На осколках цивилизации (СИ)

Джон заставил усесться Чеса на кровать, пробормотал что-то про то, чтобы он переоделся, а сам вышел в коридор, а потом, подумав, на кухню. Сама квартира была небольшой, в чём-то тесной, а тёмные тона ещё уменьшали её, но ему было удобно здесь как никогда. Даже удобнее, чем у себя, хотя его квартира была если не в два, то в три раза больше этой и роскошнее. Но дело было не в пространстве и не в обстановке, в чём-то другом. В чём-то под далёким названием «Атмосфера», хотя Константин не верил в такое. Но, чем больше он не верил, тем сильнее начинал ощущать какую-то особенную энергетику этого места; за пару минут Джон смог понять, как жил Чес все эти три с половиной года. А жил он как-то неуютно, будто боясь себя и окружающего мира, и, казалось, он готовился куда-нибудь уехать, при этом без жалости готов был бросить и этот дом, и все свои вещи. Об этом говорил истинный минимализм и дешевизна предметов, наполняющих дом Креймера; взять бы ту же самую кухню: практически у многих есть свч-печи, но здесь её как ни бывало. И холодильник маленький, и сама кухня маленькая, и никаких украшений, присущих для такого места.

Константин чувствовал, что бредил похуже Чеса, но, смотря на всё это, не мог не ощущать в своей душе какое-то ужасное и всё вскрывающее чувство; то было схоже с пробуждением после долгого, очень долгого и показавшегося почти что вечностью сна. Он открыл это в себе в ту самую секунду, как Чес заставил его взглянуть на него; Джон, сидя в кухне на табуретке, пытался искоренить из себя нечто похожее на предательство; о да, в его случае теперь всё нынче не имело чётких границ, а было лишь отдалённо «похоже». Его глодало неприятное осознание того, что во время той самой поездки в такси он не ощутил ничего подобного… может быть, лишь также отдалённого, но всё-таки похожего на присутствие знакомого рядом. Ведь бывают же такие моменты, когда по прошествии многих лет ты чувствуешь друга буквально на расстоянии? Здесь же не было ничего подобного… если честно, Джон разочаровался. И не понял, в ком: в себе или в Чесе.

Через минуту встряхнул своей головой, поняв единственное: виной здесь был явно не Чес. Всё плохое — лишь в нём самом.

— Джон… — раздалось слабое из коридора; на пороге в следующую секунду показался переодевшийся в обыденную одежду Чес — теперь, когда на нём не было привычной мешковатой куртки, можно было разглядеть, как он похудел за всё то время, что они не виделись. Раньше он точно не был таким — мог утверждать Джон с пеной у рта.

— Да? — он поднял голову и посмотрел на Чеса. — Почему ты не в кровати? Знаешь, я подумал и решил, что нужно вызвать врача. Я тебе уж точно ничем помочь не смогу… — Между тем Креймер подходил к нему и, когда меж ними осталось шага два, не больше, слабо улыбнулся, будто не расслышав вопросы.

— Скажи, я ведь изменился? И изменился ужасно… в ужасную сторону… Да? — глаза его в сумраке зашторенных занавесок, казалось, блестели; он был очень бледен и в любую секунду мог упасть в обморок. Константин только раскрыл рот, как Чес бессильно повалился вперёд; он опять едва успел поймать его, резко вскочив. Голова Креймера измученно лежала у него на плече; Джона отчего-то крупно передёрнуло — теперь холодок пробежал не только по спине, но и где-то в районе сердца, головы, души… Больной устало засопел, упираясь на него, как на свою единственную опору; что-то в этом тронуло Джона, который в следующее мгновение, впрочем, отказался от самого себя в ту самую секунду. Тогда он был слишком нелогичным. Определённо.

Константин скоро дотащил его до кровати и сгрузил горячее тело туда; Чес дышал громко, глубоко, часто, иногда во сне дрожащими губами что-то проговаривая. «Лихорадит сильно» — и это было неутешительным выводом для Джона. Он осторожно прикрыл Креймера покрывалом, а потом задумчиво сел на краешек постели, невесело поглядывая на него. Пока его мысли, спутанные донельзя, витали вокруг да около сегодняшнего сумасшедшего дня, будто заставившего его самого открыть глаза или проснуться, — называйте как хотите — Джон начинал заострять внимание на всяких ненужных мелочах. Например, он заметил, что в этом доме все окна зашторены, из-за этого везде стоял приятный, но угнетающий в то же время сумрак; впрочем, за окнами не было ничего интересного — лишь «грязь» сгущалась на небе и промозглая влажность продиралась в квартиры. Но почему-то даже сейчас не хотелось включать свет или обогреватели; казалось, ненужно. Константин хотел посидеть так немного, словно бы что-то понять. И на это ушла лишь минута; жалкая минута, но столь богатая выводами.

