Бункер "BS-800" (der Fluch des Reichs) (СИ)

Откуда ты знаешь его имя?

вдруг неожиданно спросил он. – Только не ври мне! – жёстко добавил он. -Я расскажу, только ты, скорее всего, мне не поверишь, или посчитаешь меня психом! Но расскажу я лишь после того, как мы его похороним, вместе с его вещами! Аскет ненадолго задумался: -Ладно, это можно, хоть нас и поджимает время. Вода пока стечёт. Копать сам будешь! Прихватив личные вещи Штефана, мы потащили его труп, оказавшийся довольно тяжёлым, по тёмным туннелям подземного сооружения. Ноги покойника непослушно болтались, утопая в мокрой жиже, затопившей полы потерны. Я тащил Штефана за рукав его кителя, помня неприятный хруст, и брезгуя браться за разбухшую плоть. Рука, за которую тащил Аскет, с хрустом оторвалась. Он с растерянным видом покрутил оторванную по плечо руку перед своим носом, рассматривая чёрные ошмётки сгнившего мяса и обрывки жил. Хотел было отбросить её в сторону, но бросив в мою сторону короткий взгляд, засунул оторванную конечность в китель мёртвого немца – за пазуху. Не было сил терпеть вонь, исходившую от трупа, усилившуюся с момента, когда Наёмник оторвал ему руку. Под конец пути тело погибшего немца стало свинцовым – казалось, оно впитывало в себя воду, и с каждым пройденным нами метром становилось всё тяжелее. Впитывая воду оно всё сильнее начинало источать вонь, которая уже заполнила лёгкие. От этого запаха во рту появилась горечь, слезились глаза. Из рук то и дело выскальзывал рукав, силы заканчивались, но, проявив инициативу, я не мог показать Аскету свою слабость, и из последних сил цеплялся за склизкую и похрустывающую полуразложившимися нитями ткань кителя. Наконец мы вытащили труп на улицу, отволокли его метров на пятьдесят от постройки. Свежий воздух на несколько секунд опьянил меня, и пару раз неуклюже качнувшись, я присел прямо на землю – отдохнуть. От моего кителя и штанов валил пар. Что-то сбоку привлекло моё внимание, и я долго всматривался, в окружающий нас лес. Наконец, посмотрев на землю, я увидел знакомую ветку, кусок коры, и небольшую, особо не заметную, ямку. Именно это место показывал мне Штефан, во сне. Может, он и хотел, чтобы я его именно здесь закопал? -Чего расселся? – грубо оторвал меня от раздумий Аскет. – Давай, закапывай его, а то он ещё больше завоняет! Отвязав метровую лопату от рюкзака, я принялся за привычную работу. Копать я решил в центре того места, которое во сне указал мне гауптштурмфюрер. Земля была мягкой, корней почти не было, а те, что были, я с лёгкостью перерубал заточенным до состояния бритвы остриём штыка лопаты. Довольно быстро выкопал могилу, Наёмник к тому времени сделал крест, из двух свежесрубленных берёзовых черенков, скреплённых между собой прочной капроновой верёвкой. Опустив тело на дно ямы, я положил туда же его личные вещи, и принялся засыпать землёй, и в правду начавшее сильно смердеть, тело. Аскет помогал – сгребал землю толстыми подошвами ботинок. Справившись с этой задачей довольно быстро, мы отошли от свежей могилы, и посмотрели со стороны на свою работу. Наёмник с силой воткнул крест, в земляной бугорок, затем достал из своего рюкзака “мыльницу”, сфотографировал документы немца, после чего документы мы убрали в герметичный пакет – положив его под крест, придавили сверху большим камнем. Получилось нормально, если так можно выразиться, говоря о месте захоронения человека. По крайней мере, эта могила была не хуже тех, что я делал для Наших бойцов. С моим похоронным опытом я мог бы спокойно идти работать на кладбище. Оглядевшись вокруг, мы увидели “ДОТ-ы” – высокие холмы, заваленные лесным мусором. Два из них, включая и наш, с проступающим из земли бетоном, были рядом с нами. Чтоб увидеть остальные пришлось поднапрячь зрение, так как они были довольно далеко. Получалось четыре холма по периметру, и один – в центре. -Наверное, командный пункт! – я кивком указал на центральный холм. Чёрный быстро глянул на меня, убирая в ножны добротный десантный нож, и закидывая автомат на плечё одновременно; он направился к входу в наш каземат. Собрав свои вещи, подвязав лопату, я побежал догонять его. Пройдя последний, злополучный коридор, мы наконец дёрнули рукоять последней, по подсчётам Аскета, двери. Поднявшись по небольшой лесенке на сухой порог, мы вошли в помещение. Мы вошли в тамбур, с виду такой же, как и остальные, через которые мы и дошли досюда. Поднявшись в боевой каземат, мы осмотрели помещение: пулемёта на точке не было, но спустившись вниз и открыв оружейку, мы обнаружили целую гору оружия. Сама оружейка была раза в