Город-крепость (ЛП)

— Первый выстрел. Куда Дея ранили?

— Я... я не знаю, — выдавливает она из себя. — Куда-то в грудь. Все случилось так быстро...

Смотрю на сморщенный мешок. Но я не думаю о том, что внутри. Думаю о том, что буду делать дальше. Несколько недель назад я бы убежала... забрала бы сестру из Города-Крепости и бежала, не оглядываясь... Следовала бы правилу номер один. Бежать, бежать, бежать. Я так усердно сражалась, рисковала очень многим, чтобы вернуть Мей Юи. И вот она здесь. Моя работа, причина, по которой я пришла в это место, завершена.

Но я помню об обещании, которое дала Дею, несмотря на то, что он меня об этом не просил. Я обещала помочь найти книгу. Это его свобода. Если он еще жив, обещание должно быть исполнено.

Дей спас мне жизнь. И моей сестре. Пришло время спасти его.

— Возможно, Дей все еще жив. Скорее всего так, иначе они притащили бы сюда два мешка, — перевожу взгляд на Мей Юи. Она стоит неподвижно, проглоченная курткой Хиро. Щеки мокрые. — А если так, мы должны его вытащить.

Я жду, что она начнет спорить, но вместо этого Мей Юи отрывает глаза от мешка и смотрит на меня. В её голосе слышится сила и уверенность. В её словах — огонь... в ней, у которой раньше и в помине никогда подобного не звучало.

— Я знаю. Как?

Как? Вот в чем вопрос. Мой мозг лихорадочно работает. Крутится быстрее ткацкого станка. Сплетает отдельные потоки воедино. Ткет из них страшный и хрупкий гобелен.

Учетная книга.

Один день до Нового года.

Алое платье Мей Юи.

Полночь.

Восемь парней с ножами.

Револьвер Дея.

Так много составляющих. Частей, которые могут все испортить. Все может рухнуть в любой момент. Стараюсь не думать об этом.

Вместо того я смотрю прямо в глаза Мей Юи и говорю:

— У меня есть план.

1 день

Дей

В комнате темно. Такая абсолютная темнота, когда вы вытягиваете руку вперед, но все равно ни хрена не видите. Полная потеря ощущения времени. День или ночь. Сколько времени осталось до того, как Цанг со своими людьми вломятся сюда и потащат мою задницу в тюрьму.

Девушки должны уже быть далеко отсюда. Интересно, воспользовалась ли Джин Линь моим револьвером. Я очень-очень надеюсь, что она пристрелила Осаму... этого сукина сына.

Только такие мысли помогают держать боль в узде, сохранять ясность рассудка. Я всегда раньше долгие ночи напролет гадал, каково это — получить в грудь пулю. Старался представить боль Хиро: она вся внутри него, ничего не выпускает и не впускает. Пламя и лед, все немеет, давит, зовет близкий конец, разделяет дыхание.

Душа и тело отделены друг от друга. Навсегда.

Мне больше не нужно это представлять. Ощущение оказывается гораздо хуже, чем я думал. Сначала я ничего не почувствовал. Просто тяжелый удар в правое плечо, мои колени подогнулись от шока. Боль, впивающиеся иглы и ожог. Мой мозг атакует такое количество болевых симптомов, что я даже не обращаю внимания на склоненного надо мной Лонгвея. Он машет смертью мне в лицо.

Но он не стал стрелять. И в то же время не позволил мне истечь кровью (кто бы мог подумать, что из Фанга может получиться такая отличная медсестра, владеющая перевязками?). И дело не в жалости, он скорее желает получить ответы, прежде чем сунуть меня в мусорный мешок.

Мне повезло, что Лонгвей сначала не слишком усердствовал... ему могло потребоваться лишь пару раз ударить по моему плечу. Но он оставил меня здесь, привязанным к стулу, чтобы я взвесил все варианты.

Варианты. Во множественном числе. Как будто у меня их больше одного.

Пока я молчу, я жив. А я и не заговорю, когда остался всего один день. Я хочу увидеть, как этот ублюдок погорит так же, как Осаму. Надеюсь, Цанг со своей командой окажутся здесь раньше, чем Лонгвей примется за меня всерьез. Захочет выколоть мне глаз или отрезать ухо, чтобы я начал говорить.

Эта мысль заставляет меня снова проверить путы, но веревка удерживает крепко, словно жирный питон обвивается вокруг моих запястий.

