Город-крепость (ЛП)

Некоторое время таращусь в прорезь. В темный холод. Мое тело ноет со сна. Под одеялом тепло, но булочек мне все же хочется больше.

Иду за Деем до конца моего переулка, через закоулки и повороты из убогих лачуг. Мы поднимаемся все выше и выше — по ступенькам, через коридоры облупившейся краски и паучьей плесени, по лестницам через мосты из бамбука и проволоки. Я держусь от него на расстоянии, в любой момент готовая выхватить нож. Он ведет меня сквозь узкий проход к подножию ржавой лестницы. Когда я поднимаю взгляд вверх, у меня перехватывает дыхание. Там, на самой вершине, — ничего. Далекое, черное небо. Если присмотреться, то можно увидеть звезды. Они слабые, в каких-то сколах. Сломанные. У каждого созвездия, как настоящего, так и придуманного мной, есть недостающая часть. В подавляющем большинстве, разорванные присутствующим городом.

Следую за Деем вверх по лестнице. К тому моменту, когда я добираюсь до крыши, уличный мальчишка уже далеко, машет мне через бельевые веревки. Лес из антенн. Когда он добирается до края, то усаживается на парапет, свесив ноги. Рядом с ним стоит бумажный пакет. Один толчок или порыв ветра, и он может отправиться навстречу смерти. Он либо невероятно храбр, либо безрассуден.

Не уверена, что именно.

— Садись, — бросает он через плечо.

Иду к нему. Сверкают огни Дальнего города — словно звезды упали на землю и вклинились в городские улицы и тротуары. Те звезды, за которыми мы с Мей Юи наблюдали. Некоторые небоскребы все еще освещены. Больше звезд, пытающихся вернуться домой. Вернуться в свои созвездия.

— Много воды утекло с тех пор, как я их видела в последний раз, — говорю я и сажусь рядом с ним. Дей тоже смотрит на звезды.

Воздух съеживается, когда Дей открывает пакет. Толчок в мой локоть заставляет меня подпрыгнуть. Это всего лишь Кма, трется носом о мой рукав. Понятия не имею, как он сюда пробрался, но это не впервые, когда он оказывается в самых немыслимых местах.

— Иногда я прихожу сюда, когда дела там, внизу, слишком запутываются. — Дей достает булочку и пододвигает пакет ближе ко мне. Я не колеблюсь. — Мне нравится порой вспоминать, что небо существует.

— Это мои любимые. — Показываю на скопление звезд, усевшееся на макушке одного из самых высоких зданий Сенг Нгои. — Они всегда напоминают мне о рисовых покосах.

Дей причудливо склоняет голову, прищурившись и разглядывая скопление звезд под совершенно новым углом.

— Уникальная точка взгляда на Кассиопею.

— Что это, Касипея? — С языка срывается какое-то уродливое слово. Уверена, что произнесла его неправильно.

— Кассиопея? Давным-давно она была королевой, в другой части мира. Говорят, она была красива и очень горделива. Слишком горделива. Она наговорила гадостей богам, за что была заключена на небе навечно.

Я снова поднимаю взгляд на звездное скопление, надеясь разглядеть в нем красивую королеву. Но на меня в ответ смотрит лишь изогнутый клинок. Мерцающие и тяжелые под солнцем. Может, он шутит надо мной.

Может. Но что-то в его словах заставляет меня ему верить. Заставляет меня запомнить. Кассиопея. Запихиваю это имя подальше. История, которая сопровождает звезды.

— Откуда ты это знаешь?

— Это... не имеет значения. — Парень тянется к булочке, но обнаруживает Кма, прижимающегося к его боку. Тот урчит, трется и всем своим видом просит кусочек. — Привет, кот.

— Его зовут Кма. — Разламываю свою булочку. Золотистый сок просачивается сквозь трещину в тесте. По руке бежит горячая струйка. Мясо все еще пышет жаром, обжигает язык. Откусываю кусочек теста.

— Кма. Откуда взялось это имя?

— Ты не единственный, у кого аллергия. Он много чихает. — Я бросаю немного хлеба в направлении Кма. Он по коленям Дея проделывает путь до прилетевшего куска. Причем шагает так, как могут это делать только кошки: полный невозмутимости и спокойствия. — Ну, ты понимаешь. Кма-кма!

Взгляд у парня становится почти такой же испепеляющий, как и у кота.

— Кма-кма? Не апчхи? Не ачху?

— Звук чихания кошки отличается от человеческого!