три больше предыдущих. Тут были автоматы “МР-40″ – штук десять, много пистолетов “Walther-P38”, “Luger-P08”; несколько “М-98”, два пулемёта “MG-34”, одна потёртая “Мосинка”, стоявшая отдельно – видимо трофей. Огромное количество запечатанных пачек с патронами, которыми здесь было заставлено всё. В тамбуре под этим “ДОТ-ом”, как и под другими, было четыре двери. Первая – дверь, из которой мы вышли. Вторая – оружейка. Третья – помещение с технологическим колодцем, который одновременно является и вентиляционной шахтой, и стоком для грунтовой воды. Наёмник подошёл к четвёртой двери, и с силой дёрнул за стальную ручку. Дверь с неприятным скрипом отошла в сторону. ****Ещё один шаг к цели**** Открыв дверь, мы увидели небольшой тамбур, сквозная, открытая дверь которого вела в спальное помещение, где стояли металлические двухъярусные, покрытые серой краской “шконки”. Мощный фонарь Наёмника осветил дверь в конце спального помещения – там оказался кабинет, стол – с отслоившимся и размокшим лаком, стул, свечи на столе в бронзовом подсвечнике, электрическая настольная лампа и большая пепельница – с несколькими размокшими окурками, покрытыми слоем белой плесени. В одном из ящиков стола Аскет нашёл слипшиеся кипы бумаг, в другом разный хлам, письма, зажигалки, набор иголок, опасную бритву и разное барахло. В шкафу у стены мы обнаружили форму оберфюрера. Так же нашили запас свечей, спички, зажигалки, много пачек сигарет “Reemtsma R-6″ – теперь стало понятно, какие именно сигареты курил Штефан. Так же мы нашли средства химической защиты – противогазы в пеналах, резиновые плащи; ящики с тюбиками мазей, зубных паст, каких-то кремов; обувные щётки, алюминиевые пеналы с круглыми таблетками, наборы для шитья. Керосиновые лампы, какие-то таблетки, алюминиевые пеналы концентрата “маршгитрант”, четыре запакованных в металлический пенал минных взрывателей “DruckZunder 35”, точилки для карандашей, небольшие зеркальца, перочинные ножики с пластиковыми щёчками, кусачки для колючей проволоки. Барахла было много – несомненно, называть эти вещи барахлом я бы никогда не решился, не найди мы до этого целый склад раритетного оружия. Все эти побрекушки были в отличном состоянии – найти в поле эти вещи в таком сохране практически невозможно! В другой комнате, слева от входа в расположение, мы обнаружили склад с продовольствием. Полки, заставленные коробками, ящиками с консервами, посеревшими от времени галетами. В углу стояли два ящика шнапса, и алюминиевая канистра, в которой оказался спирт. Я вскрыл одну банку, со шпротами – внутри была однородная серая масса, очень мерзко пахнущая. Да, срок их годности давно истёк. В другой коробке лежали штабеля эрзац шоколада, запечатанного в фольгу. С виду шоколад был нормальным, лишь покрыт тонким белым налётом. Так же в коробках лежала эрзац колбаса “pea wurst”, которая изготавливалась из гороховой муки и сала. “Колбаса” выглядела нормально, Аскет не задумываясь, отхватил мощными челюстями приличный кусок, и не спеша, с усилием прожёвывая зачерствевший продукт, как мне показалось с аппетитом, принялся его пережёвывать, запихну к себе в рюкзак несколько “палок” этой колбасы. -Эрзац, с ним ничего не будет! – сказал он, выдернув шоколадку из моих рук, и откусив почти половину толстой плитки. “Он явно проголодался!” – подумал я, глядя на уминающего шоколад Наёмника. Мне тоже захотелось откусить кусочек, попробовать шоколад на вкус – ведь так часто на полях мы находили обёртки от этого шоколада! Но вспомнив полуразложившийся труп Штефана, рот вновь наполнился неприятной горечью – есть тут же расхотелось. Мы продолжили осмотр “достопримечательностей”, оставленных немцами более полувека назад. Нашли одноразовые пакетики с кофе, который тоже оказался нормальным по виду. Так же здесь было множество заготовленных берёзовых дров – от времени дерево не изменил цвет, лишь толстый слой пыли, осевшей поверх светло-жёлтого дерева, говорил о солидном возрасте поленницы. -Где-то есть печь! – сказал я, оглядев припасённое топливо. И её мы нашли – буржуйка стояла в помещении для сна, за кроватями, поначалу мы просто не разглядели покрытую ржавчиной печь, пройдя мимо неё. Открыв правую, от спального расположения, дверь тамбура, перед нами предстал ещё один коридор, идущий буквой “Г” от основного. Он был узким, коротким и сухим, пол его был облицован плиткой. Стены этого коридора выкрашены зелёной краской, с побелёнными верхами. Плесени почти нет, значит, влажность здесь в пределах нормы. По левой его стене я увидел три дверных проёма, по правой стене – один. Сам