Пустынная дорога смерти (СИ)

Казалось, это дело рук какой-то страшной, древней секты, наполненной губительной жаждой крови. Но у убийств не было строгой системы, которая была бы присуще тайным, оккультным организациям и обществам. Не было определённого возраста жертв, точных дат и промежутков, не было даже единого месяца. Были только молчаливые ангелы смерти и сезон, начинающийся по прошествии 24 лет осенью, когда природа умирает, засыпая предвечным сном. Можно было бы предположить, что это дело рук сумасшедшего маньяка, но временная разница между убийствами была слишком большой для одной человеческой жизни.

Дин слышал призрачные шепотки во тьме, видел, как извиваясь ползли чёрные, проклятые тени. Он стремительно и верно сходил с ума. Оглушающе громко зазвенел будильник. Пришло время ехать за Джимом.

8

Наступила темнота, великая и непроницаемая. Белый снег гипнотически медленно кружил, засыпая улицы городов призрачной, ожившей мглой. Джим стоял возле своего подъезда зябко ёжась и нервно озираясь по сторонам, и напрасно вглядываясь во мрак, надеясь разглядеть хотя бы одного сонного, усталого прохожего. Дыхание белыми, причудливыми облачками вырывалось из его рта, моментально растворяясь в промёрзшем, прозрачном воздухе. Пальто не могло полностью защитить Джима от почти материальных, цепких сгустков холода. Северный, непокорный ветер угрюмо напевал древним голосом баньши песнь смерти, сухие ветви оголившихся деревьев недовольно трещали, а гнилая, припорошенная снегом, старая листва шуршала, гонимая зимой и мраком в небытие. Вечные странники, призраки юного лета… скоро, очень скоро они уйдут на покой. Их негромкое, осторожное пение и шелест станут созвучны пению мёртвых, слышному только в пору безумия и бессонницы, существующему лишь в мёртвой, непроницаемой тиши.

Ночь и пустота, бескрайние и всепоглощающие. Тускло и белёсо горели одинокие огни квартир, шумели поезда, мчащиеся в чёрную, бесконечную, сливающуюся с небом даль. Их звук, мерный стук колёс по рельсам, был хорошо слышен по всей округе, быстро и далеко разносясь в холодном, морозном воздухе. Улица стала частью, своеобразным продолжением великой пустоты Вселенной. Джим остро чувствовал одиночество. Неслышно к нему подкралась суровая любовница зима. Он знал, что в загадочное ночное время в головы людей приходят иные мысли, окутанный мраком тайны и тленом смерти. Снег навевал тревожные сны городу, в котором царила безумная, гнетущая тишина, и, если сильно прислушаться, то можно было услышать грёзы, мечты и думы каждого уставшего, измученного жителя, шум которых сливается в низкочастотный, пульсирующий гул. Джим представлял, как смотрят во тьму со своих незыблемых, каменных престолов суровые ангелы смерти, слегка припорошенные быстро тающим, первым снегом. Они пугали Джима в детстве, вызывая горестные ночные кошмары, и страх этот со временем никуда не исчез, а лишь вырос и ещё сильнее укрепился в его сознании.

Снег заметал старые, запутанные следы, стирая их с полотна дорог и истории. Одинокий, высокий уличный фонарь горел туманной, белой сферой. Чёрные тени сплетались, танцуя под неслышную для человеческого уха музыку траура в ночи. Джиму стало не по себе, он чувствовал чей-то пристальный, пронзающий на сквозь взгляд.

Он повернул голову в лево и вздрогнул от неожиданности. Рядом с ним стоял незаметно и бесшумно подошедший молодой человек, тот самый незнакомец, которого он видел несколько часов назад. На нём была та же странная, старомодная одежда, а в руке он крепко сжимал свою дорогую трость, с серебряной рукояткой в форме черепа, инкрустированного ярко сверкающими сапфирами. Теперь Джим смог разглядеть его лицо. У незнакомца были миндалевидные бездонные, иссиня-чёрные, сияющие глаза, обрамлённые длинными, пушистыми ресницами, прямой, ровный нос и ярко выраженные острые скулы, подчёркивающие его худобу и внешнее благородство. Все его движения были таинственны и элегантны, в нём чувствовалось нечто необычно прекрасное. Он притягивал своей мрачной и грустной красотой, которая кажется присущей только чистым и лучезарным ангелам. И всё же под этой маской внешнего совершенства, скрывалось что-то тёмное, безумное и опасное. Незнакомец приподнял шляпу в знак приветствия и хищно улыбнулся.