— Ладно. — Он берет следующий кусочек булочки, но даже с набитым ртом ему не удается спрятать свою ухмылку. — Тебе виднее.

— Клянусь, так оно и звучит, — бормочу я, вопросительно глядя на кота. Тот не только не собирается чихать, но вместо этого пытается отыскать еще какие-нибудь крошки.

Едим мы быстро. Каждый по три булочки. К концу трапезы мой живот почти полный. Поглаживаю его одной рукой, слизывая сок с пальцев другой. Кма подходит к пустому пакету. Залезает внутрь: голова, плечи, тело. Торчит только извивающийся хвост.

Прямо перед нами становится светлее. Звезд больше нет — осталась просто темнота. Во время еды мы так долго сидели в тишине, что я даже забыла о присутствии Дея, забыла, что он сидит рядом. Что я не одна.

— Как ты здесь оказался? — Я подпрыгиваю, когда мой сосед заговаривает со мной. — Ты отличный вор. Не говоря уже о твоей сообразительности. Ты бы отлично прижился в Сенг Нгои. Почему остаешься на территории Лонгвея?

Я никогда никому не рассказывала о сестре. Даже Кма. Слишком больно говорить о ней.

— Я пока еще не готов уйти отсюда. — На самом деле мне больше нечего ему сказать. Я не знаю ответов. Не знаю, где моя сестра. Не знаю, что буду делать, когда найду ее. Куда мы отправимся. Что будем есть. Как будем жить.

— А что насчет тебя? — спрашиваю я, засовывая свои переживания куда подальше. — Почему ты здесь?

Дей смотрит на Дальний город. Наступает рассвет. Он сияет между небоскребами мягкими, чистыми цветами: пурпур лепестков лотоса, бледно-розовый цвет язычка Кма и синий. Очень много синего.

— Мне больше некуда идти, — говорит он. У него в глазах плавает мечта, которую я увидела в первую нашу встречу. Она мерцает вместе с городскими огнями и солнечным светом. Тянется к небоскребам. За море.

— Ты выглядишь так, будто не нуждаешься в деньгах. — Смотрю на пакет, в котором зарылся Кма. Эти мягкие булочки недешевые. — Почему ты просто не уедешь?

— Все не так просто. — За его словами таится какая-то история. Интересно, связана ли она как-то с его шрамом. По какой причине он согласился рисковать своей жизнью, пока я бегаю. Но я не могу спрашивать его об этом, не рискуя напороться на встречные вопросы. Мне не нужен ни этот парень со шрамами, ни его секреты, зарывающиеся в мою память.

Я не настолько сильно ему доверяю.

Над нашими головами пролетает аэроплан, проглатывая слова Дея пульсирующим грохотом. Горячий воздух от его моторов опускается вниз. Опадает нам на волосы. Скрежещет по спинам.

Дей сидит очень, очень близко к краю. Очень близко. Когда в нас ударяет ветер, мои пальцы взлетают. Хватаются за край его толстовки. Движение, основанное на скорости и инстинкте. По тем же причинам я всегда хватаюсь сразу за нож.

Самолет исчезает. Моя рука все еще зарыта в мякоть его толстовки. Дей до сих пор сидит на грани, но сидит твердо. Он смотрит на мою руку. Его лицо меняется: бледное, бледнеет, еще бледнее.

— Прости. — Отпускаю. Скрещиваю руки на груди. — Я... я подумал, что ты упадешь. Пытался не допустить этого.

Дей продолжает на меня смотреть. Точно так же, как смотрел, когда стоял напротив борделя Лонгвея. Его глаза сосредоточены на мне, но он меня не видит. Он видит что-то другое... кого-то... другого.

Потом он моргает. И мгновение нарушено.

— Нужно нечто большее, чем самолет, чтобы столкнуть меня вниз, — говорит парень. — Ты всех всегда пытаешься защитить?

Смотрю на свои руки — они такие белые после двух бессолнечных лет. Их покрывают шрамы. Блестящие линии и круги. Они написаны по всему моему телу кулаками отца. Эти рассказы он хотел написать и на Мей Юи. На моей матери. Я никогда ему не позволяла.

Вспоминаю о том, как нашла Кма — маленького трясущегося котенка, которым играла в футбол группа бродяг. Я была в меньшинстве. Четверо против одного. Но это было неважно.

Никогда не могла просто сидеть сложа руки и смотреть, когда что-то происходит. Без борьбы.