коридор заканчивался тупиком... хотя нет... глухая стена, в которую он упирался, была больше похожа на металлическую дверь без ручки и петель. Мы начали обследовать это ответвление подземного жилого помещения: первая дверь слева вела на кухню. Здесь стояла электрическая и дровяная плита. На дверке дровяной плиты была приделана съёмная форсунка, под дизель. Печь можно было топить как дровами, так и соляркой. Вдоль всей печи шёл цилиндрической формы бак, с заливной крышкой, торчащим золотником для ручного насоса, и манометром. Две алюминиевые раковины у самой стены, стеллажи, столы из нержавеющей стали, шкафы с посудой, шкафы с кастрюлями и сковородами – вот и всё нехитрое убранство этой кухни. В соседней комнате, за стеной, был лазарет: четыре двухъярусные кровати, шкаф с халатами, операционный стол, с подвешенной над ним четырёхглазой лампой. Шкафы с инструментами – скальпелями, щипцами, пилами. В ящиках стола были медикаменты, многоразовые стеклянные шприцы, таблетки, ампулы, бинты, жгуты, вата в бумажной упаковке, и прочие медикаменты, назначения которых я не знал. За третьей дверью оказался туалет: унитаз, умывальник и душ. Как-то неосознанно я направил луч своего фонаря на потолок над входом, и увидел лампочку. -Похоже, тут было электричество! – сказал я Наёмнику. Он молча кивнул, рассматривая помутневший, бывший некогда хромированным, смеситель. На стенах под ним виднелись рыжие дороги, ведущие вниз – вода, подтекающая из труб, стекала на пол. -И водопровод тоже! – наконец оторвался Аскет от изучения удручающей картины. Дверь, в которую упирался коридор, было не открыть. Более того, сама дверь не имела ни ручки, ни какой-либо задвижки. Размерами она была несколько крупнее, чем те двери, через которые нам приходилось проходить. Если те двери были похожи на двери от подводной лодки, то эта была похожа на сейфовую дверь. Ударив по ней ногой, я услышал слабый глухой стук, будто я ударил по несущей, кирпичной стене. -Может это и не дверь вовсе? – спросил я Аскета. – Может что-то типа заглушки – остальное они не успели построить? – Может и так; – задумчиво ответил он. Напротив лазарета, по правой стороне коридора, была генераторная. Довольно-таки большое помещение, посередине которого стоял двигатель. Стены помещения были украшены стеллажами, на которых покоились запчасти и детали. Мы рассмотрели двигатель. Это был дизель. Пятицилиндровый, с маркировкой “Мерседес”, на почерневшей алюминиевой крышке клапанов. На алюминиевом корпусе “ТНВД*” выделялась тёмными буквами надпись “bosh”. (*Топливный насос высокого давления). В те года дизельные двигатели были не очень популярны, и все генераторы работали, в основном, на бензине. А тут на тебе – дизель! Газоотводная труба, обмотанная асбестовой тканью, уходила в стоящий на полу, цилиндрической формы, бак, из нержавеющей стали. Из бака, сверху, выходила толстая труба, которая присоединялась к ещё более толстой трубе, подвешенной к стене, и идущей параллельно потолка; один конец этой трубы исчезал в стене, с сейфовой дверью. Под потолком было несколько толстых, – скорее всего вентиляционных, – труб, и все они вели к загадочной стене. Трубы были толстыми, но в то же время недостаточными для того, чтоб через них можно было пролезть. Толстые патрубки охлаждения двигателя уходили в одну из вентиляционных труб, по одному из патрубков шло два провода, от внутренней сети двигателя. Крыльчатка охлаждения работает от электрического мотора – у нас до этого только в восьмидесятые додумались! Пройдя по патрубкам до толстой трубы, я увидел на ней небольшую дверцу. Открыв её, я удивился – передо мною был круглый радиатор, находящийся внутри трубы. Над трубой была заливная крышка. Расширительный бачок был закреплён на кронштейне, возвышающимся над двигателем. Помпа, наверное, какая-то усиленная, – ведь радиатор охлаждения находится далековато, от самого движка. Из стены, напротив входа, торчала изогнутая труба, на конце которой был кран. Я покрутил его латунный барашек, и из трубы полилась маслянистая жижа. -Солярка, – сказал Аскет, – Где-то вкопана ёмкость. Немцы тоже не дураки, наверняка цистерну вкопали не безопасном расстоянии от сооружения. Если слить осадок, то, скорее всего, там будет нормальное топливо. За двигателем, стояла двухсотлитровая бочка, в которой было масло. Везде стояли какие-то канистры, заливные воронки, завёрнутые в промасленную бумагу детали. На стеллаже, среди разных частей, бутылок и банок, стояло несколько аккумуляторов. В углу, из пола торчала ручка, дёрнув за неё я открыл люк, из которого