Царь мышей

Елизавета Абаринова-Кожухова

Царь мышей

Пролог

Стены тонули во мраке. Одиноко трепетало пламя свечи, выхватывая из темноты лица сидящих за обширным столом, покрытым темно-багровой бархатной скатертью. Все взгляды были прикованы к сухощавому, гладко выбритому господину в некоем подобии фрака с безукоризненным белым жабо, который тщательно (если не сказать — театрально) протирал монокль.

— Итак, дамы и господа, их бин начинать, — промолвил он слегка скрипучим голосом с заметным тевтонским выговором. — Кто из вас желает первый узнайть своя дальнейшая судьба? Может быть, Ваша Светлость херр господин князь? — почтительно оборотился прорицатель к невзрачного вида мужичонке, по внешнему виду коего никак нельзя было бы сказать, что он — обладатель княжеского звания; даже за столом он казался ниже не только почтенного тевтонца, но и сидящей рядом с ним дамы. Плешь, еле прикрытая неопределенного цвета волосами, близко посаженные глазки и растрепанная бороденка также не очень гармонировали с обращением «Ваша Светлость». И тем не менее все присутствующие старались не встречаться с его взглядом, который источал холод, без преувеличения сказать — могильный.

— Нет-нет, господин чародей, — заговорила Их Светлость торопливым бесцветным голоском, — не будем спешить, а лучше всего было бы для начала, так сказать, испытать ваши пророческие способности на нашей уважаемой гостье. — Князь дотронулся до рукава своей соседки. — Ежели она, конечно, не возражает…

— Не возражаю, — брезгливо отдернув руку, проговорила соседка — белокурая дама в черном платье, сливавшемся с мраком, царившим в помещении.

— Зер гут, — осклабился чародей в плотоядной ухмылочке и, приладив к правому глазу болтавшийся на цепочке монокль, пристально глянул на даму. — В таком случае, либе фройляйн, будьте так любезен, закройте глазки.

Чародей поднес к лицу огромный медальон, висевший на другой цепочке, и что-то прошептал. И неожиданно из кроваво-красного рубина, который украшал медальон, изошел яркий луч, осветивший угол залы.

— Можете смотрейть, — разрешил чародей. И лишь только дама открыла глаза, как прямо на полу неведомо откуда появилась куча золотых монет вперемежку с огромными изумрудами, сапфирами и брильянтами, освещавшими кучу как бы изнутри.

Дама вскочила и, едва не опрокинув стол вместе со всеми сидевшими за ним, бросилась в угол. Но едва она погрузила руки в вожделенные сокровища, как они превратились в гору навоза. Чародей небрежно щелкнул пальцами, и все исчезло, если не считать того, что успела захватить дама.

— Вы удофлетворены, фройляйн Аннет Сергефна? — как ни в чем не бывало спросил прорицатель.

— Да что вы себе позволяете! — истерично выкрикнула «фройляйн Аннет Сергефна», вытирая руки о платье. — Я вам покажу надо мной издеваться!.. Вы меня еще не знаете!.. — Чуть успокоившись, дама с видом оскорбленной добродетели уселась за стол, но долго еще продолжала что-то ворчать себе под нос.

— Ну и что все это значит? — нахмурился князь.

— Дас ист быть предсказание для наша либе фройляйн, — с важным видом пояснил чародей. — Вы будете близки к обогащение, но каждый раз богатство уйдет мимо вам… То есть помимо вас!

Тут в беседу вступил четвертый участник сего тайного сборища, господин самого приятного вида, но вместе с тем внешности самой заурядной. До этого он с видимой безучастностью наблюдал за происходящим.

— По-моему, дорогой коллега, это всего лишь сеанс голографического кино, — заговорил он низким обволакивающим голосом. — С точки зрения науки, которую я имею честь представлять, предсказание судьбы на будущее является настолько самоочевидным нонсенсом, что об этом нет смысла даже дискутировать.

Однако чародей воспринял критическое суждение «дорогого коллеги» совершенно спокойно:

— О, я, я, херр Каширский, вы есть совершенно праф! С точки зрения наука дас ист нонсенс. Или дер фуфло, как выражается наша дорогая фройляйн. — Прорицатель кивнул в сторону дамы, но та не удостоила его даже взглядом. — Поэтому позвольте мне также предсказать будущее для вас.

