Бункер "BS-800" (der Fluch des Reichs) (СИ)

Меня тросом стегануло,

сказал парень, попавший под лопнувший трос, – Но ничего серьёзного, перевязать – и порядок. -Кто сечёт в медицине? – спросил Крап. -Я! – бодро отозвался боевик Чеха, Паша “Медик”. -Ты посмотри его, Шмыгу этого, и этого, которого тросом перешибло, перевяжи; – отдавал распоряжения Крап, – Что с “УАЗ-ом”, который за нами ехал? Все молчали. -Ахмед, иди, посмотри, что там под капотом, и почему он не заводится. -Я не разбираюсь в моторе, – ответил боевик Крапа. – Автомат дай, я тебе его и разберу, и соберу! -На кой болт ты, такой “любитель автоматов”, нужен? Мне что, самому в движках ковыряться? Толя! -Да, шеф! – появился из-за спины личный водитель. -Ты как сам, цел? -Порядок. -Иди к “козлу”, глянь под капот! Анатолий быстро справился с задачей, оправдывая своё погоняло “Кардан”, и через минуту уже рассказывал о неисправностях машины: -Аккумулятор разнесло – крепление не выдержало. Крыльчатка разбита – не одного целого лепестка не осталось, радиатор течёт в нескольких местах, помпу вырвало. А так – порядок! -Сними что надо с утонувшего, если оно там цело. Лагерь разобьём – починишь его, у нас каждая тачка теперь на вес золота! -Понял! – и водитель отправился к лежащему на крыше “УАЗ-у”, из бака которого тонкой струйкой вытекал бензин. Крап подошёл к сидевшему на корточках, Тереху. Егерь сидел, закрыв ладонями лицо, покачиваясь из стороны в сторону. -Ты как, Егерь? – спросил его Крап. -Я? – Егерь резко встал, яростно буравя взглядом Крапа. – Я нормально, но Санёк... Крап положил ему на плечё руку: -Знаю, про Санька, знаю, да ты успокойся – ты нам сейчас нужен! -С-суки! – протянул Егерь. – Я живьём, за Саню, порву! В этот момент, в стороне леса, раздался взрыв. -Что там ещё? – спросил сам себя Крап, доставая одной рукой из кобуры пистолет, и инстинктивно, ища укрытие, прижимаясь поближе к мятому “Ленд-Роверу”. Несколько боевиков, с автоматами, побежали в сторону взрыва. Терех побежал к перевёрнутой машине, покопался в её наполненным илом салоне, и извлёк от туда “АК-47”. Отсоединил магазин, окунул автомат в воду, передёрнул под водой затвор и спустил в холостую курок, повторив последние два действия несколько раз. Вставив магазин обратно, дослал патрон, и побежал в сторону раздавшегося минуту назад взрыва. Через несколько минут группа вернулась, таща изуродованное тело боевика, одного из чеченцев, топтавшихся под Крапом. Тело было больше похоже на мясную тушу, на которую, ради шутки, одели старый, рваный камуфляж. -На растяжке подорвался! – устало прокомментировал Терех. – Они нас как салаг жёлторотых мочат! -Вы двое, – обратился Крап к двум вернувшимся бойцам. – Похороните пацанов! Тут, у реки, нормально будет – я бы и сам хотел в таком месте лежать! Только нормально хороните, чтоб могилы по два метра были; егерю – крест сделайте, а нашему Ахмеду поставь... – он замялся, – Короче тоже чего-нибудь поставь, не знаю, как у них там принято! Вон, “Калаши” их к ним в могилы положи! Бойцы, измазанные кровью Ахмеда, молча пошли к машинам, за лопатами. Гриф ходил вокруг опустевшей ямы, внимательно рассматривая её края, тыкая в воду длинный шест: -Вырыто день или два назад! – сообщил он. Глаза Коли Тереха налились кровью: -Маразоты! – крикнул он с такой злостью и ненавистью, что у Чеха по коже прошёл холодок. В руках он держал автомат. -Слышите, вы, я вас живьём за Саньку жарить на углях буду! – и он дал очередь поверху, направив ствол “Калаша” в сторону леса. Автомат послушно затрещал, наполняя некогда тихий лес шумом выстрелов и запахом сгоревшего пороха. -Так, пацаны, барахло из “козла” и “Ленд-Ровера” распределите по другим машинам; – вновь принялся командовать Крап, – Если места не будет – мента с крыши сбросьте, прям в воду можно. Нужно продолжать путь! Гриф! -Чего? – отозвался тот. -Объехать эту сраную яму можно? -Легко, она не широкая. Расчёт был на горку, на открытое место, на головную машину и общий кипишь. Вот только одного не пойму, почему, остановив колонну, они на нас не напали? Нас, можно сказать, можно было взять голыми руками, с помощью двух-трёх пулемётов, расставленных по флангам. -У них пулемётов нет! Есть пистолет-пулемёт, плюющийся парабеллумовской девяткой, судя по всему с глушителем, так как автоматной очереди у “Канны” никто не слышал. Есть пистолеты, “Сайга” есть, пару ружей – да вроде всё. Может, пара гранат ещё имеется. -Долго им против нас, с таким оружием, не выстоять! – сказал Гриф. -Потому и нет их тут! Они решили жути нагнать на нас, своей ямой, и растяжкой; – предположил Крап. -Они