повеяло холодом, и запахло протухшей водой. В люк можно было спуститься, где-то по пояс. Посередине квадратной ямы, с бетонными стенками, зияла чёрная дыра, с гладкими, бетонными стенами, уходящая глубоко вниз. В эту дыру спускался шланг. Рядом лежало небольшое веретено, с намотанным на него тонким тросом, на конце которого пристёгнут карабин. -Похоже, это колодец; – предположил я. -Похоже, – согласился Аскет, – Вон и ведро стоит! – он указал на новенькое, стоящее в сторонке, ведёрко. -Если электричества нет, то можно вручную водички набрать! – догадался я. Он снял висящую на стенку металлическую деталь, похожую чем-то на складной туристический стульчик. Раскрыв его, он поставил получившуюся конструкцию в бетонную яму колодца – в ней оказались специальные пазы, для этого “стульчика”. Поверх него Наёмник в два полукруглых отверстия вставил веретено, защёлкнул эти отверстия двумя маленькими замочками – получился настоящий колодец. В довершении, увлёкшийся Наёмник, пристегнул к карабину ведёрко, и опустил его на дно колодца. Вода была не глубоко, долго крутить не пришлось. Вытащив ведро, мы посмотрели на слегка темноватую воду – пахло от неё тухлятиной. -Если фашисты в этот колодец никакой гадости не кидали – то пить можно! – пояснил я. -Отраву? – не понял Аскет. -Да, были у них специальные таблетки, и порошки – кидаешь в русский колодец, и тот, кто пьёт эту воду – умирает от отравления. И пили люди – хотя знали про отраву, и умирали – куда деваться, пить то хочется! Мы внимательно рассматривали слегка желтоватую воду. -А то, что воняет от неё – так вода в любом глубоком колодце вонять будет, если её не вычёрпывать время от времени. Застаивается водица, вот и пахнуть болотцем начинает, – продолжил я, – Если её вычерпать, то в принципе нормальная должна быть. Мы встали, ещё раз оглядели разнообразные баки, трубы и емкости, весящие на стенах огнетушители. Выходя из генераторной Аскет постучал по мягкой обивке, с внутренней стороны, двери пальцем: -Шумоизоляция. Слушай, а на входной двери, через которую мы сюда зашли, есть засов или задвижка? Я про уличную дверь в “ДОТ”; – пояснил он. Столько дверей и коридоров мы прошли, что тут поневоле запутаешься! -Вроде что-то подобное там было! – сказал я, понимая, к чему клонит Аскет: Крыша над головой, более ли менее сухо, есть кровати, печи, вода, лазарет и удобная система “ДОТ-ов”, сообщённая потернами, с кучей оружия и боеприпасов. -Нам сюда лучше переехать, – подтвердил Аскет мою догадку, – По сравнению с нашим лагерем – тут пятизвёздочный отель! -Машины куда? – спросил я. -Машины загоним подальше в лес, на южную сторону. Там их не найдут. Мы вошли в спальное расположение. Чёрный приоткрыл дверцу буржуйки – на его пальцах осталась ржавчина, которую он вытер о шершавый, бетонный пол. Он достал из кармана зажигалку, чиркнул ею и поднёс вспыхнувший огонь к дверце. Небольшой огонёк жадно втянуло внутрь печи – тяга есть! Неизвестно как, но вентиляция здесь работает. Аскет пошёл на склад, и принёс оттуда канистру, и охапку дров. Положив включенный фонарь на кровать, он принялся набивать дровами покрытую ржавчиной печь. Закончив дело, он щедро плеснул в топку из канистры. В помещении появился стойкий запах спирта, от которого нутро передёрнуло – вспомнились наши с Борисом ночные посиделки у костра, мой налёт на палатку Алёны. Отставив канистру подальше, он поджёг дрова, которые мгновенно вспыхнули синим пламенем. Бездымное пламя, охватившее дрова, казалось призрачным и загадочным – потусторонним; оно беззвучно пожирало желтоватую и покрытую слоем пыли, древесину. Дерево на глазах темнело, и вот появились первые жёлтые языки – которые мигающим светом осветили пространство вокруг печи. Запахло дымом. Этот запах наполнил отсыревшее за семь десятилетий помещение, заявив мёртвому бетонному чудовищу, распустившему под землёй свои каменные щупальца, о возвращении человека. Дым, проникая в вентиляционные трубы, сочился сквозь многочисленные, покрытые слоем ржавчины, плесени и пыли, решётки. Он уносился куда-то в недра земли, вглубь, всасываемый замысловатой системой вентиляции. Дым, запах которого чувствовался далеко от того места, в котором находились Симак и Аскет, дал знать истинным хозяевам склепа о прибытие нежданных гостей. **** Аскет покосился на одиноко стоящую в проходе канистру, поблёскивающую алюминиевыми стенками, в которых отражалось пламя разгорающейся печи. Легко подцепив её рукою, он открутил пробку, похожую на стакан. Ему тоже так показалось, и он по края наполнил пробку спиртом. -Рискнём? – прищурившись, спросил