Россия за облаком

ерной, чтобы без микроскопа не разглядеть. Лишь такой человек может стать проводником, брести через эпохи, ведомый мечтой о кружке молока и морошковом болоте. Так и случилось с ним. А следом, словно нить за иголкой, проскользили в грядущее Савостины. Но даже они держались в двадцать первом веке лишь благодаря ещё одной мечте Горислава Борисовича — о непьющих соседях.

«Мечта бескрылая, приземлённая» — где-то Горислав Борисович о таком читал. Посмотреть свысока — объект, достойный насмешки и презрения, а она вот на какие дела способна! Вслед за иголкой — ниточка, за ниткой — бечёвочка, за бечёвкой — канат… И пошло мироздание трещать по всем швам! Таков был план майора. Если, как пишут популяризаторы, вселенная лишь подобие пузыря, раздутого в иных измерениях, то от подобных игр пузыри лопаются. Правильно сказал Никита: «Мне менять историю можно, а вам — нельзя». Майор со своим отрядом — как тот канат, что пытаются протащить сквозь игольное ушко. Но если игле удастся ускользнуть, пустым канатом материю не проколешь, никаких сил не хватит.

Случилось так, что за двадцать лет жизни вне времени появился человек, сродный двум эпохам. И теперь выбирать ему. Не шататься туда-сюда, а раз и навсегда выбрать точку отсчёта, с которой начнёт твориться настоящая история. Никита свой выбор сделал, и не в майорских силах ему помечать. Если, конечно, из проклятого коридора найдётся не сортирный выход.

…семь шагов — поворот…

— Пожалуй, ты прав, — сказал Горислав Борисович. — С молока всё и должно начинаться, эту истину любой младенец подтвердит.

— Точно… Я бы сейчас и сам молочка выпил. Придём домой — целую крынку опростаю. У мамы для нас наверняка оставлено.

— На ужин огурец был, — напомнил Горислав Борисович. — Пронесёт, что корову со свежей травы.

— Меня не пронесёт. У меня желудок лужёный, я ем всё, что не приколочено. А что приколочено, сперва отрываю, а потом ем с гвоздями вместе.

— Это поначалу. Я в молодости тоже хорошим проглотом был, — Горислав Борисович не договорил, осознав вдруг, что они слишком долго идут по прямой, коридор давно должен кончиться, но двери на пути не повстречалось.

Горислав Борисович осторожно приоткрыл глаза. Густой туман заливал всё окрест, не дозволяя видеть. Но и без того ясно, что никакой преграды нет на сотню лет в любую сторону. Вновь их выручило воспоминание о крынке парного молока, которую приберегает заботливая Феоктиста.

— Вот и выбрались, — довольно сказал Никита. — Теперь нас не остановишь, сами себе хозяева.

Он помолчал и добавил негромко:

— Одного только боюсь, а вдруг майору так же сильно захочется ломать историю, как тебе хотелось молочка?

— Хотеть — не вредно. Но ему это не поможет, — сказал Горислав Борисович и улыбнулся, как человек, знающий тайну. 


Примечания

1
Империя — это дороги (лат.).