скорее всего рядом! – сказал Крапу один из егерей. – Следов от машин свежих нет – копать яму-ловушку они шли сюда пешком. Вон, гора ила в кустах ещё не разошлась! Они где то близко! Да, и ещё, тот, кто яму копал – косяк выкурил с травой, и бутылку водяры высушил, пока работал! -Значит, наши ребятки любят повеселиться? – обрадовался Крап. – Это и к лучшему – так умирать проще! Вернулись Шкас и Хабиб.: -Нашли лагерь, тут не далеко! – сообщил Хабиб, сразу двум начальникам, переводя взгляд с Крапа на Чеха. -Опиши место! – попросил, даже потребовал Крап. -На сопке в центре поля небольшой перелесок, там палатка стоит, дым от костра видно. Вокруг лагеря – всё бутылками усыпано. “Нива” там же, ветками замаскирована. -Сами не спалились? – спросил Чех. -Мы – нет, а вот колонну нашу не слышать они не могли. Да и взрыв этот... – ответил Шкас. – Мы через оптику, с расстояния лагерь рисовали. Они грамотно всё сделали, не к чему придраться, кроме пустых бутылок – это косяк конкретный. -Делаем сейчас так, – начал инструктировать Крап собравшихся вокруг него боевиков, – Расходимся по периметру, все, кроме Паши-Медика, раненых... -...И убитых! – не в тему добавил раненый в головной машине, егерь Пётр Шмыга, и громко разразился неестественным, раскатистым, хохотом. Сам он сидел у перевёрнутой машины, уперевшись спиной в грязную обшивку борта. К его переломанной ноге бинтом была промотана палка. Все молчали, лишь один Шмыга заливисто смеялся, и от этого смеха, точнее, от его эха, даже у бывалых бойцов, поледенело в жилах. Его громкий смех эхом отражался от деревьев, возвращаясь обратно неестественно искажённым. Из-за акустического эффекта, вызванного видимо, особенностью рельефа, отражённый эхом хохот звучал в разных интонациях, притом, одна из отражённых звуковых волн звучала тонким, писклявым смешком. Другие волны тоже звучали в разных тональностях, ничего общего со смехом Шмыги не имеющих. Как будто смеялась толпа, разных людей. Крап тоже испытал охвативший всех ступор, но он старался не подавать виду: -Он у тебя всегда так шутит? – как ни в чём небывало, спросил он Чеха. -Нет, я его первый раз таким вижу! – ответил Чех, удивлённо рассматривая подчинённого. -И последний! – вставил Шмыга своё слово в разговор старших, и вновь рассмеялся. Подошёл Паша-Медик, с аптечкой в руках: -Не обращайте внимания, он... он это... колесо схавал, чтоб расслабиться. Через пару часов его отпустит! -Оттащите его в машину, положите на заднее сидение. Пусть там жизни радуется! – отдал очередное распоряжение Крап. – У нас дело серьёзное, не до “смех*#чков” и “пи*##хахонек”! Из группы людей вышло два человека и, взяв вырывающегося раненного за руки, поволокли его к одной из машин. -Значит тут остаются раненные, – продолжил Крап, – Паша, выброси свои “колёса”, нам такие бойцы не нужны! – обратился он к Медику. Тот послушно кивнул. -Остаются Шкас, Хабиб, и Терех, – Крап коротко взглянул на Чеха, кивнувшего, в знак согласия, на распоряжение его людьми, – Вы втроём, взяв оружие, оптику и рации, идёте искать лагерь для нас. Сейчас нападать на копателей мы не станем – уж слишком они по-глупому подставляются – как бы опять в ловушку не угодить! Разобьем лагерь, понаблюдаем за ними, а ночью, или рано утром, будем их валить! Да, с собой ещё пару моих бойцов возьмите! Если наткнётесь на поисковиков – постарайтесь остаться незамеченными, если встретите кого-нибудь из них – не стреляйте на поражение, только в крайнем случае. -Крайний случай, – принял эстафету инструктора Чех, – Ходит в чёрной охранной форме без нашивок и знаков. Всё это, – Чех обвёл искорёженные машины взглядом, – его рук дело! Если увидите его – валите сразу, без разговоров! Команда из трёх человек направилась в сторону леса, чтоб обойти лагерь копателей и остаться не замеченными. -Остальным, не раненным, и не задействованным в работах с машинами, занять оборону вокруг колонны! – снова командовал Крап. В этот момент подошёл Толя, его водитель: -Шеф, я всё сделал: радиатор снял, крыльчатку, помпу и аккумулятор. Осталось всё это прикрутить к пострадавшему “козлику”. -Положи запчасти в багажник – потом прикрутишь, в лагере. А сам иди, посмотри, как наш мусор – не загнулся ли? Сними его с багажника – нечего зайцем на транспорте ездить! А на его место уложи вещи, с утонувшего “козла”. Толя молча полез на крышу машины, и вот он уже отстёгивал наручники, которыми был прикован курсант. -Этот пикник тебе надолго запомниться! – тихо шептал он на ухо полуживому курсанту. – Вот скоро твой “папочка” придёт, у него на твою ж*#у большие планы! Тогда весело