он и, не дожидаясь ответа, закрыв глаза, залпом выпил. Поставив опустевшую пробку на пол, не открывая глаз, он поднёс к носу рукав своего кителя, и смачно вдохнул воздух через нос. Затем резко открыл глаза: -Пойдёт! – одобрил он. – Будешь? -Можно. Чтоб воспаления лёгких не получить после нашего сегодняшнего купания в ледяной канализации! – меня передёрнуло при этом воспоминании, во рту появился сладковато-земляной привкус. Наёмник наполнил крышку, и протянул её мне. На вид в ней помещалось грамм сто. Я принял емкость, и мгновенно её осушил. Жидкость огнём прошла по пищеводу, смыв неприятную сладость. Я вернул пустую крышку Чёрному. В такие моменты, должно быть, люди и начинают курить. -Так что там с нашим Штефаном? – вдруг вспомнил он, усевшись на скрипучую кровать, напротив печи. Взяв одно из поленьев, он начал им что-то поправлять в полыхающей печи, от которой в помещении стало уже значительно теплее. Или от спирта так сразу потеплело? Я сел на кровать напротив, ощутив пятой точкой, сквозь плотный материал своих штанов, жёсткость кроватных пружин. -У нас был уговор, помнишь? Немца мы похоронили, настало время для истории вашего с ним знакомства! – медленно, отделяя слова друг от друга, произнёс Аскет, глядя в огонь, и не переставая подправлять и без его участия во всю полыхающие дрова. -Я его видел, вчера вечером, и разговаривал с ним, в тамбуре под первым казематом; – сказал я, ожидая насмешки со стороны Аскета. Но он даже и глазом не моргнул, а лишь подкинул в прогревшуюся печь охапку дров. Будто бы я рассказал ему о своей встрече с нашим общим знакомым, “дядей Петей”, увиденным мною у ночного магазина с бутылкой водки в руках. Красный, прыгающий отсвет огня не выдавал на лице Наёмника никаких эмоций. -Что он говорил? – как не в чём небывало спросил Аскет. -Да ничего особого. Рассказал про жену с сыном, сказал что скучно, поговорить не с кем. -А ты? -Я сказал, что мне пора. Я ещё в него “калаш” упёр, и палец на курке держал. Он просил не стрелять – боялся, что кто-то услышит. Вообще он вежливый, хорошо говорил по русский, но с небольшим акцентом. -Я видел отметки в его досье – он “специалист широкого профиля”. Такие свободно могут разговаривать на нескольких языках. Звание – гауптштурмфюрер, а форма без отличительных знаков. Есть инфа, что он член “Аненербе” – общество, которое занималось поиском артефактов, которые могли бы подтвердить уникальность и значимость арийской расы. Но это общество так же не брезговало мистическими опытами, оккультными экспериментами и прочими “тёмными делишками”. Он отвечал за безопасность научной части работы, которую должны были проводить где-то здесь. Так же он должен был, в случае возникновения угрозы сооружению, добраться до войск – по дороге, если нужно, завладеть трофейной, гражданской одеждой. В войсках он должен был предъявить своё удостоверение, потом показать этот лист, – Наёмник постучал по карману, в который он убрал свёрнутый в целлофан приказ, – дальше по обстоятельствам. В крайнем случае, он должен был передать карту, с указанием места положения сооружения старшему офицеру, вместе с письменным описанием угрозы. В этом был его долг перед Рейхом и лично перед фюрером. -Так что это за сооружение? Я не понимаю, какая научная работа должна была тут происходить? -Это мы и должны выяснить! Он тебя ни о чём не спрашивал? – резко перевёл тему Аскет. -Ты так говоришь, как будто ... – я пытался подыскать наиболее правильное сравнение. -Как будто что? Как будто тоже видел, подобное? – предложил он. -Да, именно! -Я часто вижу... – сказал Аскет, глядя в полыхающее пламя. Отражение огня яркими огоньками мерцало в его ничего не выражающих глазах, и это мерцание придавало потусторонний оттенок его словам. -...Когда остаюсь один. Иногда – во сне, иногда – наяву. Я часто видел их там, в Сибири, когда жил один в своей избушке, окружённой со всех сторон непроходимой тайгой и минным полем. Он помолчал с полминуты, не решаясь нарушить его молчания, я слушал потрескивание дров в печи, пока Наёмник, наконец, не продолжил: -Часто ко мне приходят убитые мной люди, иногда – убитые врагом боевые товарищи, иногда – просто погибшие знакомые мне люди. Перед каждым из них я в долгу, и они просят, чтоб я возвращал долги. Они настаивают на этом! Часто они спасают меня – говорят, кто враг, и где засада, опасность. Советуют, чего стоит делать, чего не стоит. Иногда они выглядят очень... – он задумался, опустив голову, будто подыскиваемое им слово может быть написано на жести, которая была прибита к полу вокруг печи, – ...