Пустынная дорога смерти (СИ)

– Спасибо, – чуть слышно поблагодарил Джим, пригубив обжигающий напиток. Он был до глубины души поражён жуткими, циничными словами Пита. Немного придя в себя, он решил продолжить беседу. – Скажите, Вы не помните ничего странного, происходившего с Луисом в последние дни? Может вы кого-нибудь подозреваете?

– Чёрный человек! – резко бросила Виктория и испуганно вжалась в спинку дивана. Пит криво усмехнулся, отводя свой взгляд в сторону. – Да, Пит. Я считаю, что это так. Что именно он убил Луиса.

– Кто это? – спросил Джим, пристально наблюдая за состоянием Виктории. В его душу незаметно и бесшумно прокрался сильный, почти животный страх, но он старался не выдать этого могучего чувства перед рациональным и циничным Питом. Он вспомнил рассказы матери о странном незнакомце, одетом в чёрное, часто навещавшем её и гулявшем в тёмных, мглистых, таинственных недрах их сада.

– Это просто плод воображения, потерявшегося в жизни и запутавшегося в себе, неуверенного подростка и впечатлительность чувствительной девушки, – холодно и презрительно произнёс Питер.

– Нет! – пылко возразила Виктория. – Это правда! Он существует! И это он сделал! Он! Луис видел его несколько раз у кромки леса. Высокий молодой человек с длинными белыми волосами, в чёрном костюме и цилиндре, с тростью в руке. Луис делился со мной всем. После первой их встречи ему начали сниться кошмары. Ему снилась белая пустыня и морской берег усыпанный пеплом. Потом Луис совсем замкнулся в себе. Я тогда ему не поверила. Это я виновата в его смерти! Я подумала, что это просто сны и одиночество…

– А мне кажется, что это сделали странные байкеры, приехавшие в Грейвс-Сити недавно. Я видел, как они копались в старых могилах на кладбище Сансет Хоррор. Скорее это сделали они, а не вымышленный человек! – с нарастающим раздражением прервал Викторию Пит, метнув в её сторону полный злости взгляд, отчего она замолчала, виновато потупив глаза. Чтобы успокоиться, Питер выпил виски, его передёрнуло от нервного напряжения.

– Что за байкеры? – поинтересовался Джим.

– Точно не знаю. Спросите лучше у Нила или его бармена. Я их видел там несколько раз. Будут ещё вопросы?

– Нет, пока что нет.

– Тогда я Вас провожу, – резко бросил Пит, вставая с дивана и ставя свой стакан на кофейный столик. Джим последовал его примеру. Этот парень пугал его своими циничными мыслями и необычными в таких ситуациях резкими суждениями. Он кротко кивнул на прощание прекрасной Виктории, ещё сильнее закутавшейся в плед, и они быстрыми шагами направились в вестибюль. Резким, ловким движением Пит открыл перед Джимом дверь. Полицейский поёжился от лёгкого дуновения холодного ветра и вышел из дома Стюартов. – Не подумайте ничего дурного. Просто Вик надо отдохнуть, – виновато продолжил Пит. – Если бы не этот кошмар, то, поверьте, мы бы отлично посидели у Нила в баре потравив байки и запивая усталость пивом. Вы, на мой взгляд, славный малый. Может, мне с Вами про байкеров сходить разузнать?

– Не стоит.

– Джим, – выйдя на улицу и прикрыв за собой дверь, с опаской обратился Питер. – Найди этого ублюдка, который сделал с нашей семьёй такое.

– Я постараюсь, – негромко бросил Джим и торопливо зашагал по аккуратной, декоративной дорожке прочь, за ворота аккуратного участка.

Всё так же крючковатые, голые деревья, дрожащие от холода и страха, своими причудливыми, жуткими лапами-ветками пытались словить несущиеся в неведомую даль серые тучи. Перед глазами Джима стоял милый, но до боли печальный образ Виктории, к которой он испытывал непомерное, странное чувство, желание быть всегда рядом с ней, защищая от бед и невзгод. На ум приходили слова её брата: «Смерть это не самое худшее, что может случиться с человеком… Рано или поздно старуха с косой придёт за всеми нами. И каждый будет должен уйти с ней. Разница лишь в том, что он может уйти с ней, как равный, а может, как жалкий, раздавленный червь, как побеждённый…». Джим чувствовал, что смерть бродит по улицам этого причудливого, гротескного города, как жуткая тень, бесшумная и никем незамеченная. Только она знает, как пляшут духи на забытой, пустынной дороге смерти.

5

В ноябре смеркается рано. Уже часов в пять непроглядная, мутная тьма наползает на сверкающий бледными, безликими, почти сюрреалистическими огнями город и проникает в холодные, бесстрастные души людей, срывая с их уставших, сонных лиц однообразные маски и обрывая нити Великого Кукловода. Лишь во снах мы свободны. Да, мы живём среди этих безумных, ярких, быстро меняющихся видений, схожих с болезненным бредом. Именно в них сокрыта истинна, которую мы боимся признать, пряча её, как нелепую старую картину, на чердак, в саван пыли и пепла.

Было три часа после полудня. Небо приобрело болезненный мутный серо-жёлтый оттенок, напоминающий цвет почти рассосавшегося, огромного синяка. Медленно, с опаской, заворачивая небольшие, осторожные вихры, начал падать снег, первый в этом году. От размякшей земли и серых дорог едва заметными клубами исходил пар. Редко можно было встретить одинокого, хмурого прохожего, суетливо живущего в этом вывернутом наизнанку, причудливом мире и незамечающего танец снежинок, кружащихся у его ног. Не было автомобилей, шумно и неторопливо катящихся по серым, полупустым улицам. Навевая траур и навязчивые мысли о смерти кружили большими стаями чёрные вороны, казавшиеся с земли сотней копошащихся, забытых теней на светлом, пустом полотне неба. Печально склонились овдовевшие, иссохшие ивы над мутной гладью старого пруда в пустынном, городском парке, примыкающем к библиотеке. Их голые ветви, напоминающие редкие волосы на голове древнего старца, зябко дрожали на безжалостном ветру. Жуткие тени, напоминавшие злобных исчадий угля и пепла, загадочно извивались в такт завораживающему, мрачному напеву гнилых, полуистлевших листьев.

Дин одиноко сидел на аккуратной скамейке и смотрел на тёмную, непроницаемую водную гладь, по краям пруда едва заметно скованную хрупким льдом. Он вспоминал её вновь и вновь, сохраняя милый образ в недрах памяти… её звонкий, радостный смех и наивное, доброе сердце, которому суждено было остановиться так рано. Эти кошмары… великие и бесстрастные ангелы смерти… Дин думал, что это всего лишь последствия полученной в детстве очень сильной психологической травмы. Но их почти осязаемая ясность пугала его.

Иллюзия и реальность так близки, лишь небольшая, шаткая граница пролегает между ними, тонкая, едва заметная черта. Дин посмотрел на величественную, местами потрескавшеюся статую великого и могучего Самаэля, сокрытую в тени уснувших на зиму акаций. Казалось, город вымер, овеянный траурной, полной кошмарными видениями, дремотой. Он вспомнил искажённые горем и болью лица и холодное, циничное равнодушие в их глазах, придирчиво и жадно смотрящих на гроб его сестры. Лишь он и его мать ощутили нестерпимую, настоящую боль от её ужасной смерти. Там они стояли в безликой, бесчувственной массе, в толпе актёров, надевших маски траура и игравших свои роли скорби.

Но Дин знал и тогда, что рано или поздно Тёмный Ангел спустится и за ними на своих бесшумных крыльях. Он заставит тени сбросить свои маски и выйти на поклон к таинственным, могущественным зрителям, сокрытым в предвечной тьме, полной безумными и безымянными чудовищами. Смерть и пустота… бессчётные страницы книги вечности. Когда заканчивается жизнь, начинается гниение, медленное превращение в серую пыль. Конец это исчезновение. Люди вечно загнаны в рамки. Им кажется, что всё имеет начало и конец, альфу и омегу, свою точку отсчёта. Мы видим и воспринимаем лишь отрезки, отрицая существование безграничной прямой. Наш замкнутый в системе рассудок не может охватить и понять саму суть, великую истину подлинной бесконечности Вселенной. Мы ищем начало там, где его нет, в формах, не имеющих краёв и углов. Мы пытаемся понять то, что можно только чувствовать, вечно играем свои ничтожные роли, пытаемся сбежать от конца. Но смерть не поддаётся осмыслению или законам логики. Она просто приходит, завершая жизненный путь, обрывая нити Великого Кукловода. От прошлого нельзя уйти или избавиться, оно течёт, бушуя, у нас по венам, пульсирует в артериях, растворяется в горячей крови. Оно сливается с телом, становясь его неотъемлемой частью. Любовь, боль, страх – это болезни, существующие, как вирусы, в нашем организме и влияющие на твёрдость рассудка. Но душа свободна от этих оков. После смерти она становится частью безграничной вечности, бескрайней, холодной Вселенной, полной иллюзий и сладких грёз. И Великий Кукловод теряет над ней свою власть. Он не может опутать своими тяжёлыми, липкими сетями бесконечность мира забвения. Кто знает, может быть всё: наша жизнь, мир окружающий нас, люди, животные, история, проблемы и преграды на нашем пути, это только мираж, устойчивая иллюзия, существующая лишь в нашей фантазии?