? Мне нужно кое-что тебе рассказать, – взволнованно затараторил Джим.

– Я в городском парке. Может мне лучше приехать за тобой?

– Да, это было бы неплохо. Я возле дома 54 по Соннет Хилл стрит.

– Я скоро буду, оставайся там, – решительно бросил Дин и положил трубку. В телефоне послышались резкие, короткие гудки.

Джим тяжело вздохнул. Он находился во власти позднего ноября, времени наступления предвечного сна и смены ещё одного цикла. Его окружала свирепеющая под влиянием жестокого севера ледяная, ожившая мгла. Взгляд Джима упал на странного, высокого молодого человека, стоявшего возле старого, обветшалого дома через дорогу. У него были длинные, струящиеся волосы, отливающие словно вороное крыло, чёрное расстёгнутое пальто, костюм тройка и рубашка насыщенного угольного цвета и не высокий цилиндр ему в тон. В руках он держал трость с мощной, серебристой ручкой. Черты его лица были видны смутно, но Джим ощущал всем своим существом, что он ухмыляется, и от этого чувства ему было не по себе. В первые секунды молодой полицейский подумал, что это Израил, но приглядевшись повнимательнее понял, что обознался. Незнакомец пристально и пытливо смотрел на него, и от этого взгляда Джим хотел скрыться, сбежать в неизвестность, став невидимкой, но он лишь беспомощно ёжился, боясь пошевелиться. Из состояния оцепенения его вывел сильный и резкий толчок. Он повернулся в сторону человека, врезавшегося в него. Это была на первый взгляд привлекательной наружности девушка, одетая не по погоде легко: мешковатая, мужская кофта, чёрного цвета, рукава которой были засучены, открывая часть странной татуировке в виде непонятных надписей древними, неизвестными Джиму иероглифами на левой руке, светлые, облегающие джинсы и чёрные массивные берцы. Она была высокой, с красивыми, женственными формами. Лицо её было по настоящему прекрасным: щёки её немного раскраснелись от холода, большие губы были тёмно-вишнёвого оттенка, а зеркальным, серым глазам придавала эффектности чёрная подводка. Но что-то в её привлекательном лице пугало и настораживало, словно это всего лишь некое подобие маски, скрывающее неистовую, дикую, неукротимую звериную сущность. Длинные волосы, от корней насыщенно чёрные, а к кончикам переходящие в белый цвет, обрамляли её бледное, правильной формы лицо. Можно сказать, что внешне она была идеальной, за исключением большой, чёрной родинки под левым глазом. От неё приятно и сладко пахло духами с ароматом пиона. В руках девушка держала небольшой дрожащий комочек, заботливо завёрнутый в старый, тёплый, вязанный шарф.

– Извините, – негромко буркнула она. – Я очень спешила.

– Куда Вы шли в таком виде? – изумлённо спросил Джим. – На улице жутко холодно, а Вы так легко одеты!

Девушка молча развернула свою ношу. Это был маленький, чёрный котёнок, с густой и длинной шерстью, местами свалявшейся в грязные колтуны. Он слабо попискивал, жмуря глаза и укрывая нос лапкой.

– Я выскочила за ним сразу, как только смогла уговорить хозяйку дома его взять, – пояснила девушка.

Джим ласково погладил котёнка между ушек.

– Вы, как я понимаю, приехали сюда недавно? – бодро улыбаясь спросил он.

– Да. Снимаю комнату в доме Синтии, – она протянула ему руку в знак приветствия. – Николь Симонс.

– Джим Эландер, помощник шерифа, – ответил он крепким рукопожатием. Девушка натянуто улыбнулась. Она дрожала от холода, зябко ёжась и переминаясь с ноги на ногу. Джим недолго думая снял своё пальто и протянул его ей. – Позвольте, я Вас провожу.

– Спасибо, – благодарно кивнув ответила Николь, но в глазах её притаилось зловещее торжество. – Мне будет приятна Ваша компания.

Он уже протянула руку, чтобы забрать пальто Джима, как неожиданно их окликнули. Это был Пит, нёсший подмышкой три небольшие книги в потрёпанном переплёте. Увидев Николь, он улыбнулся и поспешно подошёл к ней, предварительно сняв свой плащ.

– Я помню Вас, – сказал Пит, протягивая его ей. Она пристально и молча смотрела молодому человеку в глаза. – Вы недавно покупали книги в лавке старого Адамса, – пояснил Пит, довольно улыбнувшись и заботливо накинув плащ ей на плечи. – Я как раз нёс те книги, которые взял в тот день из его личной библиотеки. Думаю, он не сильно рассердится, если я немного опоздаю, провожая красивую, замёрзшую девушку домой. Жаль, что я не успел тогда спросить Вашего имени.

– Вам ни к чему его знать, – улыбнулась в ответ Николь.

– Что ж, тогда вы будете для меня прекрасной незнакомкой, – не отступал Пит всё так же довольно улыбаясь.

– Не хочу Вас огорчать, но меня Вы не одурманите своими слащавыми словами. Я далеко не такая наивная простушка, как остальные, – ухмыльнувшись резко бросила она и гордо вскинула голову. – Здесь Вам, увы, ничего не светит. Советую найти себе жертву попроще. Ту, которая будет Вам по зубам.

Джим с любопытством наблюдал за разыгрывающейся перед ним сценой, жадно ловя каждое слово и каждый жест. Его поразило, что на лице Пита не было и следа скорби по жестоко убитому Луису. Он словно изголодавшийся хищник смотрел на Николь. Он заинтересовался этой резкой, красивой, холодной и до ужаса чуждой и бесстрастной к людям девушкой. На её фоне Пит казался жалкой, беззащитной добычей. Она была настоящим зверем, лютым волком в овечьей шкуре, а не он. Это чувствовалось в её движениях, скрывалось в глубине её пронзительного, пытливого взгляда. И даже эта дурманящая внешняя красота и притягательность не могли скрыть её дикую, чёрную сущность. Джим сразу вспомнил нежную, печальную и беззащитную Викторию, и сердце его затрепетало при мысли о ней.