Холм демонов

Выходя из здания ЦК, он увидел "газики" ОМОНа, мчащиеся в сторону МВД, и удовлетворенно пробормотал:

- Ну фсе, дело сделано, можно и фосфояси...

***

Антип и Мисаил сидели за столом в небольшой уютной комнате Ефросинии Гавриловны и пили чай. Радушная хозяйка потчевала скоморохов блинами с черничным вареньем, которые те уплетали за обе щеки. От более крепкого угощения они решительно отказались.

- Нынче ночью мы должны быть свежими и тверезыми, - с некоторым сожалением сказал Антип.

- Нам предстоит выполнить важное задание, - начал было Мисаил, но Антип незаметно наступил ему на ногу.

- А я уже давно догадалась, что вы здесь не просто так, - проницательно прищурилась Ефросиния, - и что Савватей Пахомыч по роду занятий вовсе не наш брат скоморох. Не буду расспрашивать вас, кто он на самом деле...

- А мы и сами этого не знаем, - искренне пожал плечами Антип. Известно только, что нас с ним отправил тот человек, благодаря которому мы в тот раз вырвались из лап князя Григория. И, по моим наблюдениям, Савватей Пахомыч не совершает ничего предосудительного. Скорее даже наоборот.

- А мне, более того, кажется, что мы ему помогаем в таких делах, за которые потом не придется краснеть, - тряхнув копной волос, промолвил Мисаил. - И такое ощущение у меня второй раз в жизни. В первый раз я такое чувствовал там, в Белой Пуще.

- Да, и для меня тоже это был высший взлет, - вздохнула Ефросиния. - А что после? Мангазея, постоялый двор, пустые хлопоты, пьяные постояльцы и всякая дрянь... - Хозяйка достала из шкапчика графинчик и набулькала себе в чарку смородиновой настойки. - Ну, счастливого вам пути. Свидимся ли еще когда? - И Ефросиния Гавриловна лихо опрокинула чарку себе в рот. - Ну чего тебе? - Последние слова относились к человеку с коротко остриженной головой, заглянувшему в комнату. Это был один из тех "лихих молодцев", с которыми утром встречался Дубов.

- Гавриловна, передай своему постояльцу, что дело сделано, - и "новый мангазейский", нещадно скрипя сапожищами, вышел вон.

- И вот с такими рожами приходится дело иметь, - печально развела руками Ефросиния. - То ли дело на царевой скоморошьей службе... Бывало, сам князь Святославский проходил с нами эллинские трагедии перед показом у Государя...

- Сами виноваты, - покачал головой Антип. - Если бы тогда, в Белой Пуще, вели себя поскромнее, то и посейчас состояли бы на царевой службе.

- А я ни о чем не жалею, - Ефросиния налила вторую чарку. - В конце концов, все, что ни происходит - все к лучшему.

- Кабы так... - протянул Мисаил. - Однако уже темнеет, пора будить нашего Савватея Пахомыча.

Скоморохи встали из-за стола.

- Ну все, нам действительно пора, - с деланной бодростью произнес Антип. И неожиданно дрогнувшим голосом добавил: - Встретимся ли еще - бог весть...

- Да благословит вас Господь! - совершенно серьезно, безо всякой театральщины, прошептала Ефросиния и, тяжело встав из-за стола, истово, по-матерински перекрестила Антипа и Мисаила.

***

Татьяна Дормидонтовна неспеша прошлась по длинной анфиладе просторных горниц.

- Ох, давно же не бывала я в этом загородном тереме, - вздохнула царевна.

- Кажется, с самого детства... Как сейчас помню - батюшка на лужайке учил меня играть в лапту, а покойница матушка... Боже мой, да вот оно - то кресло-качалка, в котором она так любила отдыхать. А я, бывало, примощусь рядом на низенькой скамеечке... - И царевна, будто пытаясь уйти от нахлынувших воспоминаний, взбежала по скрипучей деревянной лесенке на второй этаж.

"Все-таки напрасно я отослала охранников, - озабоченно подумала Танюшка, вступая в полутемный коридор. - Оставаться совсем одной в этом огромном тереме на отшибе большой дороги не очень-то уютно..."

И вдруг, будто в ответ на ее опасения, заскрипел деревянный пол, и в конце коридора появилась какая-то темная фигура.

- Призрак! - взвизгнула Танюшка, но, вспомнив о своем благородном происхождении, тут же взяла себя в руки: - Сгинь, нечистая сила, изыди из царского терема! - При этом она отважно сотворила крестное знамение. Однако призрак не сгинул, а преспокойно продолжал двигаться в сторону царевны. И тут она явственно различила в руках призрака внушительных размеров предмет в форме креста. Сомнений не было - навстречу царевне плыл призрак покойного боярина Андрея.

"Все ясно - не похоронили, как подобает по православному обряду, вот он и бродит", смекнула Танюшка.

- О царевна, ты ли это? - вдруг вопросил призрак зловещим шепотом.

- Д-да... Я, - дрожащим голосом отвечала Татьяна Дормидонтовна, невольно отступая назад по коридору.

- Что ты делаешь тут, в этом затхлом пустынном тереме? - продолжал расспросы призрак.

- А какое тебе дело? - вскинулась было царевна, однако, сообразив, что с выходцем из небытия лучше не заедаться, честно ответила: - Меня сюда отослал батюшка, подальше от возлюбленного.

- Вот как! - будто бы даже обрадовался призрак боярина Андрея. - Так ведь твой-то возлюбленный меня здесь вчера и поселил. На время, конечно.

- Неправда! - топнула ножкой Танюшка. - Не такой человек Рыжий, чтобы связываться со всякой потусторонней нечистью.

- Кто это нечисть?! - вскричал было призрак, но крепко закашлялся давало знать недавнее покушение на удушение.

- Ты! - заявила Танюшка. - Ведь ты же призрак, а не я.

- Я - призрак? - изумился боярин. - Ну, царевнушка, ты уж и скажешь!

- Так, значит, ты не призрак? - только теперь начало доходить до Татьяны Дормидонтовны.

- Где ж ты видела, чтобы призрак ходил с крестом? - сказал боярин Андрей.

- Обычно они бегут от креста, будто купцы от сборщика податей.

- Да, пожалуй, - вынуждена была согласиться Танюшка. Что правда, то правда - призраков, вооруженных крестом, да еще столь внушительных размеров, ей встречать еще не доводилось. Впрочем, равно как и призраков совсем без креста.

***

Около полуночи Василий стучался в обшарпанную дверь по тому адресу, который ему оставил дядя Митяй для связи. Дом представлял собой настоящую развалюшку в окружении таких же жалких лачуг.

Дверь открыл сам дядя Митяй.

- О, это вы, Савватей Пахомыч! Ну, с чем пожавовали? - С этими словами он провел своего гостя через темную прихожую в более чем скромно обставленную комнату, где на столе одиноко чадила свечка.