Страшно! – наконец он вспомнил слово, видимо позабытое этим суровым человеком. – Иногда – как обычные люди, почти ничем не отличаясь внешне. -Как ты живёшь с этим? -Я привык, мне даже скучно, когда их нет! -Почему они приходят? -В основном потому, что хотят, чтоб ты их похоронил – и поставил крест над могилой, а ещё лучше – чтоб священник службу отслужил. Некоторые приходят и просят, чтоб я доделал их дело, недоделанное ими при жизни – эти дела словно якорь, который прикреплен толстой цепью к душе, застрявший в этом мире. Враги просят, чтоб я застрелился, угрожают, что не дадут мне при жизни покоя. Для них – я тот самый якорь, который не отпускает их души! Они проходят там, где слаба грань между миром мёртвых и миром живых – и в некоторых местах, где было совершено зло, они могут пройти в наш мир. Обычно там, где была смерть. Так же в местах, в которых совершались мистические обряды – такие места в нашем мире существуют с древности. Думаю, в мире будет очень жарко, когда подобные места будут везде. Как я понял, для того, чтобы открылись ворота в мир иной, нужно либо сильное желание того, кто по ту сторону – чтобы он смог пройти сквозь грань, разделяющую миры; либо какая-то комбинация природных явлений: типа дождь с молнией – тогда эти невидимые ворота открываются сами. Опять же, произойти это может только в том месте, где грань миров тонка. В таких местах так же, время бывает аморфно, так же как и случается, что некоторые люди, попавшие в такие места, открываю в себе необычные для человека возможности. Пришедшие из того мира духи бывают добрыми, а бывают злыми, очень злыми. Они питаются страхом: чем больше ты боишься – тем они сильнее, они могут даже убить тебя! Но если ты не боишься – то они просто говорят, просят. Я редко выполняю просьбы, а если и выполняю – только об упокоении тела. Доделывать чужие дела я не берусь! Не веришь? – вновь читая мои мысли, спросил он. – Не верь, время всё расставит на свои места. Но Штефана ты больше не увидишь – его тело предано земле, и душа больше непривязана телу! – он задумался, затем в упор посмотрев мне в глаза, спросил: -Почему он подошёл к тебе? -Я не знаю; – ответил я, поскольку действительно не представлял этого. -Духи не появляются перед каждым встречным, и для такой встречи требуется весомое обстоятельство! – его глаза с мерцанием в них жёлтых огненных отблесков, пристально смотрели на меня. Я молчал. Аскет опустил свой тяжёлый взгляд на пол, и я только сейчас подумал о том, что секунду назад он смотрел на меня, отвернувшись от огня – стало быть, пламя огня никак не могло отразиться от его глаз! “Что за чертовщина? Показалось?” – подумал я. Аскет молчал, напряжённо перебирая в своей голове мысли. Вытащив из кармана рацию, он осмотрел её, нажал на тангенту, и запросил лагерь. Станция молчала с минуту, потом ожила, и голосом Беркута ответила: -На связи! Он удивлённо посмотрел на меня: -Смотри-ка, работает! – сказал он мне, затем вновь нажал на кнопку передачи: – Как обстановка? -Всё тихо. Левинц уже вернулся. Порывается идти, вас искать. Вы где пропали? -У нас всё в порядке, мы на месте, ведём осмотр. Передай Левинцу, чтоб не рыпался раньше времени. Мы скоро будем, смотрите в оба, не проспите врага! -Принял! Конец связи! – сообщил Серёга, и маленькая, чёрная коробочка, вновь затихла. -Я было подумал, что бетонные стены будут нас глушить! – удивлялся Аскет. – Даже странно. Он вновь помолчал, затем открутил пробку с канистры, и наполнил крышку по края. Выпил, в точности повторив ритуал с рукавом. Налил мне. Я принял крышку, и тоже проглотил налитый спирт. На этот раз пить уже было легче. -Открою тебе секрет, – глядя в огонь, проговорил Аскет. – Только учти, что такие секреты нужно хранить до гроба! Дело было так: в немецкой лаборатории, построенной в нашем тылу, что-то произошло, что именно – никто не знает. Из этого сооружения, – которое проходит по архиву как “BS-800”, – был передан сигнал тревоги. Немцами был срочно собран, и направлен сюда отряд, с подкреплением. Наши связисты перехватили и расшифровали непонятный сигнал тревоги, зашифрованный сложным кодом. Сигнал был длительным, что и позволило локализовать его источник. Сигнал засекли, исходил он из этого квадрата. Наша разведка, совместно с “НКВД”, экстренно сформировали свой отряд, и направили его сюда. Десантировались оба отряда ночью, с разницей в один час – первыми были немцы. Оба отряда были радиофицированы, и оба отряда, не выходя на связь, исчезли. Утром здесь пролетал наш самолёт, случайно оказавшийся в этом квадрате, его пилот видел