Джон понял, почему во всё своё прошедшее время мёрз и тщетно, хоть и бессознательно искал свой дом — потому что он был здесь, в этой квартирке и с Креймером. Пускай это место было далеко до роскоши, но зато оно казалось родным. Он усмехнулся сделанному открытию, утёр свой горячий лоб — мысли его и вправду закипали из-за наплыва нового — и встал с кровати, громко скрипнувшей ему в ответ. Правда, решимость его поугасла, когда Чес проснулся от возникнувшего звука и вопросительно-стеклянными глазами посмотрел на него. Джону стало неприятно от этого взгляда, и он подошёл к изголовью кровати, решив поправить подушку и покрывало, на деле же — просто убедиться, что тот реагирует на него и ещё не в беспамятстве. И действительно, Креймер перевёл на него свои тёмные глаза и слабо дёрнул иссохшими губами в попытке что-то сказать. Но до него долетел лишь тусклый хрип.

— Знаешь, я всё-таки вызову скорую помощь. Не могу больше смотреть на тебя такого.

— Джон, мне ничего не поможет: ни скорая помощь, ни лекарства, ни врачи. Мне в силах помочь только ты… я тебя искал, Джон, ведь понял, что ты моё спасение. Ты ещё не понимаешь, но в тебе — огромная сила, пускай это и преувеличенно-пафосно сказано, но… — Чес выгнулся; его грудь начала быстро вздыматься — столько слов оказалось максимумом для него. Константин покачал головой, одновременно снимая трубку с домашнего телефона, лежащего тут же на тумбочке. Креймер глазом проследил за ним, услыхал шум нажимающихся клавиш и протянул руку, останавливая его.

— Джон, я же сказал, что ненужно… ты мне не веришь… — горько усмехнулся; Джон перестал нажимать кнопки, а потом, подумав, кинул телефон на тумбочку и взял ладонь Чеса в свою. Будто какое сигнальное слово заставило его отменить своё решение; было несложно догадаться, какое именно. Чес улыбнулся теперь спокойно, благодарно, но измождённо взглянув на друга; Константин не переставал себя ругать за то, что повёлся.

— Чёрт бы тебя побрал, Креймер — ведь не хотел идти у тебя на поводу. И пошёл в итоге…

— Потому что веришь… впрочем, я буду тебе премного благодарен, если принесёшь со стола мои лекарства. Да-да, у врачей я бываю чаще нужного, хотя ты наверняка сомневаешься. Только вот все эти баночки… — он махнул рукой в сторону стола, около которого уже хозяйничал Джон, собирая нужные препараты в руки, — Не помогают. Точнее, лишь подавляют мою болезнь…

— Откуда это у тебя? И… вообще, что это? — поинтересовался он, искоса на него поглядывая и выкладывая коробки на тумбочку перед кроватью.

— Врачи говорят, что это осложнение после операции… — Чес манерно поднял брови и хитро усмехнулся — так он делал, когда не верил тому, что говорил. — Но лично мое мнение другое…

— Операция? Ах да, тогда… — Константин пододвинул стул и уселся рядом с постелью больного; между тем Чес привстал на локтях и стал неспешно принимать лекарства, с каким-то особенным вниманием выдавливая таблетки. — Как это… случилось? — он услышал голос — будто не свой, хриплый и отчего-то виноватый; взгляд не мог подняться на Креймера; тяжёлое чувство повисло камнем на душе.

— Я сам многого не знаю, Джон, — серьёзно начал Чес, пытаясь поймать его взгляд. — Я думал, ты знаешь. А оказывается, скрыли… В общем, я перенёс множество операций — травмы у меня были тяжелейшие. Нет смысла их перечислять, просто скажу, что ещё бы час — и мы сейчас с тобой бы не разговаривали. И реабилитировался я долго — целых полтора года. Когда ещё был без сознания, хотел думать, что ты знаешь… Честно признаться, — он немного смущённо улыбнулся и проглотил таблетки, запив стаканом воды, постоянно стоящим тут же, — честно признаться, я, во всех свои бредовых снах, вспоминал только тебя. И только о тебе почему-то была моя первая мысль. Но каково же стало моё разочарование, когда мне сказали, что не нашли подобного человека в городе и, видимо, не искали. Я сразу понял, что вокруг какая-то подстава, хотя весьма вероятно, что тогда мог бредить и страдать исключительной паранойей. А потом я сбежал… — Чес устало опустил голову и заговорил тише, кротко улыбнувшись — этот рассказ давался ему нелегко. — Мне прописали строгий режим дня и обязательное посещение врачей, но я на всё это жестоко забил. И поплатился здоровьем: моё состояние ухудшилось и с тех пор шло скачками — то лучше, то хуже. Сейчас ещё считается нормально, Джон… бывало и вправду хуже… — поднял свой немного виноватый взгляд и снова дёрнул губы в улыбке. — И никакие врачи с тех пор не сумели помочь мне… к тому же, произошло одно странное событие… о котором чуть позже, Джон… — дыхание стало неровным, он прилёг; Константин обеспокоенно на него посмотрел. — Нет, не стоит так волноваться — сам знаешь… И ещё кое-что: я предчувствовал, что именно здесь, именно в этом городе есть ты… есть моё спасение… — уже в почти что новой стадии бреда говорил Креймер, тяжко задыхаясь. У Джона вновь возникла соблазнительная мысль позвонить в скорую.