тебе будет! Зря ты его, да при пацанах, по роже локтем двинул! Ты же мусор – тебе не положняк к правильным пацанам прикасаться! Курсант разглядывал чуть полноватое лицо бандита одним глазом – второй был залит запёкшейся кровью. Перспективы перед курсантом Мишиным открывались безрадостные, и самым страшным было то, что Толя не шутил, не брал на понт. Сил пока не было, но курсант решил тянуть время, делая вид, что ему совсем плохо, и потом, когда этого будут меньше всего ждать – даст дёру. Он слышал всё, что произошло тут, на переезде через реку. Видеть он ничего не мог, потому что сил после долгой дороги, совсем не было. Во время переезда по заболоченной колее, перед глазами Мишина прошла вся его, как оказалось, совсем небольшая, жизнь. Он долго думал, подкидываемый вверх-вниз жёсткими трубами конструкции, ради чего, а точнее, ради кого ему вообще жить! Ради жены? Но жена она только сегодня, а завтра – вдова. Завтра она забудет его, Лёху Мишина, быстро найдёт себе другого спутника жизни – пока грудь высока! Сестра – она, конечно, будет его помнить, приносить к могиле цветы, если она будет – могила; но сестра молода, и у неё своя жизнь, в которой нет места бессонным ночам и оплакиванию погибшего брата. Вот мать, она останется Матерью, даже после его смерти. Она будет переживать, плакать каждый вечер, над его фотографией; волосы её в раз покроются сединой, похудеет от недосыпа и истощения, лицо покроется морщинами. Ставя свечу в церкви, она будет молить Бога о том, чтоб привезённый из леса мешок с костями не был её сыном, а чтоб сын жил, – пусть не здесь, не в деревне, пусть где-то в городе. И сидя на покосившейся скамеечке перед домом, будет она смотреть на уходящую вдаль дорогу, ждать, верить, что вернётся к ней сынок, живой и невредимый. Что вот-вот он появиться из-за бугра, идущий бодрой походкой, с рюкзаком за спиной. Подойдёт, обнимет, и скажет: “мам, я вернулся!” Она заплачет, а он будет её успокаивать, рассказывая, как волею судьбы он попал в нелепую, и весёлую историю, и не мог долгое время вернуться домой. А за что ей всё это? Она, потратив свою молодость, растила его, работала в колхозе, не покладая рук, вместо того, чтоб ходить на танцы, как многие её сверстницы. Что заработала она за свою жизнь, кроме букета болезней от тяжёлой работы в поле? Кроме своей небольшой пенсии? Дочь и сына. Дочь – это дочь, отрада для родителей, женится, внуков нарожает. Но надежда для них – это сын. Похоронив отца, который пил по чёрному, после развала колхоза, она сразу постарела лет на десять, и вот новый “подарок” судьбы – смерть сына. Такие мысли в полу потухшем сознании избитого до полусмерти курсанта милиции не давали ему окончательно пасть духом и сдаться. Без боя отдавать свою жизнь, отдавать тело на надругательство бандитам, он не собирался. “Лучше в лесу, с волками от голода сдохнуть, чем с этими зверями, страшнее которых нет созданий в мире! Кто их сделал такими? Скорее всего, они сами, ведь человек сам вершит свою судьбу!” – думал он. Толя, по-хозяйски, замкнул руки курсанта в “браслеты”, за спиной, взвалил его, словно мешок с картошкой, на плечо, и стал спускаться по маленькой, неудобной лесенке. Открыв багажник “УАЗ-а” он небрежно бросил тело на баулы и коробки. -Он маленький, много места не займёт! – сказал Толян Крапу. -Маленький, да гов*#стый! Посмотри на него – весь перемазан! -Да все нормально будет, кровь подсохла уже, на солнышке, пока везли мы его. А стирать – пусть Шкас и стирает – его кулич в песочнице рассыпался! -Лады, “кулич”, ты как сам, не передумал с ним махаться? -Нет, сказал, под шконарь загоню – век воли не видать, быть ему под шконкой! -Не зря я тебя к себе притянул, ох не зря! – восхищался Крап бесстрашием и решимостью подчинённого, предвкушая бой, и небольшую материальную выгоду, – Приедем домой, на новую тачку сядешь, погуляешь с месяцок – лялек помацаешь! – Крапу было важно показать “деревенскому пахану”, чего Московская братва стоит! Чтоб тот запомнил надолго этот урок! Настроение Толи, редко слышавшего от шефа похвалы, всё чаще разносы, – было на высоте. Про себя он решил – зубами рвать будет, но замочит Шкаса! Надо будет – уложит в землю! Крап вспомнил про свой мобильный телефон, который в городе не давал ему покоя. А тут – словно электронный прибор сам решил отдохнуть, не тревожа себя и своего хозяина, разным трёпом. Он вытащил телефон из кармана, посмотрел на дисплей – так и есть, сдох мобильник, нет связи! А Чех звонил, и со своим Михалычем спокойно базлал! Что ж за аппарат у него такой? И выглядит так, что ему, Крапу, человеку далеко