бой, который происходил на этой поляне. На самом деле, пилот был пьян, и попросту заблудился, улетев в противоположную фронту сторону – в тыл, он потом сгинул в штрафниках, – но не в этом суть. Этот пилот на допросе свидетельствовал, что он пытался оказать огневую поддержку Нашей пехоте. Но заходя на боевой разворот, вдруг обнаружил, что все приборы вышли из строя, после чего он улетел, и благополучно вернулся на родной аэродром. После войны большая часть документов по лаборатории была уничтожена немцами. Но, в руки к Нашим, всё же, попали кое-какие бумаги. Эта, – Аскет обвёл взглядом тёмное помещение, – Лишь одна из десятков подобных лабораторий! Многие немцы успели взорвать, когда поняли, что красный штык упёрся в их вышколенные мундиры. Те бумаги, которые удалось собрать нашим спецотделам, тут же засекретили. Но после распада “СССР” эти документы пропали из архива. И никто не знает где они. Заказчик, сотрудник ведомства, что-то прознал об этих лабораториях, и ему срочно понадобилось найти её, одну из них. Кто знает, может сейчас, параллельно со мною, другие наёмники ищут оставшиеся лаборатории. Моя задача – найти именно эту, в охранном помещении которой мы с тобой и находимся. Сообщить об этом месте заказчику, прихватив в качестве доказательств секретные документы, сделать фотографии. -Это не те документы, которые в той комнате? – спросил я, указав на комнату позади меня, в которой висел полковничий китель. -Нет. Такие документы у охраны в письменных столах не хранят. Документы – там! – Аскет махнул рукой в сторону генераторной. -За той дверью? – покосился я в сторону коридора, упиравшегося в металлическую броне дверь. -Да! – ответил он. -Чтоб её открыть нужно будет изрядно попотеть! -Возможно. Если ты поможешь мне, то я обещаю тебе хорошую долю. Десять процентов! -Десять? Не маловато будет? – я притворно скривился, как скряга, которого хотят обмануть. -Даже много. Пять сотен тысяч долларов; – спокойно сказал он. -А ты неплохо зарабатываешь! – удивился я, про себя прикинув, что всего ему должны заплатить пять миллионов. Долларов. -Как тебе сказать? По-разному. Я всегда думаю, выполняя очередной заказ, что он будет последним. Что возьму один из своих многочисленных паспортов, на имя иностранного гражданина, и смоюсь туда, где круглый год тепло. Найду себе смазливую тёлочку, куплю яхту, и буду бороздить просторы какого-нибудь моря, в ус не дуя! -И что мешает? -Ничего! – лицо его озарила ироническая улыбка. – Понимаешь, я два года бороздил моря, девок имел разных, всех цветов кожи, пил лучшие коньяки мира, курил лучшие сорта сигар – но пресытился я такой жизнью! Понял я, через два года, что душно мне, – что не могу так жить, не по мне это! Мне нужен адреналин, скорость, стрельба, опасность! Чтоб по пояс в го**#ще, чтоб враги со всех сторон! Это по мне! Я – Аскет, и жить привык соответствующе! Понимаешь, Симак, меня полжизни учили бегу с преодолением препятствий, и теперь я просто не могу бревном валяться на пляже. Меня учили вычищать дерьмо из забитых сортиров – и теперь я совсем не чувствую запаха роз. Работа и стала моей жизнью, моей мечтой. А деньги? А деньги пусть лежат не счету. Может, под старость, снова захочу кости на солнышке погреть! -Я видел сегодня ночью во сне свою девушку... – неожиданно для себя сказал я. -Это плохой знак! – в туже секунду ответил Аскет, словно ответ на мои слова был заготовлен заранее. – Видеть во сне погибшего близкого человека – предупреждение об опасности. Хотя, знаешь... – он осёкся, лицо его подёрнулось стальным спазмом мышц. От былой расслабленности, и свойского, дружеского тона ничего не осталось. -Вот почему он пришёл к тебе! – сухо проговорил Наёмник. Он пристально смотрел на меня, и в его глазах снова замерцали жёлтые блики огня. Затем он резко отвёл взгляд, и тихо, отрешённо произнёс: -Ты про Штефана не говори никому. Если спросят про свежий крест – говори что нашли сверху маслы и закопали их. Ну и про наш разговор, я думаю сам понимать должен. Если кто-то узнает, что ты в курсе дела – то считай, что ты нежилец. -Добро! – согласился я, думая о странных метаморфозах в душе Аскета. Мы с минуты мы сидели молча, каждый думал о своём, пока Чёрный резко не захлопнул печную дверцу и, взяв в руку фонарь, коротко скомандовал: -На выход! Мы пошли в лагерь, по пути так и не нарушив нашего обоюдного молчания. Лишь на подходе к лагерю он связался с Серёгой, и предупредил, что мы идём, – чтоб по ошибке нас не приняли за чужаков. И это правильно – на любой войне солдаты часто друг друга убивают “по ошибке”. Особенно