Кровь и Звёзды (ЛП)

— Но… но вы заклеймили Глори, — указала я. — Выжгли её кьютимарку и… и…

— Мы сделали то, что должны. Ты бы предпочла войну? — спросила она прямо. Аргумент принят.

— Дамы, — поднёс своё крыло к губам Лайтхувз.

Экран терминала мгновение мерцал, а затем преобразовался в образ жеребца средних лет, только приближавшегося к пожилому статусу. Его шёрстка была богатого сливового цвета, а фиолетовая грива обладала налётом седины. Я заметила с оттенком беспокойства, что у него также имелась повязка, закрывающая левый глаз, а левую сторону его лица покрывали старые шрамы, не совсем исчезнувшие. Его серые глаза расширились от шока, и он привстал на свои копыта.

— Монин?

— Здравствуй, Отец. — Я удивилась официальному тону, что она использовала. — Я рада видеть, что у тебя всё хорошо.

Он стукнул копытом на стол.

— Писающая радуга, Монин, не мели чепуху! Где, чёрт возьми, ты была? Сначала признание того, что ты стала Дашитом, затем отчёт Даск, что ты была убита без подтверждения, и теперь отчет, что ты… — но затем он замолчал, когда она двинулась. Пегаска покраснела и повернулась, чтобы закрыть вид её культи. — Где ты? Я сам полечу прямо туда и заберу тебя!

— Нет, Отец. Я в порядке.

— Ты потеряла крыло, Монин! Это прямо противоположно порядку! — проревел он. — Ты идёшь домой, и это последнее слово!

— Нет, Отец. Не иду, — ответила она со своим угрюмым видом. — Тут такие вещи творятся прямо сейчас…

— Мне чрезвычайно плевать, какие вещи творятся! — сказал он с очередным властным ударом своего копыта. — Ты возвращаешься домой, в безопасность, прямо сейчас. Затем мы посмотрим, как избавиться от этих шрамов.

— Ты не можешь говорить мне, что делать, Отец! Я больше не кобылка! — кричала Глори на него, хмурясь совсем не по-глорински.

— Ты прямо как твоя мать, — мрачно пробормотал он. — Прекрати быть такой упрямой!

— Я занимаюсь важными вещами, Отец! — огрызнулась она. — Прекрати говорить мне, что делать! Я — Дашит, хорошо? Я может, и люблю Тандерхэд, и верю в Анклав, но мой дом сейчас здесь! Здесь кобыла, которую я люблю!

«Ох, это что, был за запах гари? Ах, это я покраснела».

Он закипел от ярости, но откинулся назад и слегка осел.

— Ты исчезаешь на месяц, и первое, что мы делаем, когда я вижу тебя, это кричим друг на друга. — Он покачал головой и глубоко вздохнул. — Я кричу на охрану и твою сестру уже несколько недель. С тех пор, как неожиданно возникло то фальшивое признание. Сейчас я получаю «свежие новости», и это ты…

— Мне очень жаль, Отец. Я знаю, ты хочешь, чтобы я оказалась в безопасности, но я больше не твой маленький лучик рассвета, — ответила она. Она взглянула на Лайтхувза, а затем обратно на экран. — Я здесь с оперативником Лайтхувзом. Он говорит, что дела между Нейварро и Тандерхэдом плохи. Действительно плохи. И ДК подливает масла в огонь.

Скажи ему, что Лайтхувз выжег твою кьютимарку, Глори. Я хотел закричать, но Норзстар посмотрела на меня и медленно покачала головой. Я прикусила язык.

— Ситуация была шаткой со времён твоей матери. В этом нет ничего нового. Нейварро будет называть нас мелочными именами, и дуться, пока урожай не испортится или талисманы не сломаются. Тогда они сменят свой тон. Это всё тот же самый старый танец, длящийся последние двести лет.

Она взглянула на малинового жеребца, прежде чем вернулась к экрану.

— Он говорит противоположное. То, что военные ищут боя… как, когда напал Финдфайер. И что Тандерхэд может стать следующей целью. Он говорит, что они могут попытаться убить тебя, отец.

Он хмыкнул.

— Мне приходят на ум, по крайней мере, двадцать пони, желающих моей смерти. Это результат жизни политика. — Глори начала что-то говорить, но он кашлянул и поднял крыло. — Я не буду больше слушать ерунду о заговорах. Нейварро нуждается в Тандерхэде. Они будут буйствовать и кусать на себе крылья, но, когда солнце сядет, они станут теми, кто попросит нас о помощи.

— Однако, что, если это не так? — спросила я, подойдя к Глори. Она посмотрела на меня, её перья взъерошились. Её отец посмотрел на меня, и я призадумалась, мог ли его оставшийся глаз испепелить меня через терминал. — Господин Скай Страйкер, я выросла в стойле. На нас напали, и позже я думала, что не осталось никакой угрозы… но, в конце концов, все пони, кого я знала и любила, оказались мертвы. Неужели Тандерхэд готов рисковать ради металлолома и черники?

Он посмотрел на меня так, что я поняла, что попала в неприятности. Точно такое же выражение воцарилось и на лице Глори. Большие неприятности. Лайтхувз выглядел, будто делал всё, что мог, чтобы не смеяться, и лишь улыбался.

— Монин Глори, кто это? — Его тон был беспечным, но я подозревала, что его убийственный взгляд просто перезаряжался.

— Это Блекджек, — ответила она достаточно приятно, но полутон говорил, что прямо сейчас я вляпалась в серьёзные неприятности. — Она мой дорогой друг, — сказала она, и я вдруг поняла, что «дорогой» может означать «идиот», судя по тому, как она произнесла это слово.

— Я вижу, — ответил он монотонно, и пробормотал: — Такими темпами у меня никогда не будет внуков… — Потом его глаз застыл на мне. — Мисс Блекджек, я охраняю и защищаю Тандерхэд всю свою жизнь. Тандерхэд нуждается в ДК. Мы просто понимаем, как сильно нам необходимы металл и материалы с поверхности. И мы становимся примером того, как много поверхность предлагает нам. В своё время военные Анклава и другие города придут к нашему типу мышления. Военные не станут рисковать повреждать башню Шедоуболтов. Она нужна им.

— Но… — начала я тихо.

— Я не хочу больше ничего слышать об этом, — сказал он окончательно. — Все эти разговоры о войне и пегасах, повернувшихся против пегасов, просто ослабляют нас. Мы все — Анклав. Мы все в этом едины.

Вдруг, я испытала огромную признательность к Лайтхувзу за одно только то, с чем он имел дело. Это снова походило на Мирамэйр. Как убедить пони, окончательно принявших решение, прежде чем их кьютимарки выжгут?

— Верно, — всё, что я смогла пробормотать.

— Очень хорошо. — Его взгляд пригвоздил меня на месте, когда он посмотрел на меня, — Итак. Мисс Блекджек. Вы глубоко волнуетесь за мою дочь? — Я сглотнула и кивнула. — Больше всего на свете? — Я закивала быстрее.

— Я отдала бы жизнь за неё, не задумываясь, — ответила я.

— И ты облажалась? — Я вздрогнула, глядя на Глори озабоченно нахмурившись. Он сделал глубокий вдох. — Понятно. Ну, если она простила тебя, то я полагаю, ты, должно быть, чем-то это заслужила. Я сделал то же самое для её матери… Но, если в следующий раз, когда я увижу свою дочь, у неё не будет другого крыла, я клянусь, ты будешь той, кто ответит за это. Это понятно?

— Да, сэр! — ответила я, сглатывая. Может запереть её на флагмане Селестия, и отправить на луну… что бы держать в безопасности, так?

— Очень хорошо, — произнёс он перед тем, как его взгляд вернулся к Глори. — Теперь, Монин Глори, ты нашла то, что искала?

Глори нервозно взглянула на меня, затем на экран, и после опустила глаза.

— Нет, Отец. Пока нет, — ответила она, прежде чем снова взглянула на него. — Но я всё ещё ищу.

Он лишь вздохнул и кивнул.

— Очень жаль.

— А близнецы?

— Они сильно скучают по тебе. Люсент попала в страшную драку в школе во время записи. Лэмбент более спокойно переносит это. Она полностью посвятила себя своим исследованиям. Я надеюсь, ты сможешь увидеть их снова в ближайшее время.

— Я тоже, Отец, — ответила она с улыбкой. — Может быть, когда-нибудь в будущем ты сможешь взять их с собой вниз, чтобы взглянуть на поверхность.

— Трудно отделаться от грязи, — ответил он, слегка округлив глаз. Наконец он вздохнул. — Было приятно поговорить с тобой снова, Монин.

— И с тобой, Отец.

— Солнца и радуг, Монин Глори.

— И ясного неба впереди, Отец.

Подождите? Разве не она расскажет ему о Лайтхувзе? Или о том, что он сделал с ней? Или о заразе, над которой он работал, или о чём-нибудь? Моя челюсть отвисла, когда она протянула копыто и выключила терминал, глядя на Лайтхувза.