не бедному, – свой стыдно вытаскивать! -Чех, а что за трубка у тебя такая козырная, что в глуши сигнал держит? Чех, опустив голову, слегка усмехнулся, по еле сдерживаемой улыбке было видно – утёр нос московскому “коллеге”. -Умелец один мне подогнал, так, не за деньги, а от души. Любит парень электронику – ну просто жить без проводов этих и схем не может! -Ну ты конечно, парня без работы не оставил? – спросил Крап? -У человека руки золотые, пропадёт он без поддержки, со своими талантами! Я просто не мог его не взять! -Ну да, ну да... а то вдруг конкурент по бизнесу его возьмёт к себе! А ему, конкуренту, вдруг бомба дистанционная понадобится, тут паренёк харч и отработает! -Ты к чему про трубу спросил, позвонить нужно? – перевёл разговор в другое русло Чех. -Надо, по нашей теме вопрос один пробить. Хочу про этого Аскета узнать! Чех протянул ему золочёный телефон. Крап, быстро настучав номер, прислонил аппарат к уху: -Это Крап! Ты тоже не болей, – говорил он с невидимым собеседником, – Мне про одного перца, узнать нужно: кто такой, чем по жизни дышит, с кем дружит. Что есть? Есть его кликуха – Аскет! Его многие знать должны! Да, он с “чёрными копателями” как-то связан. На этот номер звони – проси, чтоб мне трубу передали. Звони в любое время, и шевелите там своими поршнями: чем скорее будет информация – тем лучше! Какую икру? – Крап недоумённо посмотрел на Чеха, будто это он только что “сморозил” глупость. – Я, по-твоему, моряком на сейнере* в море хожу? – невидимый собеседник что-то быстро залепетал в ответ. – Ладно, есть выходы, будет тебе и икра, и раки, и машины, ты давай там, ищи информацию по этому перцу быстрее! (*Небольшое рыболовецкое судно) Крап нажал клавишу сброса, и протянул телефон Чеху: -У дочери, говорит, свадьба, – икру им чёрную подавай, лимузины, раков! Олигархи хреновы! Совсем менты охренели, внатуре, вернусь – я таких раков ему накручу, что он у меня сам икру метать начнёт! Чех молча убрал телефон в карман. Вернулась группа из трёх человек. Вернулись они бодрые, с улыбками, шли прямо по дороге – никого не боясь и не остерегаясь. Чех с Крапом подошли к группе: -Что видно? – спросил Крап. -Есть лагерь! Отличное место, километр от нас, вдоль реки надо ехать. -Поисковиков не видно? – спросил Чех. -Там они – двое у костра сидят! Нас они не видели, и наш лагерь будет им не виден – мы будем в яме, прикрытой деревьями, в удалённости от них около двух километров. -Отличная работа! – похвалил он. – Каждому – по пять кусков зелени, как приедем! – эти слова он сказал нарочито громко, чтоб услышали другие участники “охоты”, дабы подстегнуть братву не жалеть себя за щедрое вознаграждение; чтоб всем показать кто тут настоящий босс, ну и чтоб все старались ему, Крапу, сообщать только хорошие новости. Чех отвернулся. Он тоже мог награждать людей большими деньгами – у него их было вволю, он даже как-то по-пьяни растапливал стодолларовыми купюрами свой камин. Но боялся он, что его люди привыкнут к хорошей жизни, окрепнут, встанут на ноги, обретут независимость от него и самостоятельность. А самостоятельность – это конкуренция. Как следствие – раскол и раздел сфер влияния. А Крап сейчас откровенно развращает его людей своими долларами. Такими темпами члены его группы могут переметнуться на его, Московскую, сторону! -Ну что, господа! – сказал Крап. – Выпьем с вами за нашу первую удачу! Через час кортеж тронулся с места. Вереница перемазанных грязью машин и людей продолжила путь, оставив у обочины перевернутый на крышу “УАЗ”, с полу разобранным двигателем, и два холмика, один из которых был со свежим берёзовым крестом. “УАЗ”, с проломанным кенгурятником, и мятый “Ленд-Ровер” решили тянуть за собой тросами. Новое место было шикарным для глухого, безлюдного, леса. Речка прям под носом, да к тому же небольшая плотина, построенная бобрами – как залив, в котором можно спокойно смыть с себя дорожную пыль. С трёх сторон – деревья, которые действовали отличным маскировочным щитом. Костром занялись егеря – и он у них почему-то совсем не дымил. Крап дал всем отбой, выставив караул из двух человек, и двух отправив наблюдать за лагерем поисковиков. Машины расставили вокруг костра, на небольшом отдалении – достаточном для того, чтоб, и без того поредевшая колонна, не увеличила потери, из-за случайно воспламенившихся машин. Чех подозвал Шкаса, и о чём-то долго с ним разговаривал. Затем, встав в центре круга, огороженного машинами, он произнёс: -У нас тут спор с моим другом, кто сильнее – Шкас, или Толя-Кардан? Мы забились на сотню зелени, пацаны, предлагаю решить этот спор сейчас! Толик вышел в круг, в полной готовности к схватке. Шкас тоже не спеша подошёл к Чеху. -Финки, и другое железо сбросить! По-серьёзному друг друга не коцать! Ведь мы друзья, а ваш предстоящий махыч можно считать типа спортивным соревнованием! Вы готовы? – спросил Чех, пристально глядя на Толика. Тот кивнул, затем Чех перевёл взгляд на Шкаса. Тот тоже был готов, хотя никак не отреагировал на вопрошающий взгляд Чеха. -Ну вот и отлично! А мы с пацанами посмотрим, поучимся! – усмехнулся Чех, и покинул импровизированную арену. Шкас и Толян ходили кругами, повернувшись друг к другу вполоборота. Каждый из них прощупывал взглядом своего противника, прицеливался к нему. Прошла минута, перед тем, как Шкас резко бросился на Толю. Тот отбил выстреливший в него кулак, и корпусом тела ушёл от удара. Они вновь принялись ходить кругами – это стало похоже на какой-то древний, языческий танец. Затем Толя резко выбросил вперёд ногу, которая должна была попасть в голень Шкаса – но тот предугадал этот удар и, будучи готовым к нему, сумел вовремя отскочить в сторону. Он тут же контратаковал Кардана, сильным боковым ударом в корпус, от чего тот чуть подпрыгнув, тихо охнул – но тут же схватил противника за руку, вывернув её, он подставил корпус своего тела под плечо Шкаса, и с силой швырнул его, перекинув через себя. Казалось, что земля содрогнулась от падения тяжёлого тела. Шкас ловко вскочил, и неожиданно бросился на Толю, вдавив его своим плечом в бампер “УАЗ-а”. Толя ударил его двумя руками одновременно, удар пришёлся в область шеи, но ожидаемого эффекта удар не принёс. Шкас резко отвёл в сторону правую руку, и с силой припечатал Толю к капоту машины. Удар был очень сильным, послышалось, как хрустнули хрящи, и беспомощно промялось железо капота. Из губы и носа хлынула кровь, но Кардан не обратил на это внимания, – он обхватил противника руками, ударил его лбом о переносицу, отчего тот ослабил хватку, затем, будто циркач, он перекувырнулся через него, потянув тяжелое тело противника за собой. Шкас рухнул на землю, а Толя, несколько раз перекувырнувшись через спину, быстро встал на ноги, и вновь развернулся лицом к противнику, ожидая, пока тот не поднимется с земли. Шкас поднялся быстро, и они вновь закружились в боевом танце. -Это они только разминались! – сказал Чех Крапу. – Сейчас жара будет! Лица обоих бойцов были перепачканы свежей кровью. Толпа ожила, и каждый подбадривал громкими криками боевика своей бригады. Шкас вновь попытался достать до лица Толи своим кулачищем, но тот перехватил его руку, и заломил её. Шкас осел на землю, сжав зубы от сильной боли, он не издал ни звука. Превозмогая боль, он с силой ударил головой в лицо Толи, тот на долю секунды растерялся – этого мига хватило покрасневшему Шкасу для того, чтоб высвободится из захвата, и нанести противнику сильный удар под дых. Крап безучастно смотрел на бой, казалось, что ему нет дела до происходящего. Зрители плотным кольцом сомкнулись вокруг бойцов, обступив их со всех сторон. Кольцо сужалось. -Мочи, падаль Московскую! – вдруг просипел чёй-то голос в толпе. -Кардан, рви эту шваль! – вторил ему другой голос. Крап видел, как многие из увлечённых боем бойцов, положили руки на рукояти своего оружия. -Хорош! – вдруг резко и неожиданно выкрикнул Крап. Бойцы, сверля друг друга ненавидящими взглядами, замерли как по команде, и переключили своё внимание на остановившего бой человека. Толпа резко утихла, послышались неодобрительные возгласы, все взоры были устремлены к Крапу. -В чём проблема? – излишне спокойно спросил его Чех, который был не рад остановке разгоревшегося боя. -Не в чём! Если не считать того, что они сейчас друг другу кости переломают! У нас нет времени, чтобы возится с двумя калеками! -А как же уговор?! -Уговор! – повторил в усмешке Крап. – Пацаны повеселили братву, предлагаю засчитать ничью! Толпа недовольно гудела. Зрители хотели продолжения боя – они хотели крови! Каждый из них болел за свою бригаду. -Отойдём? – спросил он Чеха. -Все стоят на местах, мы подойдём через минуту! – громко проговорил Чех, обращаясь к толпе. Они отошли за машины. -Ты что, – заговорчески шептал Крап, – Не видишь, что происходит? -А что происходит? – удивился Чех. -Мы с тобой сотворили косяк! Если твой Шкас замочит Толяна, – то мои бойцы перестреляют твоих, и наоборот – ведь все при стволах! Ты посмотри на их лица! Они готовы грызть друг друга! У нас другой враг, и нам нужно в пучке быть! Наши бойцы должны так ненавидеть их – поисковиков! Нужно прекращать этот бой, пока не полилась кровь! Чех задумался, отошел от машины, оглядел толпу