– В такую холодную погоду Вы кого-то ждёте, стоите здесь, на сильном, северном ветру, мысленно подгоняя своего друга. Вы гоните время и не цените минут. Молчите, не стоит Вам сейчас говорить, – приятным, вкрадчивым голосом сказал незнакомец. – Не бойтесь меня, а бойтесь человека с незрячими глазами на спине. Он не тот, кем кажется.

Джим вздрогнул. С правой стороны к нему подъехала машина. Полицейский бросил не неё отрешённый, шокированный взгляд и с облегчением вздохнул, поняв, что это Дин. Джим снова резко посмотрел в лево, в сторону странного, пугающего незнакомца, но тот бесшумно исчез, словно растворившись в клубящейся, снежной тьме.

Тени ползли, изрезанные метелью, наполняя город ночными кошмарами. В гнетущей тишине Джим слышал, как бешено стучит его сердце, как горячая кровь пульсирует в висках, заглушая осторожные звуки окружающего мира. Дин просигналил, и этот резкий звук вывел Джима из ступора. Он поспешно сел в тёплый автомобиль, и они медленно покатили по сонной, плохо освещённой улице мрачного Грейвс Сити. Дин казался очень встревоженным: его волосы были причудливо, неопрятно взъерошены, пальто небрежно накинуто на плечи, а некогда привлекательное, мужественное лицо стало похожим на бледную посмертную маску. Они молчали, глядя в непроницаемое, ночное безумие. Дворники гипнотически ритмично метались из стороны в сторону, очищая лобовое стекло от липкого снега. Небо было бесконечно глубоким и яростно чёрным. Оно ненавидело этот мир и отвергало его, засыпая белыми, холодными, острыми осколками далёких звёзд. Оно было безжалостно и безучастно к людям и их грёзам в своём великолепном пылающем гневе. Лишь голые, одинокие деревья, словно восставшие после долгих лет кошмарного сна жрецы, поклонялись и молились ему, протягивая скрюченные руки, своему древнему, чёрному божеству забвения.

Джим думал о таинственном незнакомце и его загадочных словах, о человеке, с невидящими глазами на спине. В его сердце проникли угрюмый страх и неестественный, беспричинный трепет. Он не заметил, как быстро пролетело время, как закончился их путь и с его стороны окна показалась яркая неоновая вывеска «Бар у Нила». Джим и Дин торопливо вышли из машины, и, зябко поёжившись от пронизывающего насквозь ветра, направились в душное помещение питейного заведения. У входа в бар стояли громко смеющиеся, немного пьяные, могучие и заросшие местные байкеры, обнимающие своих легкомысленных, совсем юных подруг, мечтающих выбраться любыми путями из этого захолустного, угрюмого городка, лишающего молодых людей возможностей и свободы. Они были готовы прыгнуть в постель к грубому, жестокому мужлану, вечно нетрезвому от хмельного, забористого пива, лишь бы он увёз её прочь, разрывая связь с этим проклятым местом и прошлым. Джим смотрел на них с тоской и жалостью. Они для него были одинаковыми, пустыми куклами с ярким макияжем и в вызывающей, откровенной одежде. Они уже не раз пробовали наркотики, курили с 12 лет и мечтали только о славе и свободе. Уже в 16 они занимались любовью на задних сиденьях автомобилей своих парней, припарковавшихся на пустынной заправке или у кромки леса, а потом врали своим строгим, уставшим на работе матерям, что ночевали у подруги. Да, их судьбы были похожи. Ими пользовались, разрушая их жизненные позиции и устои, их обесценивали в пьяном и наркотическом бреду на вечеринках, им врали. Они не сами стали такими. Всему виной череда нелепых случайностей, встреч и знакомств. От них зависело немного, и они сломались, подчинились бурному, яркому и ядовитому потоку. Да, они были красивы внешне, но пусты, однотипны и скучны внутри.

Увидев Дина один из байкеров весело улыбнулся и бодро помахал ему рукой в знак приветствия. Шериф лишь кивнул в ответ и торопливо направился в бар. Внутри царил приятный полумрак, сгущался, образуя клубящуюся мглу, едкий сигаретный дым. Лампы казались окутанными волшебным, сказочным ореолом. В тёмном углу, недалеко от входа сидели Пит и Николь.