Но когда ты слишком возбужден, например, как Лонгвей, ты многое упускаешь. Осколок стекла в моей ладони. Тот, за который я цепляюсь, словно за жизнь. Удар за ударом. Я так его и не показал, сжимая в руке, даже когда Лонгвей ударил в первый раз, вслушиваясь в мой крик.

Ладонь медленно раскрывается, и стекло скользит по пальцам. Начинает двигаться вперед-назад, вперед-назад. Лонгвей на некоторое время вышел, чтобы перекурить или подремать. С каждой прошедшей темной минутой я жду шорох его шагов. Я прислушиваюсь, что они раздадутся за дверью и он увидит, что я разрезаю веревки.

Когда плечо горит огнем, почти не чувствуешь, что руки свободны. Они свисают у меня по бокам. Я падаю на пол, нахожу осколок и опять сжимаю его потной ладонью.

Когда Лонгвей вернется, я должен быть готов.

Я все еще стою на коленях, когда до меня доносится звук шагов, все ближе и ближе. Опираюсь на здоровую руку и подкатываюсь к стене у двери. Моя рука крепче чем прежде сжимает осколок стекла, я готов нанести удар.

Щелкает замок, и дверь распахивается.

Джин Линь

Вонь канализации впивается мне в ноздри. Теплые и влажные джунгли. Стою напротив Ка Миня и Хо Вея. Пристально слежу за их руками. За ножами. Между костяшек пальцев Хо Вея что-то блестит, но, когда я приглядываюсь, понимаю, что это золотые запонки.

— Так мы договорились? — спрашиваю я сквозь шлейф канализационного дыма.

— Рискованно. — Ка Минь стреляет взглядом в напарника.

Рискованно. Одно-единственное слово, описывающее жалкое подобие плана. Пытаюсь проглотить напряженность, ставшую в горле комом, и говорю ему:

— Кто не рискует, тот не пьет шампанского.

— Ага, но риск и Братство — это разные вещи, — уточняет Хо Вей. — Сколько, ты сказал, мы получим?

— Десять тысяч, — называю наибольшее число, что приходит на ум. Надеюсь, отец Дея заплатит. — Если все сработает как надо.

Мальчишки опять переглядываются. Разговаривают без слов.

— Десять тысяч, — соглашается Ка Минь. — Никаких убийств.

Мельком смотрю на нож Хо Вея, висящий на поясе. Кончик покрыт чем-то розовым. Перевожу взгляд на запонки в его руках. Приподнимаю бровь.

— Не тогда, когда связываешься с Братством, — продолжает он. — Ты же понимаешь.

Я понимаю. Но спорю с ними все равно. С покалеченным боком и лишь шестью пулями. С непроверенной скоростью ног моей сестры.

— По рукам, — говорю им я.

* * *

По пути к квартире Дея я прохожу мимо магазинчика лапши. Смотрю на часы, висящие на стене. Мультяшная лягушка отмечает минуты — её язык пытается поймать муху, летающую по цифрам. Круг, потом новый круг, а потом еще один круг. Старик, готовящий лапшу, говорит, что, когда язык поймает муху на самом верху, наступит новый год. И наше время выйдет.

Стараюсь не думать об этом, протискиваясь через дверь в квартиру Дея. Пластиковый пакет заполнен вещами из магазина мистера Лама. Я купила вещей на все оставшиеся деньги. Мне удалось легко поднять его по лестнице, но я все еще чувствую липку кровь на старой рубашке Хиро.

Еще чуть-чуть. Еще немного пробежаться.

В боку болит так, как будто его нафаршировали перцем. Красным и острым. Стараюсь не обращать на боль внимания, когда захожу в комнату. Бросаю пакет с вещами на пол. Кма обнюхивает полиэтилен. Понимает, что ничего съедобного нет и отворачивается.

Мей Юи отходит от окна.

— Все достала?

— Ага, — вздрагиваю я. Опускаюсь на пол. Никогда от жесткого, холодного кафеля мне не было так хорошо. — И с беспризорниками тоже поговорила.

— Они помогут нам?

Сестра развязывает пакет. Достает контейнеры и расчески, которые положил туда мистер Лам.

— Я застала их в хорошем настроении... — Думаю о запонках. Как они блестят в пальцах Хо Вея, похожие на глаза Кма. Но, похоже, об этом не стоит рассказывать Мей Юи. Пока. — К тому же я предложила им много денег. Так что да. Они в деле.