— Ни в коем случае, — тут же отказался «херр Каширский». — Уже самим участием в подобном, простите, шабаше, я компрометирую себя в глазах научной общественности…

— А если вас попрошу я? — неожиданно подал голос князь.

— Ну ладно, так и быть, — согласился Каширский с видом благородной девицы, вынужденной принять непристойное предложение. — Но учтите, я все равно ничему не поверю!

— Прошу внимание, их бин приступать, — возвестил чародей. — Херр ученый, битте, снимите со свечки этот, как его…

— Наплывший воск? — сообразил господин Каширский. — Да сколько угодно. — Он исполнил просьбу чародея, хотя весь вид его при этом говорил: делайте, что хотите, а я не верю, и все тут.

— Очень зер гут, — удовлетворенно проговорил чародей. — А теперь стряхнить ефо на стол.

Ученый сделал небрежное движение, и воск разлетелся по столу.

— И что вы видеть? — спросил прорицатель.

— Ничего, — высокомерно усмехнулся ученый. — Куски воска, и все.

— А сейчас? — Чародей щелкнул пальцами, и восковые капельки словно бы сами собой выстроились в некую фигуру, напоминающую решетку. — И это значит, мой научный друг, что ваше будущее ф каталашка, — расплылся прорицатель в ядовитой ухмылке.

Однако «научный друг» такой перспективе ничуть не удивился:

— Ну что ж, Эдуард Фридрихович, моя деятельность на ниве науки не всегда укладывается в прокрустово ложе устаревших социальных установок, по которым до сих пор живет общество. И вполне естественно, что некоторые мои опыты выходят за тесные рамки действующего законодательства. Так что вам, дорогой коллега, не так уж трудно было продолжить логическую кривую функцию моей дальнейшей биографии, в коей, увы, сохраняется определенный процент вероятности, что ваше так называемое пророчество относительно каталажки окажется отчасти верным. Я не знаю, как вам удалось выстроить восковые капли в данной форме, но, полагаю, это связано с кристаллической структурой того вещества, которое вы добавили в воск…

— Ну, пошел умничать, — скривила губки дама.

— Кстати говоря, достопочтеннейшая госпожа Глухарева, и в вашем случае господин Херклафф предсказал будущее, исходя единственно из наклонностей вашего, так сказать, темперамента, — размеренно продолжал Каширский. — Вы постоянно стремитесь за некими призрачными благами, но всякий раз на решающем этапе как бы рассеиваете внимание, пытаясь объять необъятное, и в итоге оказываетесь, образно выражаясь, у разбитого корыта. И если вы не подкорректируете стиль своей деятельности, то и в дальнейшем вместо золота будете получать кучу, извините за выражение, продуктов жизнедеятельности организма. Не так ли, Анна Сергеевна?

Однако госпожа Глухарева даже не стала отвечать, лишь презрительно фыркнула.

— Битте, херр Ваша Светлость, — почтительно поклонился господин Херклафф в сторону князя. — Теперь есть ваш этот… как его, черед.

— Ну, право, не знаю, Эдуард Фридрихович, — засомневался было князь. — Раз уж ваши пророчества столь нелицеприятны, то имеет ли смысл…

— Что, испугались? — процедила Глухарева, но князь одарил ее столь морозным взглядом, никак не соответствующим его «торопливой» внешности, что она замолкла и угрюмо уставилась в стол.

— А чего тут бояться? — «Человек науки» широко, по-доброму улыбнулся, явно пытаясь разрядить обстановку. — Все равно ясно, что эти предсказания, будучи проявлением высококлассного иллюзионизма, не имеют под собой никакой реальной подоплеки. Простите, почтеннейший господин Херклафф, что ставлю под сомнения ваши способности, но вся моя сущность ученого и материалиста не позволяет мне воспринимать ваши манипуляции как нечто имеющее под собою основания…

Почувствовав, что малость заплутался в сложносочиненных и сложноподчиненных предложениях, Каширский замолк. Однако господин Херклафф отнюдь не казался уязвленным его сомнениями: