Россия за облаком

этот парень, но с лошадьми он обращается профессионально. Да и все тут крутые профессионалы в сотне разных областей, по большей части связанных с умением курощать ближнего своего. До сих пор так похожая на нынешнюю, бурлящая перестройками пореформенная Россия была для них давней историей, но теперь сто лет назад умершие люди оказались ближними, и, значит, их нужно курощать. Спецы, ничего не скажешь…

Привычное, бессильное раздражение охватило Горислава Борисовича, и понадобилась многолетняя выдержка застойных времён, чтобы не наговорить симпатичному майору гадостей прямо в закамуфлированную бородой физиономию.

Горислав Борисович вздохнул и сказал единственное, на что осмелился:

— Всё-таки не пойму… какие вы ни будь крутые, но вас всего двадцать человек. Это же капля в океане! Что вы там сможете сделать?

— Тебе понимать и не обязательно. Ты, главное, довези, а там мы как-нибудь разберёмся.

— Довезти, не понимая, не получится. Это только лошадь идёт, куда постромки ведут, а я — живой человек.

— Туман, — перебил майор, не забывавший внимательно следить за окрестностями.

— Ну да, я же предупреждал.

Наушник у майора пискнул и чуть слышно произнёс:

— Сигнал локатора потерян.

— Нормально. Продолжайте следить за дорогой.

— Рация молчит.

— Отлично! Всё идёт штатно. Работаем!

— Вы не о том говорите, — напомнил Горислав Борисович. — С такими разговорами мы живо выедем назад, к рациям и локаторам.

— А ты чего молчишь?

— Мне говорить не о чем. Я старый человек и никуда попадать не хочу. Будь моя воля, сидел бы сейчас дома, пил чай с морошковым вареньем.

— Тем самым, с Орловых мшаников?

— С тем самым. А вы, если в самом деле хотите куда-нибудь доехать, говорите о своих планах. Правду, только правду, всю правду.

— Ладно! — с весёлой злостью сказал майор, — Начинаем разговор. Заодно и ты поймёшь, чего мы хотим и что сможем сделать. Ты, небось, полагаешь, мы туда революцию хотим экспортировать? Или наоборот, контрреволюцию?… Ошибаешься. Я, конечно, майор, но не Че Гевара. Кстати, по убеждениям я законченный республиканец, но, если понадобится, вполне примирюсь с таким архитектурным излишеством, как монархическая надстройка на государстве. Содержание её дороговато, но революционные войны — дороже.

— Абсолютная монархия не архитектурное излишество, а реальный инструмент власти, — напомнил Горислав Борисович. — Так что вы всё-таки едете делать революцию.

— Нет. Мы едем её предупреждать.

— В середину девятнадцатого века? Силами двадцати человек?

— Конечно. А ты думал, я полезу в семнадцатый год? У истории грандиозная инерция. Уже в шестнадцатом году революцию было не остановить. Даже если отстрелять всех лидеров большевизма а заодно и эсеров, это ничего не изменит. Дело не в большевиках, просто к этому времени выросло поколение, чьё детство пришлось на девятьсот пятый год. Даже в сказках для этих детишек не было царя-батюшки, а был Николай Кровавый. А потом они прошли страшную школу Первой мировой, научились