это принято у нас, у русских. Во время Великой войны наши деды долбили друг друга из всех видов оружия: то из-за плохой связи, то из-за “твердолобых” командиров, то из-за не точных донесений разведки, а иной раз из-за лишних ста граммов выпитой водки. И если бы подсчитать такие потери, то цифра получилась бы не малой. В современной армии, как и полвека назад, дураков много – чтобы на крючок нажать, думать не надо. Офицеры, при подготовке бойцов так и говорят – “ваше дело не думать, а выполнять приказы”. Мы, офицеры – умные, нас учили. На деле – вместо занятий по тактике ведения боя, они с бабами в борделях кувыркались. И вот мне, солдату, говорят – “стреляй!” – а я дурак, давлю на курок, поливая огнём всё вокруг себя. Чтоб всем досталось – и чужим, и своим. А кто прав, и кто виноват – потом разберутся. До этого “потом” мне ещё дожить надо. В любом случае, в нашей армии, будет виноват тот, кто выполнял дурацкий приказ, а не тот, кто его отдавал. И к стене поставят меня – дурака. Дураков у нас много – не жалко, ещё нарожаем. Только операцию, по массовому уничтожению дураков нужно начинать не снизу, как это принято у нас. Вечерело. Нам следовало поторопиться, с переносом пожитков в наш новый, более надёжный и безопасный, подземный лагерь. Аскет отозвал меня в сторону: -Твою “Ниву” придётся тут оставить! -Почему не твой “УАЗ”? – спросил я, сделав наивное лицо – потому что уже знал ответ на этот вопрос. -Потому, что одна машина должна в лагере полюбому остаться. У братвы будет хорошая оптика, и если они не увидят в лагере ни одной машины, то у них появятся сомнения. Из двух машин нужно выбрать более сильную, на которой мы все сможем выехать из этого леса. У моего “УАЗ-а” грузоподъемность больше, не говоря уже о багажнике на крыше и месте в салоне. В “Ниве” мы попросту не поместимся. Когда всё закончится, я тебе своего “УАЗ-а” подарю. На свою долю ты, если захочешь, штук тридцать таких “Нив” себе купишь! В лучшем случае – что вполне вероятно, машину даже не заденет. Ну а в самом худшем, я думаю, сам понимаешь – машина может остаться без хозяина, так же, как и моя. Машина без хозяина – просто кусок металла. Так что себя прикрывай, а “колёса” новые ты себе всегда купишь! В его словах был смысл. Машина в лагере быть действительно должна. Ладно, придётся рискнуть, ведь жизнь моих друзей, и моя, дороже жизни железной машины, пусть я в неё и вложил свою душу. Мы загрузили наши вещи в “УАЗ”, и Аскет поехал к нашему новому дому. Выложив вещи на границе поля, он развернулся, и поехал прятать машину. Тем временем мы таскали пожитки в бетонное сооружение. Переезд мы закончил, когда уже было темно. Девушкам место не понравилось, не смотря на удобства, и крышу из бетона, над головой. Должно быть, эта вонь произвела на них такое впечатление. “Что бы с ними было, 6если бы я рассказал им про полусгнивший труп Отто!” – подумал я, и улыбнулся, представив себе визжащих от ужаса и омерзения девчонок. Левинц был в восторге – он бегал по всему сооружению с фонарём, осматривал оружие, он набил карманы своей куртки до такой степени, что стал походить в ней на колобка. Бедная куртка аж потрескивала от тяжести трофеев. Левинц, с горящими ярче фонаря глазами, бегал до тех пор, пока не наткнулся на офицерскую комнату, в спальном расположении. Тогда он сдёрнул с себя камуфлированный китель, и безжалостно бросил его на кровать. Куртка, ставшая похожая на мешок деда-мороза, стукнувшись о ржавые пружины матраса, безвольно сползла на пол, пот действием силы тяжести затаренного по карманам хабара. Борис держал в руках немецкий китель, и любовно разглядывал его. Затем, нацепил его на себя и, подходя к каждому по очереди, озарял себя светом фонаря, спрашивая: “ну как я?”, “идёт?”, “хорошо сидит?” -Вылитый “Ганс”! – безразлично, с оттенком брезгливости, бросил Беркут, когда Левинц подошел и к нему. Борис снисходительно улыбнулся, подошёл к покрытому слоем пыли зеркалу, протёр его ладонью, и принялся крутиться, словно жених перед свадьбой. Сквозь зубы он напевал себе под нос песенку из старого фильма: -Главное, чтобы костюмчик сидел -Непринужденно, легко и вальяжно! -Всё остальное, поверьте, не важно, -Нет, и не будет серьёзнее дел, -Главное чтобы, главное чтобы, -Главное чтобы костюмчик сидел! В довершении к своему новому наряду, в обличие которого он стал казаться выше, Левинц нацепил на голову немецкую фуражку с эмблемой “СС” в виде черепа со скрещёнными костями, и немецкие брюки, которые аккуратно сложенные лежали в одной из тумбочек. Теперь он действительно стал похож на немца: ро