боевиков, окружившую бойцов вплотную. -Ты прав! – наконец, вымолвил он. – Теперь нужно как-то разрулить эту тему! -Объявим ничью! Каждому из бойцов заплатим башли, по половине от того, что обещали. Ты – своему, я – своему! А бой можно будет продолжить, но не здесь, и не сейчас! -Можно будет продолжить махыч после дела, когда мы все соберёмся в твоей, или моей бане. -Согласен! – Крап протянул руку Чеху, они сжали руки. -Бой окончен! – громко объявил Чех. – Победила дружба – оба бойца хороши! Мы с Крапом решили, наградить обоих! Каждому мы выплатим по двадцать пять штук зелени! Окончательный бой переносится на потом, когда дело доделаем, и кости в бане попарим, тогда и помахаетесь! – обратился он уже к самим бойцам. Шкас подошёл к Толику, и они пожали друг другу руки. Толпа одобрительно загудела. -А теперь обед! – громко прокричал Крап, отводя перемазанного кровью Толяна в сторону. -Ты бы его ушатал! – подбодрил Крап своего водителя. – Не зря именно ты штурвал на моей тачке крутишь! -Спасибо, шеф! – перемазанный кровью Толя, был счастлив. Он только что наглядно показал боссу, чего стоит – теперь каждый боец будет его уважать! Да ещё и денег подзаработал – двадцать пять штук грина! Боевики подтащили, и поставили рядом друг с другом несколько деревянных ящиков, выкрашенных свежей зелёной краской. На эти ящики настелили белоснежную скатерть, которая тут же, – словно сказочная скатерть-самобранка, – обросла всевозможными продуктами и напитками. Из продуктов, кроме различных консервов, было жаренное мясо, заранее приготовленный плов, расфасованный по пластиковым, пищевым, контейнерам. Копчёная, нарезанная ровными дольками, золотистая рыба, сёмга, сельдь, бутерброды с маслом и красной икрой, – каждый из которых заботливо обёрнут белой, пищевой бумагой. Один из москвичей притащил коробку, в которой находились, обёрнутые целлофаном, пластиковые тарелки с какой-то едой. Багажник одной, ближней к столу машины, был полностью забит коробками с армейскими сухпаями. Из напитков в основном была водка. Несколько коробок с соком, десяток бутылок виски, текилы, рома – небольшая канистра с медицинским спиртом. Толпа разделилась на две группы – Чехи и Московские. До вечера каждый мог заниматься своими личными “делами” – кто в карты сел играть, кто-то чистил оружие, кто загорал...только Шкас, постоянно находился рядом с курсантом. Он, казалось, и забыл про недавний бой, мысли его занимал полуживой курсант. Шкас приковал его руку к гнутому “кенгурятнику” пострадавшей в аварии машины, и сам расположился рядом. Он постоянно тихо ему что-то говорил, отчего и без того бледное, – в кровавых подтёках и синяках лицо, – становилось ещё белее. В руке у закоренелого преступника время от времени поблёскивал нож, с широким лезвием, который тот подносил к лицу курсанта, “ласково” гладил наточенным до состояния новой бритвы лезвием шею курсанта, иногда чуть прикасаясь к тонкой коже. От таких прикосновений на лезвие тот час появлялась алая кровь. Совсем тихо играл шансон в магнитоле одной из машин. Если не видеть Шкаса, и курсанта – то со стороны могло бы показаться, что местная братва решила покутить на природе, разве только без баб, с оружием, и без криков и воплей – все вели себя тихо... Егерь сидел в “УАЗ-е”, склонившись над картой – на которой уже были выведены разными цветами какие-то стрелки, кружочки, сокращения. Периодически он сверялся с компасом, который лежал на сидении. Он что-то уловил... какие-то незаметно наступившие метаморфозы, словно бы изогнувшие привычный мир. Терех почувствовал, что вокруг него что-то меняется. Только что? Такое чувство бывает, когда сидя на залитом солнцем пляже, ты видишь, как синее небо пожирают медленно наползающие чёрные тучи... грядёт шторм. Он отложил карту, убрав её в кожаный планшет, и долго вслушивался в еле доносящиеся тихие голоса людей, собравшихся в этом лагере. Немотивированная тревога охватила его – Егерь привык, что у любого явления есть объяснение – причина, следствие, и связь между ними. Но сейчас он не мог объяснить внезапно нахлынувшую на него тревогу. Он вышел из машины, обошёл лагерь – и тут он понял, что вызвало тревогу в его душе. Запах. Пахло так, словно после удара молнии в дождь или туман. Пахло так, как может пахнуть сильно искрящая статическим электричеством синтетическая майка или кофта. “Откуда взялся этот неприятный запах? Где его источник?” – Егерь оглядел окружающих его людей, занимавшихся своими делами, и ничего будто не чувствующих. Терех прислушался, абстрагировавшись от тихих голосов подельников: “Кажется? Нет, точно – тихое, еле уловимое пощёлкивание. Откуда исходит звук? Источник звука – это дерево, под которым двое разложили пулемёт, дуло которого, словно стрелка компаса, направлено в сторону лагеря поисковиков. Нет, звук исходит так же и с противоположной стороны – от реки. Нет, звук исходит отовсюду!” – он постоял ещё какое-то время, затем, сплюнув, вернулся к машине, так и не отыскав объяснения невиданным и незнакомым до этого времени природным явлениям. Крап и Чех уже распили на двоих бутылку виски, когда вдруг в лагере началась суматоха. -Что такое? – властно спросил Крап. -Хр*#ь какая-то! – сказал подбежавший с автоматом в руках Толик. – Шмыга пропал! -Как пропал? – возмутился Чех. – Он что, дух? -Паша сунулся в машину, где лежал Шмыга, водяры хотел ему плеснуть – а его там нет! – запинаясь, говорил Толик. Тут подошёл и сам Паша-Медик: -На лыжи встал, гад! – пьяно произнёс он, заплетающимся языком. -Какие к еб* #ям лыжи, у него нога сломана! – ещё больше разозлился Чех. -Сломана, – спокойно согласился Паша, – Но его нет! Улететь он не мог, убежать – тоже, значит, его украли! – пришёл к логическому выводу Медик. -Ты, себя послушай! У реки наши всё перекрыли, к колонне и мышь бы не проползла, дальше мы колонной шли – водителя иди, спроси, был ли он? -Был, уже спрашивал. Водила говорит, что когда харч достали, Шмыга тогда один остался, вот тут его и сп*#дели! – не сдавался Паша. -Это тебе что, котлы, или “лопата”, чтоб можно было так просто взять – и сп*#дить? – вмешался Крап. -Я не знаю, но его нет, а перелом у него был серьёзный – сам бы он не ушёл! -Что ты ему за колёса подогнал? – продолжил допрос Медика Чех. -От всей х*#ни, но в основном – от боли! – пьяно растягивая слова, ответил тот. -То есть, он боли не чуял? -Нет, почти. -Вот и получается, что из-за твоих колёс, ему что-то приглючило, и он свинтил! Крап подозвал двух своих людей, и отправил их на поиски “беглеца”. Самого Пашу-Медика решено было закрыть в машине – чтоб проспался. Через полчаса люди вернулись, ни с чем. Сказав, что ни следов, ничего нет, будто никогда и не было его здесь. -А ногу кому сломало? – возмутился Крап. Бойцы лишь развели руками, не рискнув вступать в спор с раздражённым шефом. -Так, все сюда слушайте! – объявил Крап. – Паша заправил нашего Шмыгу “ЛСД”, пока мы хавали; тот, не чувствуя боли, вероятно под глюками, срулил куда-то. Когда его перестанет колбасить – сам придёт, приползёт, деваться ему некуда! Если узнаю, что Паша ещё колёсами кого-то подкармливает, я ему, этому Паше, клизму с героином, вот не пожалею – в ж*#у всажу! Всем понятно? Собравшиеся молча закивали, и разошлись по своим местам. Крап с Чехом забрались на кожаное сидение “Ниссана”, и принялись обсуждать дальнейшие планы. Подошёл Терех, по-хозяйски открыв водительскую дверь, сел на водительское сидение. -Что у тебя? – спросил Чех, с заметными нотками раздражения в голосе. Этот лесной поход начал выматывать и его. -Чех, тут дело такое, сам посмотри: он протянул Чеху компас. Посмотрев на него, Чех, не особо разбирающийся в подобных вещах, понял, что так настораживало его Егеря. Стрелка компаса крутилась в разные стороны – то по часовой стрелке, то против неё. Было похоже, что прибор, – словно Паша-Медик, – был пьян, и его стрелка в пьяном угаре крутилась то в одну, то в другую сторону. -Ну и что? – спросил Чех, после минутного разглядывания психованного компаса. -Вот и я думаю – что? – задумчиво дублировал вопрос Егерь. -Может, – предположил Карп, – Он размагнитился? Может такое быть? -Нет. Все компасы, которые есть в группе, работают так же, – ответил Егерь, – Навигация тоже гонит – спутник не может указать нашего точного места, показывает приблизительно, в радиусе десяти километров. -Аномальная зона? – предположил Чех. -Нет. Когда мы сюда приехали, разбили лагерь – всё было нормально. Компасы сошли с ума только сейчас! -Ты об этом никому не говори, чтобы пацанов лишний раз не тревожить! – говорил Чех, – Однако, иди, проверь посты, и усиль их: пусть четверо дежурят, вместо двух. Чтоб два пулемёта, два автомата с подствольниками у них было. Сигнальные и осветительные ракетницы всем раздай. Ты их будешь проверять, каждые полчаса – чтобы не кимарили! Я знаю, что тебе тяжело, – но ты самый грамотный, положится мне больше не на кого! Ты военный – разведчик, опыт у тебя большой, нам ночь эту выстоять – а завтра, перестреляв ушлёпков, мы навсегда свалим отсюда. Пять штук зелени – твои! – воспользовался Чех приёмом Крапа, и этот приём очень даже подействовал, уставшее лицо Тереха словно стало моложе – морщины разгладились, глаза загорелись. “Видимо есть у него что-то, какая-то зацепка, на которую не хватает денег! – думал Чех. – Баловать деньгами именно этого человека не стоило бы вовсе, поскольку я много потеряю, если Коля Терех уйдёт от меня, да ещё и братву с собою потянет. Говорил же мне Гриф, что точит Терех под меня пику – верняк говорил. Но главное сейчас – выбраться из этого проклятого леса, а с Терехом все вопросы уже там порешаем – в городе, где всё привычно и знакомо! Опасен он, этот Терех! Люди прислушиваются к нему, как бы ни надумал в свободное плаванье, на моей яхте, уплыть! От таких людей, при всей их пользе делу, нужно избавляться, рано или поздно! Но ничего, вот вернёмся, я ему разговор за жизнь учиню, спрошу с него “за пахана!” Коля бодро выпрыгнул из “Ниссана”, Крап, открыв дверь, крикнул ему вдогонку: -Колян! Иди к “Транспортёру”, пошуруй там, в кузове, найди себе автомат поприличнее! -Странно, – сказал Чех, глядя на мрачный, спокойный с виду лес, через тонированное окно “Ниссана”, – Не видел, чтоб ветки у деревьев так росли. -Как? – спросил Крап. -Ветвями вниз. Ветви должны к верху тянутся, к солнцу, а тут они словно к земле тянутся! -У нас, в Москве, много таких деревьев, нет-нет, да попадётся на глаза! Это всё после Чернобыля. Эту радиацию с пылью разнесло по всей России-матушке. Все эти аномалии, больше всего отразились на природе. -Людям тоже не слабо перепало! Говорят, у вас там, в Москве, в Митино кладбище есть, для “солнечных”. Ну, для тех, кто от лучевой болезни скопытился. Говорят, что могилы их, вместо того, чтоб землёй засыпать, бетоном заливали. Что потрескался уже тот бетон, и фонит там, не слабо! Говорят, что по ночам из них свет исходит! -Насчёт света – брехалово! А в столице почти везде фонит – особенно у дорог; не сильно, но на пределе допустимого. И ничего, люди живут, годами. А в Чернобыле этом, в Припяти, тоже ведь живут! -Живут! – согласился Чех, наполняя стаканы, – А неплох твой Толик! Я от него такого не ожидал! -Да твой Шкас вообще – терминатор! Они молча выпили, каждый думал о своём. За окном было уже темно, лишь свет от полыхающего костра освещал небольшую площадку в центре лагеря. -Там пацаны палатки разбили, – нарушил молчание Крап, – Надо бы нам кимарнуть, чтоб завтра с лёгкой головой на дело идти. А вертолёт твой может ночью лететь? – вдруг спросил Крап. -Может, если очень захотеть. По приборам. Прожекторы у него есть, местность лётчик знает, так что при желании... Что задумал? -Думаю, разнести с вертушки этот ср*#ый лагерь, и не парить себе мозги! Что-то не так, не по плану, нутром чую, подстава здесь! А на подставы у меня нюх хороший! Они бы ракетами подчистили это “осиное гнездо”, сели бы – мы бы площадку подготовили, факелы понатыкали бы в землю, – сел бы твой “Миша” как днём, на аэродроме! Мы с тобой, ну и с раненными, на борт бы спрыгнули. А пацаны наши, с утра, подчистили бы место, чтоб этих копателей верняк уделать, чтобы и мослов не осталось. Устал я, Чех, в индейцев играть – старый, наверное, стал! Как считаешь? -Пока они там пробздяться – это час, – рассуждал вслух Чех, – Час ему до нас добираться, а вот ракетами ночью им трудно будет работать! Может и нам перепасть! По квадратам он ночью работать не сможет, только по сигнальным ракетам. -Сигнальных ракет у нас много! – заметил слегка опьяневший Крап. -Надо будет, чтоб кто-то пускал сигналки из лагеря. Чех внимательно посмотрел на Москвича. -Можно устроить; – подумав с минуту, сказал Крап, – Мент живой ещё? Живой. Вот пусть и стреляет – ему всё лучше от ракет кончится, чем быть опущенным! Скажем, что вертолёт милицейский, его ищет, что отпускаем мы его! -Его пристрелят сразу после того, как он первую ракету пустит. -А ему больше и не надо! Одной вполне хватит! -Может не хватить, – не согласился Чех, – Надо чтоб всё верняком было! -Если с пулемётов трассами по лагерю зарядить? – предложил другой вариант Крап. -Калибр мелковат, “ПК” – не зенитка. С воздуха может и не увидеть. -Хрен с ним, мы этот лагерь бензином обольём, и подпалим! Бензин у нас есть, сольём, если не хватит. -Вариант. Главное – чтоб они вертушку в воздух подняли! Чех вновь вытащил свой телефон, и не успел он нажать на клавишу разблокировки, как тот завибрировал, и замигал разными цветами. Он нажал кнопку приёма вызова, и поднёс телефон к уху, затем, протянул его Крапу: -Тебя! “Икраед”! -Да! – деловито бросил в трубку тот, поднеся телефон к уху. – Понял, понял, – повторял он, – Да, запомнил. Это точно? Ещё что-нибудь говорил? С меня ведро икры! – сказал он, и вернул золотистый телефон Чеху. -Есть подвижки? – поинтерес